С минуту Овод молчал.
— Значит, ты замужем за человеком, которого все еще любишь — но нет никакой гарантии, что вы снова встретитесь?
— Теперь ты понимаешь, почему мне это нелегко, — сказала она.
— Да, — тихо произнес Овод, и в его голосе появилось что-то похожее на почтение. — Но, может быть, есть еще время отпустить прошлое, Ана. Мы все через это проходим, рано или поздно.
Клавейн ожидал, что полет до Йеллоустоуна займет больше времени. Интересно, каким образом Зебра умудрилась ввести ему снотворное? Или холодный воздух погрузил его в бессознательное состояние? Нет. Обычного провала в памяти не было. Просто время шло незаметно. Три или четыре раза Манукьян и полосатая женщина тихо перебрасывались короткими фразами, и каждый раз после этого Клавейн чувствовал, что корабль меняет курс — вероятно, чтобы избежать очередной встречи с полицией Конвента. Но ни у кого не возникало даже легкого намека на панику.
Клавейну показалось, что подобные незапланированные встречи Зебра и Манукьян считают чему-то таким, чего следует избегать скорее из чувства приличия и аккуратности, нежели из более прагматических соображений. Кем бы ни были эти двое, они производили впечатление профессионалов.
Корабль описал вокруг Ржавого Обода петлю радиусом в несколько тысяч километров и по спирали начал спускаться к слоям облаков над поверхностью Йеллоустоуна. Планета росла, заполняя иллюминатор, в который смотрел Клавейн. Потом шаттл вошел в атмосферу и утонул в пелене неоново-розовых ионизированных газов. После часов, проведенных в невесомости, тело приветствовало возвращение гравитации. Клавейн напомнил себе, что не оказывался в условиях естественной гравитации уже много лет.
— Вы когда-нибудь бывали в Городе Бездны, мистер Клавейн? — спросила Зебра, когда черный корабль миновал облачные слои.
— Один или два раза, — ответил он. — Давно. Полагаю, туда мы и направляемся?
— Да, но я не могу сказать, куда именно. Скоро вы все узнаете сами. Манукьян, сможешь сделать так, чтобы мы повисели минуту или около того?
— Сию минуту, Зеб.
Зебра отстегнулась, встала с кресла и подошла к Клавейну. Эффектные полосы на ее коже оказались зонами пигментации — а не татуировкой и не раскраской. Женщина открыла шкафчик, достала оттуда кейс цвета электрик, похожий на аптечку, потом, откинув крышку, заглянула внутрь с таким видом, словно выбирала шоколадную конфету. Ее тонкие пальцы перебирали содержимое, почти ничего не касаясь, пока не извлекли шприц для подкожных инъекций.
— Я собираюсь ввести вам кое-что, мистер Клавейн. Пока вы будете без сознания, я проведу кое-какие необходимые нейрологические тесты — просто для того, чтобы подтвердить вашу принадлежность фракции Конджойнеров. Я не стану вас будить, пока мы не прибудем в место назначения.
— В этом нет необходимости.
— Нет, есть. Мой босс очень ценит свои секреты и сам решит, что вам позволено знать… — Зебра склонилась над ним. — Думаю, я смогу ввести это прямо в шею, так что можете не снимать скафандр.
Невил понял, что возражать бессмысленно. Он почувствовал холод, когда острие вошло под кожу. Надо признать, Зебра проделала это виртуозно. Затем по его телу прокатилась ледяная волна — лекарство попало в кровь.
— Чего от меня хочет ваш босс? — спросил Клавейн.
— Думаю, он и сам еще не знает, — отозвалась Зебра. — Пока просто любопытство. Нельзя его винить в этом, не так ли?
Клавейн уже отдал приказ своим имплантатам нейтрализовать все, что бы она ему ни ввела. Возможно, немного пострадает ясность мышления, пока медишны не профильтруют его кровь. Возможна даже краткая потеря сознания, но долго это не продлится. Медишны Объединившихся справятся с любы…
Он сидел, откинувшись на спинку, в изящном кресле, украшенном завитками из кованого чугуна. Кресло намертво крепилось к чему-то твердому и очень древнему. Он был уже на поверхности планеты, а не на корабле Зебры. Серо-голубой мрамор под креслом покрывали узоры из прожилок, завитков и пятен, похожие на газовые цветы среди звезд и туманностей.
— Добрый день, мистер Клавейн. Как вы себя чувствуете?
Голос принадлежал не Зебре. Шаги по мраморному полу звучали мягко, размеренно и неторопливо. Клавейн повернулся на звук, заодно знакомясь с обстановкой.
Помещение, куда его доставили, было то ли оранжереей, то ли теплицей. Окна между колоннами из черного с прожилками мрамора поднимались на десятиметровую высоту, где изгибались навстречу друг другу, образуя прозрачный сетчатый купол. Решетчатые плоскости, увитые лианами, почти достигали его, а в промежутках громоздились вместительные кадки с живыми растениями. Клавейн не опознал ни одного, кроме апельсиновых деревьев и какой-то разновидности эвкалипта — впрочем, в последнем он был не уверен. Над его креслом склонилось нечто, напоминающее иву, плакучие ветки образовали зеленый занавес, который весьма эффективно ограничивал обзор. Приставные и винтовые лестницы позволяли подняться к на подвесные переходы, которые равномерно заполняли пространство оранжереи. Откуда-то доносилось журчание, наводя на мысль о миниатюрном фонтане. Воздух был скорее прохладным и свежим, чем ледяным.
Человек, который приветствовал Клавейна, приблизился и остановился напротив. Примерно одного с ним роста, он тоже был одет во все темное — Клавейна уже избавили от скафандра, — но на этом их сходство заканчивалось. Несомненно, по психофизиологическому возрасту этот человек был на двадцать-тридцать лет моложе Клавейна — его черные волосы, гладко зачесанные назад, едва тронула седина. Простая одежда — узкие черные брюки и черное кимоно до колен, одетое на голое тело — позволяла видеть великолепную мускулатуру, мощную, но без намека на карикатурность. Он стоял, слегка расставив босые ноги и скрестив руки на груди, взгляд выражал нечто среднее между удивлением и легким разочарованием.
— Я спросил… — снова начал он.
— Думаю, вы просматривали мои воспоминания, — перебил Клавейн. — Что я могу сообщить такого, что вам неизвестно?
— Кажется, вы раздражены, — человек говорил на каназиане, хотя с некоторым затруднением.
— Я понятия не имею, ни кто вы такой, ни что вам от меня надо. Вы даже не представляете, что наделали.
— Наделал?
— Я должен попасть к Демархистам. Если не ошибаюсь, это вам прекрасно известно, не так ли?
— Я не уточнял, что вам рассказала Зебра, — проговорил человек в черном. — Но мы действительно кое-что о вас знаем. Но гораздо меньше, чем хотелось. Поэтому вы здесь оказались — в качестве гостя.
— Гостя? — фыркнул Клавейн.
— Согласен. Понятие «гость» применимо с некоторой натяжкой. Но я не хочу, чтобы вы считали себя пленником. Вы таковым не являетесь. Равно как и заложником. Вполне возможно, мы скоро вас отпустим. Будет ли тогда нанесен какой-то вред?
— Скажите, кто вы?
— Через минуту. Для начала, почему бы вам не пройти со мной? Думаю, вы сможете по достоинству оценить то, что увидите. Зебра говорила, что вы уже бывали в Городе Бездны, но я не уверен, что видели город именно в такой перспективе, — человек склонился и предложил Невилу руку. — Пожалуйста. Поверьте, я отвечу на ваши вопросы.
— На все?
— Почти на все.
С помощью человека в черном Клавейн встал с кресла. Он по-прежнему чувствовал слабость, но понял, что может без особого труда стоять и ходить. Мрамор холодил босые ступни, и Клавейн вспомнил, как разулся, когда надевал скафандр.
Человек вел Клавейна к одной из спиральных лестниц.
— Справитесь с подъемом? Оно того стоит. Внизу окна слегка запылились.
Клавейн шагал за ним по шатким ступеням, пока не оказался на одном из подвесных переходов. Какое-то время они шли по решетчатому настилу. Клавейн по-прежнему не мог сориентироваться в пространстве. Сидя в кресле, он различал лишь неясные тени за окнами и бледный охристый свет, заливавший все меланхоличным заревом. Правда, сейчас вид стал более четким. Наконец человек в черном вывел его на балюстраду.
— Смотрите, мистер Клавейн. Это Город Бездны. Место, которое я узнал и если не полюбил, то, по крайней мере, не испытываю к нему того ханжеского отвращения, как поначалу.
— Вы не отсюда родом?
— Нет. Как и вам, мне изрядно довелось попутешествовать.
Город расползался во всех направлениях, постепенно исчезая в дымке. Клавейн смог бы насчитать от силы две дюжины зданий выше того, в котором сейчас находился. Но некоторые в буквальном смысле вырастали до неба: их верхние этажи исчезали в рваных слоях облаков. Он смотрел на далекую темную линию — стену, ровным кольцом охватившую город. Стена возвышалась в дымке, видимая за многие десятки километров. Город Бездны строился на склонах огромного кратера, в центре которого находился провал, уходящий в недра Йеллоустоуна и изрыгающий облака пара. Это и была знаменитая Бездна. Город балансировал над ней, обступая со всех сторон, просовывая в нее свои когтистые лапы. Здания стояли плечом к плечу, соединялись, срастались между собой, образуя невообразимые, почти бредовые структуры. Воздушное пространство казалось наполненным густой взвесью — масса воздушного транспорта, пребывающая в непрерывном движении, не давало взгляду сфокусироваться. Это не укладывалось в голове — как такое количество людей могло в один и тот же момент времени перемещались их одной точки пространства в другую, в разных направлениях… Но Город Бездны был огромен. И это воздушное движение было лишь ничтожной частью человеческой деятельности, которая кипела в нем — даже в военное время.