Солейл знала океан. Сорен знала небо. Ни одна из них не принадлежал одному больше, чем другому, и впервые, когда внизу был океан, а вверху — небо, кровь застыла в её жилах. Когда она заметила непрерывную волну, она подплыла к ней и встала перед ней. Когда она почувствовала, что задняя часть доски приподнялась, она вскочила на ноги, согнув колени для равновесия…
И вот так, как будто она всегда знала, как это делается, как будто она никогда не останавливалась, она поймала волну.
Покой, внутренний и такой сильный, что слёзы выступили у неё на глазах, охватил её, когда она катила по волне; не большой, даже близко, но, боги, это не имело значения. Звёзды сверкали над ней, а океан мерцал под ней, и в их объятиях ей пришла в голову идея.
Может быть, это были не Никс и не Атлас. Может быть, это был не тот выбор, который она должна была сделать.
Возможно, выбор был за войной… или миром.
Она умерла мирным ребёнком. Была воспитана дочерью войны. Она приехала сюда уже в состоянии войны с этой семьёй и продолжала войну против двух частей самой себя. Но в этой битве не было победителя; Никс всегда будет в её сердце, а Атлас всегда будет в её крови. Она не могла убежать или проигнорировать ни то, ни другое.
Она не хотела быть связующим звеном между этими королевствами; она пыталась это сделать, и это только навредило всем вовлеченным.
Но, может быть, вместо этого она могла бы стать мостом.
Это означало бы простить людей, которых она не хотела прощать. Это означало бы, что все в Никс узнают, что она была дочерью их врагов. Это означало бы так много всего, с чем она не была готова столкнуться. Но если бы она сделала это быстро, это могло бы просто спасти жизнь Элиаса, в конечном счёте. Мирные договоры требовали переговоров, и она знала, каким будет её первое требование.
Безопасный — и быстрый — переход в Арбориус.
ГЛАВА 60
КАЛЛИАС
Каллиас прекрасно проводил время, отсыпаясь после винного запоя, из-за которого прошлой ночью он упал и пускал слюни в подземельях. Он, вероятно, утонул бы там, если бы Симус не пришел и не вытащил его оттуда. Его дверь распахнулась с такой силой, что ручка оставила вмятину в стене. Однако ему показалось, что она врезалась ему в череп, и он застонал, нащупал первое, чего коснулась его рука — подушку — и со значительной силой швырнул её в незваного гостя.
— Уходи, Джерихо. Я усвоил урок, поверь мне.
— Хорошо, — сказал голос, который не принадлежал Джерихо. — Потому что мне нужна твоя помощь.
Его глаза распахнулись, и он увидел Солейл, прислонившуюся к дверному косяку, с её мокрых волос капало. На ней было оранжевое атласское платье с запахом, руки скрещены на груди, лодыжки покрыты песком, а глаза пылали звёздным огнём.
— Ты всё ещё пьян? — спросила она.
Каллиас поморщился.
— Ещё немного.
Что было невесело, потому что это означало, что у него была достаточно ясная голова, чтобы вспомнить, что он сказал ей… какие ужасные вещи он позволил себе в той комнате. Чувство вины мгновенно вытеснило раздражение, и он сел, склонив к ней голову.
— Солейл, мне так жаль…
— Фантастика. Так ты согласен, что ты у меня в долгу?
— Я… что?
Солейл лишь ухмыльнулась, солнечная улыбка была такой яркой и полной надежды, что он подумал, не пьяна ли она. Он никогда раньше не видел у неё такой улыбки — по крайней мере, взрослой её версии.
— Оденься и притворись, что всё ещё умеешь быть принцем. Мы встречаемся в столовой… нашей, не настоящей. У тебя есть двадцать минут.
А потом она исчезла в мерцании оранжевого и золотого.
Он моргнул ей вслед, его разум вяло пытался переварить то, что она только что сказала.
— Нашей? — прошептал он.
Затем он буквально бросился в полёт, будь проклята головная боль, его пальцы застегивали рубашку быстрее, чем он когда-либо думал, что это возможно, едва вспомнив о том, чтобы надеть брюки, прежде чем выбежать за дверь, его волосы развевались за ним, распущенные и не расчесанные. Джерихо и Финн присоединились к нему мгновением позже, оба с одинаковыми выражениями надежды и замешательства на лицах, не отставая от него, когда они спешили в столовую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кто-нибудь знает, в бездну, что происходит? — спросил Каллиас.
— Может быть, она собирается убить нас всех, — предположил Финн, но его отчаянные глаза не соответствовали его голосу. — Или, может быть, она…
— Ты думаешь, она вспомнила? — спросила Джерихо, потирая руки, в её потускневших от усталости глазах впервые за долгое время появилось возбуждение.
Каллиас был слишком пьян, чтобы заметить многое за последние несколько дней, но Джерихо выглядела ужасно; если бы не тот факт, что она была такой же здоровой, как всегда, её щеки всё ещё были полны румянца, а конечности сильны, он бы забеспокоился, что она больна. Что-то в её глазах просто выглядело… неправильно. Может быть, одержимо.
С другой стороны, в последнее время все они выглядели одинаково, благодаря ходячим мертвецам. Так что, возможно, он был несправедлив.
— Может быть, — прохрипел он.
— Нет смысла прятаться здесь, — сказал Финн. — Мы никогда не узнаем, пока она нам не скажет.
На этот раз он был прав. Поэтому они все протиснулись внутрь, совершенно не зная, чего ожидать.
Солейл сидела во главе стола, скрестив ноги на сиденье, её юбка была подоткнута вокруг лодыжек, спина прямая, а подбородок вздёрнут под вызывающим углом. Она одарила их нехарактерно серьёзным взглядом, указывая на стол.
— Сядьте, нам нужно поговорить. Только нам вчетвером.
Каллиас обменялся взглядами с Джерихо и Финном, но медленно сел, его ладони уже покрылись потом в сгибах. Что бы это ни было, они не были готовы к этому. Он знал об этом.
Солейл сложила руки на столе и глубоко вздохнула.
— Прошлой ночью я угрожала папе, — объявила она так небрежно, как если бы кто-то объявил, что в тот день было облачно или что они купили новые туфли.
Глаза Финн расширились, и Джерихо рывком поднялась на ноги.
— Что ты сделала?..
— Расслабься, — Солейл жестом велела ей сесть обратно, и, к его удивлению, Джерихо так и сделала. — Очевидно, я не довела дело до конца. Думаешь, я привела вас сюда, чтобы объявить, что убила короля?
— Это очень похоже на то, что ты бы сделала, — сказал Финн.
— Справедливо. Но я этого не сделала, так что помолчи минутку.
Она сделала ещё один глубокий вдох и опёрлась руками о стол. Она смотрела на своё место так долго, что Каллиас проследил за её взглядом, задаваясь вопросом, написала ли она заметки на своей салфетке или что-то в этом роде. Ему приходилось делать это раньше.
— Вы все знаете святость клятвы. Вы поклялись друг другу, когда я умерла: мы — прежде всего. Но я… я не была частью этой клятвы. И я не должна была ожидать, что вы будете вести себя так, как я.
Сердце Каллиаса пропустило удар. Взгляд Солейл метнулся вверх, охватывая каждого из них, останавливаясь на Финне, который отвёл взгляд.
— Но я дала свои собственные клятвы, — сказала она, — парню в вашей темнице. Поклялась быть с ним, защищать его, разделить его последний вздох как свой собственный. И я не смогу сдержать их без вашей помощи.
— Мы не собираемся убивать тебя, когда он умрёт, — пробормотал Финн, и Солейл опустила голову на руки со вздохом, который предполагал, что она сыта его поведением по горло.
— Очевидно, что нет, и почему ты вообще это предположил? Это ужасно. У меня была другая идея на уме. Но Адриате это не понравится, и вам троим тоже может не понравиться.
— Просто выкладывай, Солейл, — сказала Джерихо, нахмурив брови. — Каков твой план?
Солейл встретилась с каждым из них взглядом.
— Эта война началась из-за того, что меня убили. Но я не мертва. Я сейчас здесь… не такая, как вы хотели, и всё ещё учусь, и всё ещё никсианка, но я здесь. В этой войне больше нет смысла. Не осталось ни борьбы, ни мести. Никс заплатил достаточно, и Атлас получил всё, что он мог бы пожелать от этого. Я не говорю, что Никс был без вины виноватым, и не говорю, что Атлас был оправдан в своих мотивах. Но пришло время нам прекратить ссориться из-за убийства, которого никогда не было. Я собираюсь сказать Адриате, что буду её связной. Я помогу договориться о мире с Никсом.
