разглядел барона в оранжевом монгольском халате. Привычка Унгерна скакать в одиночку без цели и смысла была всем известна. И вот он – без охраны и, скорее всего, без оружия. Казаки внизу не могли его видеть.
Анненков распорядился:
– Ребята! Отвезите дерево государю, а я еще посмотрю. Может, настоящая елка попадется
…Утром отряд вошел в монастырь. Колонны конников, вереницы верблюдов и мулов заполнили узкие улицы меж храмов и базаров. Толмач-бурят представил настоятелю Анненкова, и тот, как адъютант царя, провел переговоры об условиях размещения Романовых. Николаю с дочерями предоставили богатый по здешним меркам дом китайского купца. Анненков тоже получил там угол. Бреннер, Каракоев и Лиховский попытались истребовать себе жилье вместе с Романовыми, но барон запретил. Он упорно противился совместному проживанию с семьей всех четверых, хотя посещениям не препятствовал.
Поселив царя и царевен, Анненков с двумя казаками выехал в пустыню на поиски елки. А к полудню казаки с деревцем уже подъехали к дому Романовых. Царь сам налил им по стопке. Оба воевали на германском фронте, расчувствовались, ушли счастливые.
После полудня царевны в сопровождении мушкетеров пошли осматривать монастырь. Улицы чистотой не отличались, но расписные пагоды радовали яркостью красок и изысканными орнаментами фронтонов. Царевны и их кавалеры шли пешком, сопровождаемые толпой обывателей и монахов. Мало того, что белых женщин в европейском платье здесь никогда не видели, так они еще были дочерями Великого Белого Царя, о прибытии которого все уже знали. Царевны улыбались зевакам и болтали со своими спутниками. Их радовал солнечный день, яркие краски и резкие запахи и свобода – впервые за несколько месяцев.
На рыночной площади продавцы и покупатели, оставив лотки с товарами, глазели на светлоликих дев, ослеплявших улыбками и удивлявших странным звучанием русской речи. В мелочной лавке китаец чуть не приплясывал, показывая всякую дребедень, – от воздушных змеев до дешевых стеклянных бус, от свечей до разноцветных тибетских молитвенных флагов. А еще фигурки из бронзы и олова, серебряные серьги и цепочки, посуда, шкатулки, табак и сахар, опий, краски и кисти …
– Ой, смотрите, какая вещица! А это какая прелесть, – звенели голоса царевен.
Ольга набрала цветных шелковых полотнищ.
– Что это за платочки?
Два толмача с русского на монгольский и китайский объяснили, что это молитвенные буддийские флаги, их развешивают на веревках, чтобы они трепетали на ветру во славу богов.
– Я возьму с десяток, – сказала Ольга. Из них можно нарезать лоскуты на елку. Навертеть райских птиц.
– А позволительно ли рождественскую елку украшать предметами языческого культа? – усомнился Бреннер.
Ольга подумала.
– Но … пока они не использованы по назначению, это ведь просто платки. Ну, как свечи, которые, если не стоят перед иконами, просто свечи. Разве нет?
– И эти бусы как раз на елку! – Мария взяла несколько ниток стеклянных бус. – Можно сделать гирлянду.
Двери и окна лавки были плотно залеплены любопытными темными лицами …
Ближе к вечеру доставили от барона несколько бутылок вина и сумки с провизией. Удивительно, как ему удалось сохранить все это за двадцать три дня похода. Царевны настригли ленточек из цветных платков, купленных Ольгой, навязали из них бантов. Из цветной бумаги навертели райских птиц, золотых рыбок. Потом всей семьей наряжали елку. Николай сидел с папироской, привязывал нитки к птичкам и рыбкам и давал советы, какую игрушку куда. Дочери спорили и тоже покуривали, рискуя поджечь елку. К приходу гостей елка была наряжена, и царевны со служанкой-монголкой и кухаркой-китаянкой накрывали на стол.
Заходили офицеры отряда с поздравлениями. Всем наливали, всем улыбались царевны, но на ужин никого не оставили, кроме Бреннера, Каракоева и Лиховского. Царь со всеми был любезен и излучал поистине рождественское благолепие, будто святой Николай.
Из записок мичмана Анненкова
24 декабря 1918 года
Час оставался до темноты, а я не нашел даже его следов. Я уже не гнал лошадь, а ехал шагом, переваливая с холма на холм, с бархана на бархан.
Чего, собственно, я хотел? Убить его? Да! Нет! Убить Барона сейчас было бы безумием. Кто поведет нас дальше?
За время перехода через Гоби я иногда ловил себя на том, что подражаю его манерам, его посадке в седле. Мне говорили об этом, я спорил, но в конце концов согласился. И Барон в последнее время уже не раздражался при виде меня и смотрел скорее с иронией, чем с издевкой. Если бы я не был предан Государю, то, наверно, остался бы при Бароне. Жестокость его на самом деле диктовалась обстоятельствами – жестокость вожака волчьей стаи, где надо показывать зубы, чтобы тебя не сожрали. После нескольких стычек с кочевниками, где я хорошо показал себя, Барон перестал меня третировать.
Темнело, и я повернул обратно к монастырю. Вдруг на гребне холма передо мной возник Барон. Шашки у него не было, кобуры я тоже не заметил. Поперек седла он держал свой хлыст-ташур. Я, конечно, был при оружии.
– Мичман, что вы здесь делаете?
– Ваше превосходительство …
Я запнулся. Мне в голову не пришло заранее придумать что-то на случай, если он спросит.
– …за елкой для Государя.
– За елкой? Почему один?
– Казаков я отпустил. Повезли куст хвойный. А я решил настоящую елку поискать.
– Зачем вы гоняетесь за мной?
Я растерялся еще больше.
– Ваше превосходительство …
– Убить меня хотите… – сказал Барон безучастно. – Это ведь вы в меня стреляли в деревне …
Он подождал чего-то. Чего? Попытки снова в него выстрелить? Его конь был крупнее моей лошадки и стоял выше по склону, и я смотрел на Барона снизу вверх. Если бы он сейчас отхлестал меня ташуром, я бы не удивился.
– Я принял решение относительно Романовых и сейчас сообщу его вам, а вы сохраните это в секрете.
Я ждал.
– На днях я сделаю официальное предложение Великим Княжнам.
– Какое предложение?
– Руки …
– Простите …
– Мичман, напрягите мозги. Я намерен жениться на Великих Княжнах и в ближайшее время сделаю им предложение.
– Им? Простите, я не понимаю. Которой из Княжон?
Барон отчеканил:
– Я намерен сделать предложение всем четырем Великим Княжнам Романовым.
Я не верил своим ушам.
– Разве это возможно?
– По законам христианским невозможно, но традициям буддизма многоженство не противоречит.
– Но зачем вам это?!
– Мне нужно породниться с Николаем по некоторым политическим соображениям. И если уж жениться, так на всех четырех …
Он помолчал. А я так и вовсе обратился в камень.
– Знаете, почему я сообщаю вам это заранее? Чтобы у вас было время свыкнуться с этим и вы
