Выйдя из роскошного помещения Потемкина, Серебряков остановился в нерешительности, куда ему направить свой путь: идти ли прямо в дом князя Полянского или прежде хотя немного привести себя в порядок.
Он имел странный вид. Волосы на голове у него отросли чуть ли не космами; к лицу его в течение долгого времени не прикасалась бритва, и он оброс густой, окладистой бородою. Как в волосах на голове, так и в бороде серебрились седые волосы.
Серебряков страшно похудел, осунулся и, несмотря на свои молодые годы, высматривал стариком.
Жизнь дала себя знать молодому офицеру и состарила его прежде времени.
Кроме того, Серебряков страшно обносился. Мундир его превратился чуть ли не в лохмотья, сапоги тоже.
Мог ли он явиться в таком виде в аристократический дом князя Полянского?
Он очутился в довольно неприглядном положении: без квартиры, без денег. У него были какие-то гроши, но этого хватило только на бритье и стрижку.
Близких знакомых у Серебрякова в Петербурге не было. Не к кому было идти, чтобы занять несколько рублей на то, чтобы хоть немного привести свой костюм в порядок.
Призадумался бедняга Серебряков: что делать, как быть, куда идти?
Судьба не баловала его и наложила на него свою тяжелую руку.
Побрел он в военную коллегию, надеясь, что там ему дадут на обмундировку…
Нельзя ему, гвардейскому офицеру, щеголять в рваном, засаленном мундире.
Но и тут неудача. День был табельный, и в канцелярии военной коллегии никого не находилось.
— Вот она — судьба-то лиходейка! Всюду за мной, так по следам моим и идет… Вот и на волю я, оправданный, да еще произведенный в следующий чин: капитан гвардии, в рваном мундиришке и без копейки в кармане, мало того — и без пристанища. Положим, пристанище-то я себе найду: в казармах с солдатами переночую, там покормят меня… Товарищи узнают, засмеют… Занять бы у кого-нибудь денег… Да как я Явлюсь в таком виде, кто мне поверит? Кто поверит, что я капитан гвардии? Ну, да и то сказать, до завтра как-нибудь проживу, за ночлег на постоялом дворе у меня есть чем заплатить. А завтра в военной коллегии мне дадут и диплом на звание, и денег. Тогда я смело явлюсь в дом князя Полянского и увижу княжну… А давно я не видал ее. Да и здесь ли она, может в Москву уехала… А есть страшно хочется, закусить в харчевне, денег на это хватит!
Так рассуждал Серебряков, идя по «Невской першпективе».
Хотя ни денег, ни пристанища не было у Серебрякова, однако на сердце было весело. Желанная свобода приносила ему это веселье!..
Стояла ранняя весна. Март был на исходе. Погода была теплая, ясная. Солнечные лучи давно согнали снег, и петербургские улицы были почти сухи. Только в садах да кое-где на улицах виднелись небольшие кучи почернелого снега.
День клонился к вечеру, и солнце скрылось за горизонтом.
Повеяло вечернею прохладой.
Как хорошо показалось Серебрякову на улицах Петербурга после душного каземата Шлиссельбургской крепости! Он вдыхал полной грудью весенний воздух и шел не спеша.
Да куда ему было спешить: казармы, со своим затхлым, пропитанным сыростью воздухом, не манили его. Он дошел до Адмиралтейства и сел отдохнуть на одну из скамеек, которые находились в только что разбитом сквере.
Серебряков не заметил, что за ним давно следит проходимец Михайло Волков.
Он подошел к скамье, на которой сидел Серебряков, и сел почти с ним рядом.
Волков не спеша вынул кисет, набил табаком маленькую трубку и посредством огнива закурил ее.
Покурив немного, он вынул трубку изо рта и, поднеся ее почти к самому лицу Серебрякова, сказал:
— Не желаете ли?
— Нет, не желаю! — отстраняя трубку и с удивлением посматривая на незнакомого ему человека, ответил Серебряков.
— Напрасно, табак — знатный, дорогой!..
— Я не курю…
— Не курите — другое дело, а я вот без этого зелья жить не могу, мне ни еды, ни питья не надо, а была бы трубка с добрым табаком…
— Привычка!..
— Да, привычка, обратившаяся в страсть… Доктора находят, что вредно курить, но я им не верю, я вообще не люблю ни в чем себе отказывать… Вы вот, небось, удивлены, что я ни с того ни с сего стал с вами разговаривать?..
— Я… нисколько…
— А хотите, вот я сейчас вас возьму да и удивлю, — проговорил Михайло Волков, не спуская своего проницательного взгляда с Серебрякова.
— Чем же вы меня удивите? — спросил его с улыбкой Серебряков.
Его стал интересовать Волков.
— А тем вот, вы не знаете, кто и что я, а я вот знаю, кто вы!..
— Вы меня знаете?
— Да, знаю.
— Может, но только вас я впервые вижу.
— И знаю, откуда вы вышли и где были…
— Ну, это едва ли вы знаете…
— Хотите скажу?
— Говорите!
— Вышли вы из Шлиссельбургской крепости и были у влиятельного человека Григория Александровича Потемкина!..
— Как!.. Как это вы могли знать? — с удивлением воскликнул Серебряков.
— Вот и удивились! — со смехом промолвил Волков. — А я могу удивить вас еще больше! — добавил он.
— Чем еще?
— А тем, я знаю, кого вы любите.
— Ну, уж это знать невозможно!
— Знаю: княжна-красотка сушит ваше сердце!..
— Послушайте, кто вы!?
Удивлению Серебрякова не было предела.
— Кто я? Такой же человек, как вы… только мой глаз далеко видит, мои уши далеко слышат…
— Вы… вы сыщик!..
— Фи!.. Что вы говорите, таким постыдным ремеслом я не занимаюсь!
— Так кто же?.. Кто вы?
— Прежде всего я дворянин, звать меня Михайлом, отца звали Николаем, а прозвище мое звериное — Волков, хотя на зверя я, как видите, нисколько не похожу!..
— Но как же вы знаете… Как же вы узнали?
— Говорю, уши у меня долгие, глаза острые!..
— Это не ответ, — с удивлением осматривая здоровую коренастую фигуру Волкова, промолвил Серебряков.
— Какого же вам еще ответа нужно?
— Нет, нет, вы должны сказать, должны ответить…
— Ничего я вам не скажу и ничего не отвечу… А вот что, господин Серебряков, лучше-ка пойдемте со мной в кабачок к немке, выпьем, закусим там…
— Вы знаете мою фамилию?
— Даже знаю имя и отечество… Звать вас Сергей Дмитриевич, ведь так?.. — Волков как бы наслаждался смущением и удивлением Серебрякова.
— Это просто непостижимо… Вы или сыщик, или…
— Или колдун… Так и ладно!.. Называйте меня колдуном, а для первого знакомства пойдемте-ка к немке: она нас и напоит, и накормит.
— Но у меня нет…
— Денег?.. Это не беда, пустяки, у меня зато есть!
— Ваши деньги так при вас и останутся.
— Это верно… А хотите малую толику я уделю вам…
— Взаймы?..
— Разумеется, с отдачей, только без процента…
— Одолжите, одолжите мне несколько рублей… Я заплачу вам… Я завтра получу!..
— Пойдемте к Дрезденше[9], там и поговорим…
— Нет, нет, туда я не пойду…
— Почему?..
— Там могу я встретить знакомых, товарищей офицеров, а я в таком виде…
— Да, вид-то у вас не презентабельный!.. Ну, Дрездешпу побоку, пойдемте в другой кабак! Мы выберем такой, куда господа офицеры не заглядывают. Там, пожалуй, будет и посытнее, и подешевле.
— Но как же я с вами пойду, я вас совсем не знаю…
— Зато я вас знаю… Идем!
На Невском проспекте в то время было немало различных кофеен, трактиров и кабаков, куда ходили петербуржцы закусывать, обедать, пить кофе, вино, играть в карты, кости.
В одном из таких кабачков за отдельным столиком поместились Михайло Волков и Сергей Серебряков. Волков потребовал вина и разных закусок.
Голодный Серебряков с жадностью принялся за еду и вкусные блюда и запивал хорошим крепким вином.
Питательная пища и вино подкрепили его ослабевший организм. На его бледных исхудалых щеках появился румянец, глаза оживились; он стал весел и разговорчив.
Различные шутки и прибаутки, которые рассказывал Волков, заставляли его смеяться до упаду.
Выпитое вино заставило его забыть и былое горе и теперешнее незавидное положение.
— Знаете ли, Волков, мне сама судьба послала вас, как доброго гения. Скажу вам откровенно, денег у меня было так мало, что едва бы хватило заплатить за тарелку простых щей. Я, право, никак не мечтал о таком роскошном ужине. В долгу у вас я не останусь. Я завтра все, все заплачу вам. Завтра у меня будут деньги, я вам отдам! — косеющим от выпитого вина языком проговорил Серебряков.
Он начинал пьянеть. Голова у него кружилась.
— Стоит ли говорить о таких пустяках. Свои люди — сочтемся. Давайте-ка выпьем еще по чарочке за здоровье вашей невесты, княжны Натальи Платоновны! — наливая Серебрякову полный бокал крепкого вина, проговорил Волков.
— За здоровье княжны? Да, да! Я так ее люблю, так люблю. А Потемкин у меня ее хочет отбить, но это ему не придется, ведь так, Волков? Что-то у меня так страшно кружится голова, я почти ничего не вижу. Волков, где же вы?
