Следствием этого стал следующий эпизод. 29 ноября 1772 г. А.Г. Орлов писал графу Н.И. Панину, что задержал 6 французских судов, которые везли пшеницу в Константинополь. На борту их были найдены турецкие письма и контракты, по которым шкиперы договорились с турками о перевозке султанского хлеба в столицу. Тем не менее, французов пришлось пропустить, ограничившись лишь устным предупреждением.{877} В итоге, хотя блокада русским флотом Дарданелл привела к росту цен на рынках Стамбула, но голода там все же не наблюдалось из-за подвоза провианта как на иностранных судах из Архипелага, так и на турецких по Черному морю. Да и вообще масштаб пресечения русским флотом торговли в Архипелаге после 1771 г. все время сужался. Это стало серьезным упущением со стороны России, тем более что организовать полную блокаду Дарданелл русский флот в Средиземном море мог без особых затруднений.[125]
В результате Турция не согласилась с требованиями России, а 9 марта 1773 г. Абдур-Резак озвучил окончательное решение султана: за возвращение Порте всех завоеванных российским оружием областей (включая Крым) последняя предлагала выплату 30 тыс. кошельков пиастров (или более 20 млн. руб.). Для России это было неприемлемо. Переговоры прервались. Таким образом, Бухарестский конгресс также закончился ничем. Но Екатерина II на этот раз решила довести войну до победного конца, представление о котором было сформулировано ею в письме A.M. Обрескову еще до начала мирных переговоров в Бухаресте. Она, в частности, писала: «Есть ли при мирном договоре не будет одержана независимость татар, не кораблеплавание на Черном море, не крепости в заливе из Азовского в Черное море, то за верно сказать можно, что мы за всеми победами над турками не выиграли ни гроша, и я первая скажу, что таковой мир столь же стыдной, как и Прутской и Белградской в рассуждении обстоятельства».{878} Однако турки пока с отмеченными условиями не соглашались. Война продолжилась.
Кстати, когда посол России в Вене Д.М. Голицын объявил Кауницу о прекращении Бухарестского конгресса, то австрийский канцлер ответил: «Из этого достойного сожаления события можно видеть, какую нужду и важность находят для себя турки в требуемых русским двором двух крымских крепостей Керчи и Еникале». «По моему мнению, — возразил Голицын, — такое упорство турок молено приписать только неусыпным проискам недоброхотов России. Турки своим упорством не приобретут себе никакой пользы; и я очень удивляюсь, почему Порта, несмотря на данные ей г. Тугутом новые представления, разорвала конгресс».{879}
Столь подробно останавливаясь на дипломатической истории 1772 г., мы хотим показать, сколь важны были Крымский полуостров и мореплавание по Черному морю для обеих сторон. Из весьма упорного сопротивления турок по этим вопросам следовало, что они попытаются вернуть потерянные позиции, имевшие для них такое значение. К тому же это был их последний шанс вообще добиться в данной войне каких-нибудь успехов: рассчитывать достичь чего-либо на Балканах и в Архипелаге они уже не могли. Таким образом, борьба на Черноморско-Крымском театре предстояла серьезная.
Между тем, и кампания 1772 г. не ограничилась только активными дипломатическими действиями и мирными переговорами. Как уже говорилось, важные события произошли осенью 1772 г. в Архипелаге. Не бездействовала в 1772 г. и Азовская флотилия. Хотя в 1772 г. военных действий на Черном море не велось (и относительная передышка 1772 г. оказалась полезной для флотилии), в событиях этого года флотилия сыграла важную роль. Это обстоятельство, а также то, что кампания 1772 г. на Черном море обычно вовсе пропускается исследователями, требует обратиться к теме деятельности флотилии А.Н. Сенявина.
8 февраля 1772 г. последовал высочайший указ с задачами Азовской флотилии на начавшуюся кампанию.{880} Среди них были:
1) защита Керченского пролива, имевшего стратегическое значение;
2) содействие русским войскам в обороне Крымского полуострова, состоявшее в организации постоянных крейсерств около него для отражения турецких эскадр;
3) участие частью сил в предполагаемой экспедиции против Константинополя.
Безусловно, сохранялось и выполнение транспортной функции для русской армии в Крыму. Таким образом, подтверждая для флотилии необходимость продолжать действия, начатые во второй половине 1771 г., указ, кроме того, ставил еще и наступательную задачу.
Высочайший рескрипт вице-адмиралу А.Н. Сенявину от 8 февраля 1772 г.{881}
Приготовляясь к открытию будущей кампании, поручили Мы отправляемому ныне в Молдавию Нашему адмиралу Ноульсу поправить взятые у неприятеля суда, кои годными найдутся к морскому плаванию, и построить новые, сколько время и тамошние на месте способы дозволять могут. Вам же сим повелеваем отправить, коль скоро ход по морю начнется, половину новоизобретенных флотилии вашей судов к устью Дунайскому, оставя другую при себе для охранения прохода в Азовское море и Крымских берегов, и предписать командиру первых, чтобы при проходе туда уведомил помянутого адмирала и был под его повелением. Между тем, имеете вы стараться окончить и вооружить скорее построенные на Дону два фрегата, а потом идти с ними туда ж и равномерно ожидать его повелений. Впрочем, повелевая вам также уведомлять его о всем, что вы по сему учините, ожидаем Мы от известного Нам усердия и ревности вашей, что сие соизволение Наше как можно скорее исполнено будет и не встретит никаких препятств, ибо надобность службы Нашей в сем деле требует действительного исполнения, а не тщетных затруднений и переписок.
О плане Петербурга организовать экспедицию в Босфор нужно сказать следующее. Предложенный, как было сказано выше, Г.Г. Орловым еще в мае 1770 г., далее этот план забыт не был. Хотя главное внимание в 1771 г. сосредоточили на проведении Крымской операции, началась подготовка и к броску на Константинополь. В частности, в течение 1771 г. было начато создание Дунайской флотилии, командующему которой предписали построить к весне 1772 г. 30 шхун и 30 катеров.{882} А поскольку и после овладения Крымским полуостровом Турция продолжила сопротивляться, братья Орловы вновь предложили привести этот план в исполнение и в начале 1772 г. смогли добиться согласия на его реализацию. Екатерина II, даже пойдя на переговоры с Турцией, согласилась на это, рассчитывая, что таким образом уже точно заставит ее капитулировать.{883}
Согласно плану, удар по Константинополю планировалось нанести с Эгейского и Черного морей и со стороны Болгарии. С Черного моря удар должны были наносить половина «новоизобретенных» кораблей Азовской флотилии, 2 достраивающихся 32-пушечных фрегата, лодки запорожских казаков и суда строившейся на Дунае Дунайской флотилии (в частности, специально строились 4 шхуны).{884} Взяв десант, они должны были атаковать Босфор.
В свете подготовки экспедиции, П.А. Румянцеву при заключении с турками перемирия, по требованию Петербурга, даже пришлось заменить условие полного запрета плавания чьих-либо судов на Черном море на принцип «чтоб обеих сторон военные и другие суда имели взаимно свободу ходить и плавать при берегах [Черного моря], оружию каждой части подвластных».{885} Тем самым русские суда получали право входить в Дунай и плавать вдоль берегов Бессарабии, а не только Крыма. Турки же могли вести мореплавание к Очакову. Для руководства подготовкой экспедиции на Дунай был направлен адмирал Ч. Ноульс. В его распоряжение (то есть к Дунаю) А.Н. Сенявину и предписывалось отправить по готовности указанные суда флотилии.{886}
Насколько реальным было осуществление планируемой экспедиции? В отечественной историографии дается однозначно отрицательный ответ. Однако вряд ли А.Г. и Г.Г. Орловы строили свой план, исходя только из одних мечтаний о захвате Константинополя. На что же они рассчитывали?
Безусловно, данный план имел ряд важных недостатков. Во-первых, имевшиеся на Черном море суда Азовской и Дунайской флотилий не могли поднять большой десант. По данным 1770–1773 гг., речь могла идти о 1000–2000 человек, без учета использования дубов и других казацких судов. Во-вторых, явно недооценивался турецкий флот (хотя в целом его состояние оставалось весьма плачевным, но количественно он был еще велик и к тому же практически полностью сосредоточен в Константинополе). И, в-третьих, неясной оставалась ситуация с укреплениями Босфора, ведь с 1770 г. там строил батареи барон Ф. де Тотт.
Однако внезапность и учет опыта действий донских и запорожских казаков были серьезными положительными аргументами. Низкая же боеспособность турецкого флота подтвердилась в Патрасском сражении 1772 г. и в кампании 1773 г. на Черном море.
Выше мы уже описывали достижения казаков в борьбе с Турцией на Черном море в XVII в. Они были весьма существенными. И каждый раз важным условием этих побед были внезапность и стремительность. Выявленное же в 1770–1772 гг. состояние турецкого флота и то, что турки всегда проигрывают, когда сталкиваются с чем-то новым, делали расчет на стремительность и быстроту не пустым аргументом. А ведь Орловы рассчитывали нанести удар одновременно с нескольких направлений. Да и на самом Черном море они намечали использовать, кроме казачьих лодок, еще и два фрегата, часть «новоизобретенных» кораблей и 4 шхуны.
