По обычаю я сел во главе стола, справа – Кучецкой, за ним – бояре. По левую руку от меня сидели Макар и Андрей. Жаль, Федьку-занозу за один стол с боярами усадить нельзя – холоп он, хоть заслуженный и очень нужный. Нарушу традиции – обиду князю Кучецкому нанесу. Это в боевом походе еще можно допустить общую трапезу у костра, но не у хозяина дома.
Взялись мы за еду дружно, только поросячьи косточки хрустели. За полчаса все и подъели подчистую.
– Молодец, князь! Татарам укорот сам смог дать, острог воздвиг и гостей хорошо встречаешь.
– Так побратим же, как можно иначе?
– Ладно, бывай, князь! Нам еще по делам нужно. Пойдем на воздух свежий да и на коней! А то после такого обеда знатного вздремнуть потянет, ан некогда!
Мы обнялись на прощание. Процедура посадки князя на коня повторилась: один боярин стремя держал, второй – подсаживал Кучецкого. Гикнули охранники, свистнули по-молодецки, и – в ворота, да по дороге – галопом. Фу, угодил, кажется высокому московскому гостю! Вот уж не ожидал, что Кучецкой, не известив, ко мне в поместье заявится. Может, любопытно стало, как я тут освоился, все равно от Коломны крюк не велик, а может, просто проголодался.
Я хоть и служилый князь, да не при московском дворе, чего бы ему сюда ехать без особой надобности? А может, Федор опять замыслил чего, да желает привлечь меня к решению дел московского двора? Я по характеру не интриган, при дворе мне служить было бы тяжело – не мое это.
А меж тем приближение осени чувствовалось во всем. Низко над землей, едва не касаясь верхушек деревьев, плыли тяжелые свинцовые тучи. Мужики ежились от пронизывающих порывов холодного ветра и, покормив скотину, старались поскорее со двора зашмыгнуть в теплые сени, взъерошенные воробьи жались поближе к жилью – к теплым трубам, конюшням, сараям для фуража. Через неделю дожди зарядили, начала желтеть и опадать листва.
Плотники торопились подвести под крышу постройки, заканчивая укладывать берестяную кровлю. Каждую построенную избу венчали резной конек – охлупень и кровля крыльца над красными сенями, резные причелины и полотенца украшали фронтон, наличники окошек радовали глаз. Постарались мастеровые люди на славу! И тын крепкий успели до дождей поставить, окружив Охлопково. При взгляде с вышки забор охватывал поместье овалом неправильной формы.
Строящийся каменный дом оставался пока за периметром. Я не беспокоился по этому поводу – грабить в доме нечего, у него еще второго этажа и крыши нет. А как готов будет, я каменный забор вокруг поставлю, да с башенками по углам. И глазу приятно, а коли время суровое настанет – первым ворогов встретит и лихих людей. Вот тогда поместье мое не острогом будет, а небольшой княжеской крепостью. Пушка будет нужна, и лучше – если не одна.
С дождями осенними жизнь в поместье почти замерла. Урожай убран – и здесь, в Охлопкове, и в трех соседних моих деревнях. Там, конечно, все куда скромнее вышло, потому как запущены хозяйства оказались. Но Андрей распределил зерно по дворам – до следующего урожая хватит.
Вот и стройка встала. Плотники, получив заработанное, ушли в город. Если куда-либо и надо было ехать, то лишь в случае крайней необходимости – дороги развезло. Только на реке еще продолжалась жизнь – суда сновали вверх и вниз по Оке. Купцы торопились завезти товар, чтобы было чем торговать в период распутицы. Через месяц, а то и менее, покроется Ока льдом, тогда и судоходство встанет. Сообщение между городами и деревнями прекратится. И только когда выпадет снег да морозы превратят грязь в твердь, потянутся санные обозы. А затем по окрепшему льду санные обозы по замерзшим рекам, как по дорогам, двинутся. На Руси все деревни и города на реках стояли. И самый удобный да быстрый путь – по льду рек. Никаких тебе кочек, и заблудиться невозможно – река сама ведет. Единственная опасность – полыньи. Ну, так не зевай, купец, гляди вперед – не парит ли где промоина?
Управляющий Андрей пришел – в Вологду отпрашиваться.
– Князь! Я и так на все лето остался, осень уже. Все работы на полях закончены. Дозволь домой в Смоляниново съездить, с семьей пообщаться, подумать, что дальше делать будем.
– Спасибо за помощь, Андрей. Даже не знаю, что бы я без тебя делал. Много трудов ты приложил и смекалки проявил. За рвение сверх жалованья еще три рубля серебром даю. Конечно, можешь ехать. Только вот как? Дороги развезло.
– Э, князь! Суда-то еще ходят. Пойду на причал, подожду, подберет какое-нибудь попутное судно до Коломны, – вона сколько их плывет ноне! А там, через Москву, и до Вологды доберусь, с обозом каким.
– Тогда удачи тебе и легкой дороги. Надумаешь если в Охлопково переехать, нанимай сани и всем семейством сюда – добро пожаловать. Деньги на подъем семье твоей дам. Но только тогда и на Вологодчине хозяйство в надежные руки передай.
– Решусь переехать – сыну Павлуше передам хозяйство, он уже опыта набрался.
Я отсчитал жалованье и надбавку, и Андрей ушел. Жаль, если не надумает переехать, непросто мне будет найти здесь ему замену.
Ратники в избах между караулами-дежурствами балагурили, играли в кости, спали. Пить вино я запретил, да и Федор с Макаром сами за этим следили строго. Выгонять сейчас людей на улицу на учения – было бы слишком. В эдакую слякоть хороший хозяин собаку на двор не выгонит.
Вот в такую погоду к нам в Охлопково и забрели двое бродяг.
Ко мне прибежал, укрываясь плащом, ратник из дежурной смены, что сидел в привратной сторожке.
– Князь, там приблудились двое, просят пустить их – обогреться.
– Кто такие, не сказывали?
– Не знаю. Один в рясе, другой по виду – бродяжка. Кто их разберет, все в промокшей одежде.
– Так и быть, впусти бедолаг. Непогода на улице, и стемнеет скоро. Пусть обогреются, обсохнут, а завтра идут своей дорогой.
Сказав так, я и забыл о путниках. Мало ли их тут ходит? Если раньше, когда они, бывало, забредали, просились на ночевку в избы холопов, то теперь – тын высокий вокруг поместья, сторожка с охраной у ворот – не проберешься без спросу.
Следующий день выдался хоть и хмурый, но без дождя. Насидевшись за несколько дождливых дней в избах, холопы и ратники высыпали на улицу. Вышел на улицу и я. Глаз мой сразу выхватил две новые фигуры. Я подошел поближе. Один и вправду был в черной рясе, опоясанный веревкой. Другой – в сильно поношенной, но опрятной и чистой одежде. Но что меня удивило – так это то, что они похожи, как две монеты. Не иначе близнецы, кои встречались не часто.
Завидев меня, оба поклонились.
– Благодарствуем за кров, за пристанище, барин. Совсем вчера промокли да обессилели. Бог да воздаст тебе за милость твою.
– Невелика милость, – улыбнулся я. – Кто такие будете?
– Из-под Козельска мы. Я – Василий, а это брат мой, Михаил, расстрига.
– За что же расстрижен-то?
– Не подумай худое, барин, – он хороший человек, нет в нем окаянства. Да вот беда – удержу в выпивке не имеет, как доберется. А откель на нее деньги взять? Ну и не сдержался, видно, бес попутал, – подаяние церковное пропил, вот и осерчал епископ. Даже покаяние не помогло. Инда сам уж не может при церкви состоять – соромно ему за неуемность страсти своей пагубной.
– Куда путь-дорогу держите?
– А куда глаза глядят. Помышляем до Москвы добраться. Ноги есть – дойдем.
– Так где Козельск, а где мое поместье? Москва-то вон там! – махнул я рукой.
– Эдак мы приплутали маленько, барин, уж больно попутчики-купцы попались веселые да добрые. Только они в Рязань отвернули – нам уж совсем не по пути.
– Чем пропитание добываете?
– Добрым людям в нужде их помочь везде случай выпадет: в деревнях у вдовушек али старушек где ограду поправим, где крышу подлатаем, глядишь – и покормят.
– Два здоровых молодца, а у старушек кормитесь! Не стыдно?
– Ты нас, барин, не кори работой на помочь. Любая работа Богу угодна. Мы у тебя ничего не просим. И чужого сроду не брали, нет такого греха на душе. А коли и у тебя работа для нас какая найдется, так мы согласные остаться.
