что сделал предложение руки и сердца великим княжнам Романовым, и оно благосклонно принято. Ольга Николавна, Татьяна Николавна, Мария Николавна, Анастасия Николавна согласились стать моими женами. Церемония бракосочетания пройдет завтра в главном храме монастыря. Да здравствует его величество император российский Николай Второй! Ура!
– Ура! Ура! Ура! – грянули казаки.
Лиховский потянулся к кобуре, но Бреннер и Анненков схватили его за руку.
– Нет! Не сейчас! Завтра церемонии не будет! – сказал Анненков.
– Вам что-то известно? – сдавленно прохрипел Бреннер.
– Потом поговорим, – сказал Анненков.
– Говори сейчас, черт тебя возьми! – прошипел Каракоев.
– Я не ваш подчиненный, ротмистр, – процедил Анненков сквозь зубы. – В свое время узнаете.
И Анненков демонстративно отошел в сторону и встал в свите настоятеля.
Барон продолжал:
– После бракосочетания мы продолжим путь в Лхасу к его святейшеству Далай-ламе, который, без сомнения, благословит наш союз.
Настоятель улыбнулся и подтвердил свое согласие учтивым поклоном. Эта помолвка не была для него сюрпризом.
– Носилки моим невестам! – скомандовал барон.
Носильщики уже бегом несли к беседке паланкины. Унгерн подал руку Ольге и проводил ее, потерянную и покорную. Одну за другой посадил в паланкины всех своих невест, и носильщики засеменили к монастырю. За ними тронулась и вся процессия.
Барон, едущий верхом бок о бок с Николаем, глянул ему в лицо:
– Ваше величество, этот брак необходим.
Никогда до сих пор Унгерн не обращался к Николаю «ваше величество».
– Но не с четырьмя же …
Барон пожал плечами:
– Азия …
Под слоновий рев труб и дребезжание литавр процессия вошла в монастырь. Адская какофония, которую здесь почитали за музыку высших сфер, заполнила степь до гор и неба.
Настоятель объявил Николаю и барону, что на три часа дня назначил служение в храме, во время которого оракул должен дать благословение духов на завтрашнее бракосочетание. Барон удивился: что еще за благословение? Он не заказывал никакого благословения. Но настоятель объяснил: так полагается, это всегда делается перед свадьбой. Ну, раз надо, барон согласился.
Как только ламы отошли от военных, Анненкова и остальных мушкетеров окружили казаки конвоя.
– Сдать оружие! – приказал есаул.
– Что это значит?! – возмутился Бреннер.
– Сдайте оружие, Бреннер, вы арестованы, – приказал Унгерн, – все четверо.
– В чем дело, барон? Мы же с вами договорились о моей охране, – негодовал Николай.
Барон подъехал к царю:
– Да, у нас был договор насчет ваших офицеров, но теперь все изменилось. Постоянное присутствие четверых молодых мужчин возле моих невест компрометирует их. Ни для кого не секрет, что эти офицеры питают к вашим дочерям далеко не дружеские чувства. Это порождает ненужные сплетни. Я намерен положить этому конец.
– Но это моя личная охрана!
– Я ваша личная охрана. И даже более того – я теперь член вашей семьи.
– Господин генерал, – произнес царь со всей твердостью, на какую был способен, – это мои люди. Они должны находиться со мной, или все наши договоренности отменяются.
Барон выдержал паузу, кивнул:
– Они будут находиться при вас после бракосочетания – при вас, но не при моих женах. И оружие они больше не получат. Без четверти три я пришлю за вами. Присутствие ваше и великих княжон в храме обязательно.
На почетных местах сидели царь, царевны и барон. Настоятель восседал на высоком троне главного жреца. Царь был мрачен, барон невозмутим, а царевны, казалось, приготовились к собственному жертвоприношению.
Взревели дунгчены – пятиметровые медные трубы, будто заурчало в кишках голодного великана. От их рева мелко вибрировали внутренности, и внизу живота зарождалось сладкое томление, как от падения в пропасть. Центральный зал храма утопал в пурпуре с золотым шитьем. Пурпур – хитоны сотен монахов, золото – орнаменты на ритуальных одеждах, диковинных головных уборах, циновках, стенах и колоннах. В синем дыму плыл над людьми золотой лик Будды с драконьими круглыми глазами.
Вокруг трона настоятеля сновали ламы, подавали ему один за другим разные предметы, которые он прикладывал ко лбу. Предметы эти – платки, коробочки и непостижимые на взгляд европейца вещицы – тут же у настоятеля отбирали и подавали новые.
Несколько лам ввели под руки оракула, наряженного в расшитый золотом кафтан и высокую островерхую шапку, усыпанную самоцветами. Он дрожал, извивался, будто хотел вырваться и улететь. Его долго водили по залу в водовороте пурпурных хитонов, пока не подвели к настоятелю. Сидя на троне, настоятель задавал вопросы бьющемуся в конвульсиях оракулу, получал краткие ответы – и все это под непрерывный хор сотен голосов, повторявших мантры.
Наконец обессилевшего оракула унесли. Взвыли трубы, монахи забормотали мантры с удвоенной скоростью. Настоятель обратил свой взор на царя и царевен, затем сделал знак барону подойти и склонился с высоты трона к уху Унгерна. Шептал что-то, втолковывал через толмача … Барон вдруг резко развернулся и быстро вышел из храма. Вслед за ним, как преданные псы, побежали его ламы, которых до того трудно было различить в море пурпура.
Николай смотрел на дочерей. Они были бледны и неподвижны и казались античными статуями, не к месту воздвигнутыми в чуждом для них храме …
Анненкова и его недавних друзей посадили в сарай под охрану казаков. Вроде и не тюрьма, но и не свобода. Кажется, это было жилище, хотя выглядело сараем. Судя по запаху, принадлежало оно торговцу жиром и овчиной.
– Анненков, вы знали заранее об этом безобразии? – выпалил Бреннер, как только казаки закрыли за арестантами дверь и оставили их в просторной пыльной зале с маленькими окошками, затянутыми остекленевшим на морозе бычьим пузырем.
– Что вы имеете в виду? – Анненков высокомерно вздернул подбородок.
– Что я имею в виду? А вот все это свинство с предложением руки и сердца!
– О планах барона я узнал вчера. – Анненков старался держаться уверенно, но голос подрагивал и подламывался.
– Ты знал?! – в один голос вскрикнули Лиховский и Каракоев.
– Да, знал! Но не имел понятия, когда …
– Почему же молчал? – Если бы у Каракоева был револьвер, он бы уже ни о чем Анненкова не спрашивал.
– И что бы вы сделали?
– Что … Что бы мы сделали?! – взвился Лиховский. – Да сбежали бы или убили бы барона!
– Вот именно! Потому и не сказал! Вы бы всех нас угробили!
– Ты уже принимаешь решения за всех? – кипел Каракоев.
– Я принимаю решения за себя!
Бреннер схватил Анненкова за грудки, притиснул к стене.
– Из-за тебя, самодовольный ты болван, барон завтра женится на наших девочках!
– Завтра свадьбы не будет, – сказал Анненков.
– Откуда ты знаешь? – подошел Каракоев.
– Я принял меры.
– Меры?! Какие меры?!
– Это мое дело. Свадьбы не будет, не должно быть. Скоро нам
