Клавейн кивнул.
— Только не о процедурах допросов. Часто у вас такое бывает?
Кроме них, в рубке находился еще один представитель Демархистов — тоже весьма высокопоставленная фигура, — которого Сандра представила как Жиля Пероте. У него была привычка постоянно стягивать перчатки с пальцев, один за одним, то на правой руке, то на левой.
— За последние десять лет — двое или трое, — изрек он. — У нас уже давно никого не было. Только не жди красного ковра, Клавейн. Последние то ли восемь, то ли одиннадцать перебежчиков оказались агентами «пауков». Мы их убили, только для начала вытянули из них кое-что полезное.
— Я здесь не за этим. Сейчас в шпионаже уже нет особого смысла, верно? В любом случае победа за Объединившимися.
— Так ты что, явился порадоваться? — спросила Вой.
— Нет. Я хочу кое-что вам рассказать. Уверен, это полностью изменит приоритеты.
На ее лице мелькнуло удивление.
— Похоже, здесь какой-то подвох.
— У Демархистов еще остались межзвездные корабли?
Пероте и Вой переглянулись с видом заговорщиков.
— Что ты задумал, Клавейн? — осведомился Жиль.
Невил Клавейн не ответил и еще несколько минут молчал. В иллюминаторах таяла Карусель Нью-Копенгагена — огромная серая арка, колесо без спиц. Она становилась все меньше, пока не исчезла на фоне других анклавов Ржавого Обода.
— По нашим разведданным, у вас их нет, — наконец произнес он. — Правда, наши разведчики могли ошибаться или получить неполную информацию. Хорошо, спрошу иначе. Могут ли у Демархистов в самое ближайшее время появиться собственные межзвездные корабли? Как вы думаете?
— Чего ради? — спросила Вой.
— Просто ответьте на вопрос.
Это был верх наглости. Клавейн заметил, как кровь бросилась ей в лицо, но женщина сдержалась.
— Вы знаете, что пути и способы есть всегда, — ее тон оставался спокойным и деловитым. — Все зависит от степени необходимости.
— Думаю, вам пора об этом задуматься. Корабли вам понадобятся, причем чем больше, тем лучше. Главное, чтобы вы с этим управились. А еще войска и оружие.
— Мы не в том положении, чтобы разбазаривать средства, Клавейн, — произнес Жиль и полностью снял одну перчатку. Его руки оказались белыми как молоко и очень тонкокостными.
— Почему? Потому что вы проигрываете войну? Вы проиграете ее в любом случае. Просто это произойдет чуть раньше, чем вы ожидаете.
— Почему, Клавейн? — Пероте снова натянул перчатку.
— Потому что Материнское Гнездо больше не считает победу в этой войне главным приоритетом. У нас появилось кое-что поважнее. Объединившиеся продолжают воевать, потому что хотят, чтобы ни вы, ни кто-либо другой не заподозрили правды.
— Какой правды? — спросила Сандра Вой.
— Всех подробностей я не знаю. Мне пришлось выбирать: или узнать больше, или сбежать, как только появилась возможность. Поверьте, это был нелегкий выбор. Тем более, когда нет времени семь раз отмерить.
— Тогда расскажи, что знаешь, — предложил Жиль. — А мы решим, чего стоит твоя информация. Понимаешь, мы все равно узнаем все, что есть что у тебя в голове — чуть раньше или чуть позже. У нас очень хорошие тралы. Может, не такие надежные и безопасные, как ваши… но со своей задачей справляются. Если расскажешь сейчас, ничего не потеряешь.
— Я расскажу все, что мне известно. Но от этого будет мало проку, пока вы не примете информацию как руководство к действию.
Он почувствовал, что шаттл чуть сменил курс. Они направлялись к единственной луне Йеллоустоуна — Глазу Марко. Орбита спутника почти повторяла границы пространства, которое находилось под юрисдикцией Феррисвильского Конвента.
— Продолжай, — сказал Пероте.
— Материнскому Гнезду стало известно, что нам угрожает опасность. Не только Объединившимся — всем людям. Это разумные машины, которые обитают в Глубоком космосе. Они уничтожают технологически развитые цивилизации. Вас не удивляло, почему в Галактике так пусто? Это результат их зачисток. Боюсь, что мы следующие в списке.
— На мой взгляд, неплохая теория, — прокомментировала Вой.
— Это не просто теория. Одна из наших экспедиций уже столкнулась с ними. Эти машины — такая же реальность, как мы с вами. И, клянусь… они приближаются.
— У нас пока проблем не возникало, — заметил Жиль.
— Мы сделали нечто такое, что привлекло их внимание. Наверное, никто так никогда и не узнает, что именно. Важно одно — угроза реальна, и Объединившиеся уже полностью осознали ее масштабы. Они не думают, что смогут противостоять ей.
Клавейн рассказывал им ту же историю, которую немного раньше поведал Ксавьеру и Антуанетте: об эвакуационном флоте Материнского Гнезда и необходимости вернуть похищенные орудия.
— Как я понимаю, — сказала Сандра Вой, — эти мифические орудия и есть то средство, которое поможет нам отбиться от инопланетных машин?
— Думаю, если бы они не представляли такой ценности, Объединившиеся не стремились бы вернуть их любой ценой.
— А мы тут причем?
— Я хочу, чтобы вы захватили орудия первыми. Именно для этого и необходимы межзвездные корабли. Конечно, вы могли бы оставить несколько единиц для эвакуационного флота Скейд, но остальное… — Клавейн пожал плечами. — Думаю, лучше было бы отдать их под контроль ортодоксального человечества.
— Вы прирожденный перебежчик, — восхищенно произнесла Сандра Вой.
— Но это не моя профессия.
В этот момент шаттл накренился. Ни предупреждений об опасности, ни сигналов тревоги. Правда, Клавейн достаточно летал по космосу, чтобы чувствовать разницу между запланированным и незапланированным маневром.
Что-то случилось. Он видел это по лицам Пероте и Сандры: от их самообладания не осталось и следа. Сандра еще сохраняла маску спокойствия, но во время разговора с командиром шаттла ее голос дрожал. Жиль Пероте подошел к иллюминатору и поискал, за что можно ухватиться — по крайней мере, одной рукой.
Судно снова качнуло. Яркая голубая вспышка осветила кабину. Пероте отвернулся и протер слезящиеся глаза.
— Что происходит? — спросил Клавейн.
— Нас кто-то атаковал, — в его голосе звучали удивление и испуг. — Только что подбили шаттл Феррисвильского эскорта.
— Наш не слишком хорошо защищен, — возразил Клавейн. — Если бы нас хотели подбить, мы бы с вами сейчас не разговаривали, верно?
Еще одна вспышка. Шаттл накренился и заложил вираж, корпус завибрировал: двигатели работали почти на пределе. Капитан выполнял уклонение.
— Второго убрали, — сказала Вой из другого угла кабины.
— Вы не против, если я встану? — спросил Клавейн.
— К нам кто-то приближается, — сообщил Пероте, снова припав к иллюминатору. — Похоже, чужой корабль, возможно, их двое. Опознавательных знаков нет… На вид гражданский… Если только не…
— Баньши? — предположил Клавейн.
Казалось, его никто не слышал.
— С этой стороны тоже кто-то есть, — сказала Вой. — Командир не понимает, что происходит… — она наконец-то заметила Клавейна. — Могли твои подобраться так близко к Йеллоустоуну?
— Они чертовски хотят меня вернуть, — вздохнул он. — Как говорится, на войне дозволено все. Правда, нарушение некоторых правил…
— Это могут быть «пауки», — сказала Вой. — Если он прав, то правила войны больше не действуют.
— Вы можете им ответить?
— Только не здесь. В зоне влияния Конвента наше оружие пасифицировано, — Пероте отклеился от иллюминатора и пересек кабину. — Еще один эскортер поврежден… правда, его только задело. Корпус пробит, потеря управления… Падает прямо к нам на корму. Сандра, сколько осталось до зоны военных действий?
Глаза Сандры снова стали стеклянными. Казалось, ее оглушило взрывом.
— Четыре минуты. Затем орудия автоматически активируются.
— Четыре минуты, которых у нас, разумеется, нет, — прокомментировал Клавейн. — У вас не найдется скафандров — на всякий случай?
Сандра Вой удивленно посмотрела на него.
— Конечно. Но зачем?
— Им нужен я. По-моему, это совершенно очевидно. Так чего ради умирать всем?
Клавейну показали шкаф со скафандрами Демархистского образца, покрытыми ребрами серебряного и красного металла. Нет, эти скафандры не уступали тем, что выпускали Конджойнеры. Однако все было устроено по-другому — ужасно непривычно. Клавейн даже не смог облачиться, пока Сандра Вой и Пероте не пришли на помощь. Наконец застежка шлема щелкнула, и на щитке засветились бесконечные ряды цифр, которые должны были отражать состояние систем. Тут же красовались какие-то графики и гистограммы, обозначенные аббревиатурами, которые Клавейн видел первый раз в жизни. Время от времени негромкий женский голос что-то вежливо нашептывал ему на ухо. Основная часть графиков светились зеленым, и Клавейн счел это хорошим признаком.
