дикарь. Глотку перегрызу за вас любому.
Я сказал «ваш» и «за вас» как бы про всех, но так, будто только о ней. Она это поняла и еще замедлила шаг. Я взял ее за руку. Она выдернула ладонь, но я снова поймал, и Ольга больше не сопротивлялась. Так мы дошли до дома, держась за руки. Когда входили во двор, она мягко высвободила руку.
Мы поднялись на террасу.
– Постойте здесь. Не нужно нам входить вместе, – сказала Ольга.
– Ольга Николавна, завтра что-то случится …
– Что?
– Что угодно … Когда угодно может случиться что угодно … Я хочу, чтобы вы знали – я люблю вас.
Я не видел ее лица в темноте. Медленно она отвернулась и вошла в дом.
25 декабря 1918 года
Монастырь Хамарын-хийд
Барон тотчас прошел через ворота и вернулся обратно, как только настоятель сказал, что это вход в Шамбалу и пройти через них может лишь праведник.
Настоятель растерялся на секунду, но тут же продолжил через толмача:
– Конечно, можно пройти через эти ворота, но этого недостаточно, потому что в Шамбалу попадают только люди безгрешные, чистые, высокодуховные, то есть единицы из живущих.
Ворота эти – деревянная, грубо покрашенная арка в степи в окружении невысоких субурганов. Еще здесь стояла беседка с колоколом.
– Шамбала – центр мира, источник, дающий жизнь всему сущему на Земле, – пояснил настоятель. – Всего есть три входа в Шамбалу: один в Тибете, другой на Алтае, а третий – вот он. Здесь, на этом святом месте, можно медитировать, можно поднять белый камушек и, зажав его в кулак, прошептать ему свое имя, чтобы напомнить богам о своем существовании. Можно также ударить в колокол и тем самым возвестить о своем прибытии к вратам Шамбалы.
Анастасия тут же прошептала свое имя какому-то камню. А барон вошел в беседку с колоколом и ударил в него один раз; помедлив, ударил еще раз … и еще … Настоятель замахал руками: полагается только один удар. Барон оставил колокол в покое и сказал громко и требовательно:
– Прошу подойти ко мне Николая Александровича и великих княжон. Я имею сообщить нечто важное. Остальным оставаться на месте.
Остальные – это настоятель со своими ламами, мушкетеры, офицеры из свиты барона и конвой в полсотни верховых казаков, выстроившийся поодаль за пределами святилища.
Барон будто командовал на строевом плацу. Николай и девушки подошли к беседке.
– Николая Александрович, прошу, подойдите ко мне.
Николай поднялся по ступеням под своды беседки. Унгерн сказал негромко, чтобы слышал только царь:
– Николай Александрович, здесь, на этом священном месте, у входа в вечную Шамбалу прошу благословения на брак с вашими дочерями.
Николай посмотрел на Унгерна с изумлением:
– Что, простите?
– Вы слышали. Я намерен сделать предложение вашим дочерям здесь и сейчас.
– Вы намерены жениться на моей дочери? – переспросил Николай.
– Именно.
– На которой?
– На всех четырех.
– Я не понимаю, – пробормотал Николай.
– Мы проведем церемонию по буддийскому обряду, допускающему многоженство. В Тибете, куда мы идем, это обычная практика. Этот брак укрепит наш союз и поднимет престиж Белого Бога Войны во всей Центральной и Юго-Восточной Азии, да и во всем мире, что нам с вами крайне необходимо.
– Но как же – на всех сразу? – только и смог вымолвить Николай.
– Это же эффектно. Вы лучше меня знаете, насколько важны бывают в политике внешние эффекты. Кроме того, если моей женой станет только одна из ваших дочерей, останется возможность для трех других выйти замуж неизвестно за кого. Это грозит дроблением власти, состояния, престолонаследия и прочими неприятностями. Зачем нам это?
Николай молчал. Его будто оглушили, и он замер – уже в беспамятстве, но еще на ногах. Дочери, стоявшие перед беседкой, не могли слышать разговора и с тревогой вглядывались в лица отца и барона. Свита в молчании смотрела туда же.
– Что там происходит? – тихо пробормотал Лиховский.
– Ничего хорошего, как я вижу, – сказал Бреннер.
– Ты знаешь, о чем там речь? – спросил Каракоев Анненкова.
– Нет.
Все четверо разом обернулись на казачий конвой. Казаки ждали в седлах у самой границы святилища. Там же стояли в шеренгу четыре паланкина с носильщиками.
В беседке все длилось молчание, и барон не выдержал:
– Николай Александрович, вы поняли, что я сказал?
– Роман Федорович, вы … шутите? – спросил Николай и вдруг улыбнулся.
Эту улыбку, странную, неуместную, могли видеть только дочери, и она их напугала. Ольга решительно направилась к отцу, поднялась по ступенькам.
– Папа́, тебе нехорошо?
Отец глянул на нее так, что она испугалась еще больше.
– Ольга Николаевна, я прошу вашей руки, – сказал барон.
– Как? – Ольга тоже улыбнулась.
Сестры подошли и встали рядом с отцом. Унгерн посмотрел каждой царевне в глаза и проговорил негромко и внушительно:
– Прошу вас, выслушайте меня, не перебивая. Ольга Николаевна, Татьяна Николаевна, Мария Николаевна, Анастасия Николаевна, имею честь сделать вам предложение руки и сердца. – И добавил для ясности: – Каждой …
Сестры молчали, и барон счел нужным повторить предложение, перефразировав:
– Прошу вас стать моими женами… – Нелепость этих слов, произнесенных вслух, ощущалась и самим бароном, тем не менее он выговорил их довольно уверенно. – Бракосочетание пройдет по буддийскому обряду, допускающему брак с несколькими женщинами. Эта акция имеет чисто политический характер и призвана усилить наш союз и поднять его престиж во всем мире – союз Великого Белого Царя и Белого Бога Войны. В остальном будем считать наш брак формальным, не предусматривающим исполнение так называемых супружеских обязанностей. Я намерен теперь же объявить о нашей помолвке. Прошу дать согласие немедленно.
Царевны молчали. Барон повторил:
– Прошу вас немедленно дать согласие. Отказ повлечет за собой трагические для вас последствия …
Романовы молчали. Барон отчеканил:
– Николай Александрович, благословите, или я пристрелю вас сейчас же, прямо здесь. Даю вам десять секунд.
Он расстегнул кобуру и положил руку на рукоять маузера – как ни странно, именно сегодня он был при оружии. За спинами Романовых никто из свиты этого видеть не мог, и потому казаки, офицеры, монахи стояли поодаль в молчании, не понимая, что происходит.
Кажется, прошел час или день, прежде чем Ольга произнесла:
– Я согласна.
– Согласна, – сказала Татьяна.
– Согласна, – сказала Мария.
– Согласна, – сказала Анастасия.
– Благословляю… – произнес Николай.
Барон застегнул кобуру и ударил в колокол, потом еще раз и еще, делая долгие паузы, чтобы низкий гул успевал долететь до синих холмов на горизонте и вернуться. Когда отгудело, выступил вперед.
– Господа, здесь, в этом священном месте, на пороге Шамбалы, счастлив сообщить, что я только
