за всех Зет, – проверим на месте – время ещё будет. Начнём высадку.
Корабль, чуть дрогнув, пошёл на снижение. Потом замедлил ход и стал врезаться в нижние слои атмосферы.
Багровые отсветы стали гуще, а разноцветные сполохи побледнели и наконец совсем исчезли.
Теперь на экранах внешнего обзора медленно разворачивалась огромная туша неведомой планеты – буровато-зелёная, подёрнутая дымкой облаков. Поначалу Юрию показалось, что это не облака, а снежные вершины высоких гор, и он хотел сообщить о своём открытии, но потом, присмотревшись, понял, что это именно облака. Местами они были гуще и потому казались снегом, местами расплывались в белёсую дымку. Дымка эта густела и сплывалась в сплошную белую пустыню на полюсах планеты.
Посредине планеты облаков почти не было – там расстилалась огромная круговая твердь – земля. Буро-зеленоватая, прорезанная голубыми жилками рек.
Между твердью и белыми равнинами полюсов голубело море. Вернее, не море, а два океана: один вверху, а другой внизу. Вот и всё. Всё хозяйство этой планеты – два полюса, два океана и один материк. И нигде ни одного островка, ни одного озера. Всё расчерчено и разделено чётко и точно – вода и твердь.
– Где будем садиться? – спросил Квач.
– Роботы показали, – ответил Зет, – что цивилизации на планете нет: ни радиоволн, ни инфракрасных отражений промышленных или хотя бы костровых огней не обнаружено. Поэтому предлагаю садиться неподалёку от прибрежной полосы нижнего, южного полушария.
– А не опасно приближаться к воде? Может быть, там болота? – спросил Миро.
– Мы будем садиться не у кромки воды, где возможны встречи с выходцами из океана, а чуть подальше…
– Куда подальше?
– Вглубь материка.
– А если там ничего нет? Может быть, там пустыня?
– Нет, этого не может быть. Раз есть кислород, вода, азот и всё такое прочее, какая-нибудь жизнь есть обязательно, – решительно ответил Зет и отвернулся к приборам.
Корабль всё явственней замедлял ход. Планета быстро приближалась. От неё уже шли воздушные потоки, и корабль, натыкаясь на них, как автомашина на выбоину, то вздрагивал всем своим огромным телом, то едва заметно проваливался, и тогда в животе образовывалась неприятная пустота.
Всё чаще и чаще корабль врезался сначала в волокнистые, рассеянные водяные пары, а потом и в более мощные облака. Следящие, наблюдающие и посадочные роботы, их контролёры, тысячи приборов и устройств, которые начиняли корабль, работали с полным напряжением. Они прощупывали новую планету, брали анализы, фотографировали, облучали радиоволнами и лучами лазеров. Космонавты молчали, они следили за этой огромной слаженной деятельностью машин и приборов и кое в чём помогали им.
К исходу второго часа полёта по пологой спирали роботы окончательно определили своё отношение к планете и сообщили:
«Всё в порядке. Посадка малой трудности. Рекомендуем обратить особое внимание на биологическую защиту. Состав околоземной атмосферы допускает дыхание без специального кислородного питания. Принимайте решение о месте высадки. Рекомендуем северное полушарие: в его центре оптимальные температуры двадцать три – двадцать пять градусов тепла».
– А ты хотел садиться в южном, – усмехнулся Квач, но Зет не растерялся:
– Чудак, ты забыл, что, если сесть поближе к морю, в южном полушарии, всё равно будут оптимальные температуры.
Пожалуй, это был правильный ответ – ведь жарко только на экваторе. А чем дальше от него к полюсам, тем температура воздуха всё ниже и ниже. Квач не стал спорить.
Корабль в это время приближался к чёрному конусу, который отбрасывала планета в пространстве. Из дня они приближались к ночи.
И первое, что увидели космонавты в надвигающихся сумерках, были необыкновенные зори – полыхающие в полнеба, кроваво-красные, переливающиеся, меняющие свои цвета от нежно-розовых до тёмно-багровых, почти фиолетовых. Всё вокруг было залито этим прекрасным и тревожным светом.
Даже видавшие виды голубые космонавты притихли и долго смотрели на быстро и неуловимо сменяющиеся краски необыкновенных красных зорь. Но слишком долго следить за этими зорями не пришлось – корабль вошёл в темноту ночи.
Тэн вздохнул:
– Никогда не видел ничего подобного… Вот красота! Отчего это?
– Проверим, – деловито бросил Квач. – Кстати, как называется эта планета?
Но роботы не ответили на вопрос. В их каталогах и списках планета имени не имела.
– Ну вот и хорошо! – почему-то обрадовался Миро. – Дадим ей название – планета Красных Зорь. Хорошо?
Кто же будет возражать против хорошего? Планета Красных Зорь – это и в самом деле очень красиво.
А когда впереди в туманной ночи опять блеснули красные отблески далёких утренних зорь, которые догоняли движущийся по спирали корабль, Зет обернулся и торжественно произнёс:
– Приготовиться к посадке.
Глава двадцать первая
На ничьей земле
Даже если человек едет в гости к бабушке, и то, высаживаясь на незнакомой станции, он чувствует себя немножко неуверенно. Иногда даже кажется, что замирает сердце и от волнения пересыхает во рту. Потому что кто бы и что бы ни говорил, а неизвестное всегда и радует, и волнует.
Но ведь то незнакомая станция, на которой живёт родной человек, а то неизвестная планета, затерянная в бесконечной россыпи звёзд великого и всё ещё непостижимого Млечного Пути. Голубые космонавты, конечно, волновались перед посадкой, но не выдавали себя, потому что хотели казаться настоящими космическими волками, для которых посадка на неизвестных планетах – дело привычное и нестрашное, важно только как следует провести эту самую посадку. А Юра Бойцов даже не пытался задаваться или показывать окружающим, что он настоящий мужчина, не собирающийся волноваться по такому поводу. Он просто забыл обо всём на свете и не отрываясь смотрел на экраны внешнего обзора.
А на экранах, как назло, ничего не было. Была только чернота. И пустота. Как на чердаке в самую тёмную ночь. И пока голубые космонавты следили за приборами, щёлкали тумблерами и нажимали на кнопки, Юрка смотрел на экран и по-прежнему ничего не видел. Правда, иногда где-то в стороне пробивались отсветы красных зорь, иногда мелькала какая-то заплутавшаяся в чужой темноте светлая звёздочка, но всё это было как-то несерьёзно, как-то слишком уж по-домашнему. А Юрка ждал необыкновенного.
Между тем ничего необыкновенного не происходило. Корабль медленно и незаметно всё проваливался и проваливался в кромешную темноту, и, вероятно, от этого нарастала тревога. Юрка готов был закричать от этой распирающей его тревоги, готов был броситься на стену или сотворить что-нибудь невероятное. Но он не делал этого, потому что всё время ждал необыкновенного. А его всё не было и не было.
Правда, в какую-то секунду, а может, мгновение корабль потряс толчок, космонавты быстро переглянулись и все, как по команде, стали смотреть на
