— Могу я спросить тебя кое о чём?
— Почему нет? У меня такое хорошее настроение.
— Твоё кольцо.
При этих словах принц напрягся и правой рукой накрыл левую.
— Я вижу, что теперь на нём есть символ.
— На меня претендовали, — сказал он. — Я уезжаю через три недели.
— Почему?
Каллиас медленно моргнул, глядя на него, как будто не мог понять даже одного простого слова.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же не хочешь. Так почему же ты согласился?
— Я… это не вопрос согласия. Это традиция, и это важно, Атласу нужно больше оружия…
— И ты готов продать себя за груду стали? Ты настолько мало себя ценишь?
Каллиас выпрямился, фиксируя спину; поза принца, поза воина.
— Я готов сделать всё, что в моих силах, для моего королевства.
Элиас окинул его долгим взглядом.
Он не должен утруждать себя тем, чтобы помогать ему. Его не должно волновать, что Каллиас думает, что он всего лишь мешок с монетами, который можно перебрасывать из одного королевства в другое. Но он сказал:
— Я видел тебя с твоими людьми. Я видел, как ты последние несколько недель неустанно работал, чтобы обеспечить их безопасность, в то время как остальные члены твоей семьи были заняты планированием вечеринок и игрой в карты в тавернах.
Каллиас нахмурился ещё сильнее.
— Подожди, кто играл в азартные игры?..
— … и я ничего не знаю об этом королевстве, — продолжал Элиас, — но я знаю вот что: ты стоишь бесконечно больше для своего королевства как человек в нём, чем как принц отдельно от него. И если ты действительно любишь свой народ, ты будешь бороться за то, что им нужно, а не за то, что, по мнению твоей матери, им нужно.
Лицо Каллиаса вытянулось в раздумьях, а затем посуровело. Он оттолкнулся от решётки и отошёл, проводя рукой по волосам.
— Ты просто пытаешься удержать нас от союза с королевством, чьё оружие могло бы положить конец этой войне.
— Одна из наших принцесс была лично отдана в ученики артемисианскому оружейнику задолго до того, как вам пришла в голову идея союза. Мне всё равно, в каком королевстве живёт твоя жалкая задница. Слушай, я говорю тебе то, что вижу, и вижу принца, чьё сердце не сможет жить нигде, кроме как здесь. Я ошибаюсь?
Каллиас уставился на него. Таращился на него. И потом сглотнул, у него пересохло горло.
— Нет, — тихо признал он, опускаясь обратно на влажную поверхность, не обращая внимания на оставшийся ил и солёную воду.
На этот раз он всем своим весом прислонился к решётке, наклонив голову так, чтобы одним глазом смотреть на Элиаса, изнеможение, похожее на маскарадную маску, было вокруг глаз.
— Не ошибаешься. Но я ничего не могу сделать. Слишком поздно, чтобы остановить это сейчас.
Элиас приподнял одну бровь.
— Один очень мудрый пьяница однажды сказал мне, что набраться храбрости никогда не поздно. Ты уже мёртв, Каллиас?
Ухмылка принца была кривой, раздражённой.
— Только внутри.
— Забавно. Тогда я бы сказал, что у тебя есть три недели, чтобы набраться храбрости.
Каллиас долго молчал, так долго, что Элиас собирался сказать что-то ещё, задать другой вопрос, как вдруг громкий, раскатистый храп раздался от парня, прислонившегося спиной к тюремной решетке.
Элиас немного расслабился, позволив себе податься вперёд, цепи на его запястьях впились, когда он качнулся ещё немного вперёд.
Каллиас был прав. С его стороны было нечестно делать выбор Сорен за неё. Но произнести эти слова вслух… вдохнуть в них жизнь…
Может быть, она смогла бы вынести это, иметь это, а потом так быстро потерять. Но он не знал, сможет ли.
— Я хочу жениться на твоей сестре.
Слова обжигали его язык, когда он озвучивал их, обжигая невозможностью такого желания. Он никогда не осмеливался шептать эти слова вслух. Так что, чтобы это вышло сейчас, этому принцу Атласа, его врагу…
— Я так чертовски рад, что ты пьян, — пробормотал он.
Единственным ответом Каллиаса был очередной храп.
ГЛАВА 58
СОРЕН
Была звёздная ночь, когда Сорен решила убить короля Атласа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Или, по крайней мере, она решила пригрозить этим — и если он не выполнит её требования, она доведёт дело до конца. Она должна. Для Элиаса она не могла сделать меньшего.
Все братья и сестра были бог знает где, а за самой Адриатой слишком тщательно наблюдали. Это должен был быть король.
Она не хотела признавать, что потратила слишком много времени, пытаясь найти альтернативу — любую другую альтернативу. Но он был единственным, до кого она могла добраться, единственным, кто имел достаточно значения для королевы, чтобы она уступила. Тем не менее, её руки дрожали, когда она расхаживала по коридору перед военной комнатой, где Рамзес встречался с генералами и капитанами Атласа. Она думала и переосмысливала свой план миллион и один раз, каждый раз слегка меняя сценарий. И всё же она не раз поворачивалась, чтобы уйти, прежде чем вспомнила сломленные глаза Элиаса и мольбы вернуться домой.
Элиас превыше всего. Это клятва, которую она дала. Даже если это разобьёт то, что осталось от сердца Солейл.
Казалось, никто не заметил её, когда они вышли, склонив головы в тихой беседе. Когда появился Рамзес, держа в одной руке очки, а другой потирая переносицу, Сорен приготовила себя против маленькой девочки, которой она когда-то была. Против девочки-подростка, которая некоторыми ночами не спала, до зарезу нуждаясь в папе. Против женщины, которая, взглянув на его лицо, оставила все мысли о том, чтобы убийством проложить себе путь из этого дворца.
Тогда она не была в отчаянии — не так, как сейчас.
Поэтому она собралась с духом, пропела про себя свою новую мантру — Элиас превыше всего, Элиас превыше всего — и бочком подошла к королю.
— Тяжёлый день?
— Ты понятия не имеешь, — вздохнул Рамзес. — Они хотят отправить твоего парня домой по частям, Сорен. Мне потребовались часы, чтобы уговорить их успокоиться.
Она подождала, пока не остались только она и Рамзес, задержавшись в задней части зала, где остались только окна, готовые стать свидетелями того, что вот-вот случится. И их шторы были задернуты — они закрыли глаза на грядущее предательство.
В мгновение ока, так быстро, что она даже не успела остановиться, чтобы передумать, она вытащила один из выкованных Артемом кинжалов Элиаса, который она нашла спрятанным в его койке после того, как его бросили в подземелье.
— Именно это я хотела с тобой обсудить.
Но прежде, чем она смогла пошевелиться, Рамзес обнял её — притягивая ближе, а не отталкивая. Он снова вздохнул, глаза всё ещё были устремлены вперёд, полуприкрыты, как будто он уже был на пути ко сну.
— Раньше ты делала это всё время. Ты пряталась в тени и набрасывалась на меня, когда я возвращался с собраний. Пугала меня годами.
Сердце Сорен испуганно забилось в её груди, и она попыталась вырваться, но Рамзеса крепко удерживал её рукой.
— Разве?
— Ммм. Я мог бы добавить, что тебе уже давно пора спать, — он ухмыльнулся, ностальгия согрела его глаза. — Но нужно было услышать свою историю.
— Папа, расскажи мне, как вы с мамой познакомились.
Её отец рассмеялся своим раскатистым смехом, уткнувшись носом в её макушку, его борода приятно коснулась её волос. От него пахло одеколоном и специями, что означало, что он только что вернулся с какого-то дипломатического ужина.
— Ты не захочешь снова слышать эту историю, Солнечный лучик.
— Хочу! — Солейл запротестовала, скатываясь с его колен на её кровать и приземляясь с отскоком. — Мне всегда нравилась эта история.
— Тебе ещё не надоело?
— Нееет. Я хочу услышать о мамином платье и её прическе, и что ты сказал, когда…
— Хорошо, хорошо!
Папа подхватил её на руки, сел, скрестив ноги, прижимаясь спиной к горе её подушек и мягких игрушек. Он ловко взял щётку с мягкой щетиной с тумбочки, поставив её перед собой.
