серебристые ниточки. В ее глазах светились нежность и доброта. Выражение избитое, но так оно и было.
– Что с тобой?
Как ей объяснить? Что сказать? Не в силах выдавить из себя ни слова, я захлебнулся слезами.
– Бедный мальчик… – Она погладила мою пострадавшую щеку и вытерла мокрые глаза. – Вот, возьми. Здесь не очень много, но что-нибудь купить ты сможешь. – Втиснув в ладонь что-то прохладное, она загнула мне пальцы. – А вот это поможет тебе пережить жару. Я все равно уже наелась.
В другую руку лег кусок манго.
Как ни хотелось мне поблагодарить женщину, слов я, как ни странно, снова не нашел. Впрочем, как выяснилось, ответа она и не ждала. Быстро поднявшись, отряхнула юбку и убежала, бросив на прощание:
– Да благословит тебя Брам!
Я даже не успел встать, а она уже растворилась в толпе.
– И тебя…
Мой голос затерялся в уличном шуме и криках торговцев, пытающихся соблазнить покупателей. Разжав пальцы, я взглянул на ее подарок, и стоявший в глазах влажный туман тут же рассеялся.
Два медных ранда… Целых шестьдесят четыре оловянных чипа! За все время работы в театре я не получил ни единой монетки, да, по большому счету, в них и не нуждался – обо мне заботился Халим. Тем не менее цену деньгам знал. Разжившись несколькими чипами, голодный ребенок вполне мог позволить себе полную миску теплой чечевицы.
Двух медных рандов хватило бы на целую неделю невероятного обжорства. Теплая пища, хлеб и даже мясо! С этими деньгами я имел возможность купить такие вещи, которых мне недоставало всю жизнь. Одежду, например.
Настоящую одежду! Не лохмотья, не специально сшитое для попрошаек рубище, что выделял воробьям Митху.
Митху…
Я с тоской взвесил ранды в ладони. Милостыню оставлять себе запрещено: каждую монетку следовало вручить Джагги, а уж тот сдавал их предводителю воробьев. Как же хотелось насладиться короткими мгновениями неожиданного богатства и людской доброты!
Двинувшись вниз по улице, заприметил узкий переулок и, не сводя взгляда с монет, свернул. По-моему, такой радости я в жизни не испытывал.
Завтрак был не самым сытным, поэтому на манго я, как настоящий беспризорник, набросился с жадностью дикого зверя. Плод оправдал ожидания: сладкое, прохладное, липкое наслаждение – только успевай слизывать стекающий по пальцам сок. На внутренней стороне кожуры осталось еще немного мякоти, и я поднес ее ко рту.
Тихий свист в конце переулка заставил меня замереть на месте. Я оглянулся. У выхода на улицу маячили два мальчика. Расправив плечи, оба двинулись в мою сторону. Халим учил своих лицедеев сразу принимать точно такую же, а может, и еще более грозную позу: пусть противник видит, что ты способен дать сдачи.
Тяжело сглотнув, я припомнил еще один театральный трюк. Поведение должно быть настолько непринужденным, чтобы создалось впечатление: ты себя чувствуешь как рыба в воде. Прислонившись к каменной стене, я сосредоточился на манго, а другой рукой потихоньку опустил одну из монет в карман бриджей.
– Так-так-так, кто это у нас тут, Типу?
Парнишка, первым подавший голос, напомнил мне жирную сову. Копна черных волос, круглые, словно широко распахнутые от удивления глаза, пухлые щеки – либо неплохо питается, либо набил полный рот фиников. Одежда не по размеру, изношена. Сразу видно: большую часть жизни мальчишка проводит на улице. Жилет лопался по швам, не выдерживая напора толстого брюха.
– Похоже, в наши силки попала заплутавшая птичка. Один из воробьев Митху, причем без собаки, – отозвался Типу.
Телосложением он мало отличался от своего приятеля, да и одет был похоже. Волосы короткие, кудрявые и нечесаные.
Оба чужака явно старше меня – лет по пятнадцать. Может, чуть меньше.
Я впился зубами в кожуру от манго, не обращая внимания на парочку.
– Ого, наша птичка не умеет чирикать? Эй, мы с тобой говорим!
Я снова промолчал, с трудом поборов искушение припрятать и вторую монету. Сердце колотилось, словно барабан, и все же я пытался сохранять невозмутимость, хотя чувства бурлили как в ту ночь, когда погибло театральное семейство. Сначала меня ледяным потоком окатил страх, потом тело охватил жар.
В глубине души жутко хотелось выплеснуть безумный, не поддающийся голосу рассудка гнев.
– По-моему, новая птичка Митху – невежливый маленький засранец, Габи. – Приблизившись ко мне, Типу потер руки. – Как думаешь, сможем мы его заставить запеть? Эй, знаешь, как чирикает воробушек с поломанным клювиком?
Пожалуй, пора их заметить, иначе парочка разозлится еще больше… Такие ребята только и делают, что ищут повод, и обязательно его найдут, как бы ты себя ни вел.
– Нет, не знаю, – ответил я, избегая их взглядов.
– Вот и мы тоже, но сейчас постараемся выяснить. Кстати, говорят, что воробьи горазды подбирать завалявшиеся монетки? Коли обычно поручает нам разносить белую отраду, но не станет возражать, если мы потратим пару минут, чтобы выпотрошить птичку-другую.
При упоминании имени врага я замер и уставился на Габи. Тот спокойно встретил мой взгляд:
– О, никак, мы забеспокоились? Что я сказал не так, воробьишко?
– Коли… – тихо произнес я, и два слога слетели с губ, словно проклятие.
Парни переглянулись.
– А я что говорил? Ты тупой, приятель? Наверное, мамаша выкинула тебя из дома? Кому нужен ублюдок, не способный решить, что лучше жрать – грязь или дерьмо?
Я не ответил, лишь сжал кулаки, почувствовав, как ногти вонзились в плоть.
– Пожалуй, стоит проверить – не нашел ли воробей сегодня какую-нибудь блестящую безделушку. А, Габи?
Типу подступил еще ближе, и у меня в памяти что-то шевельнулось. Эти двое работают на Коли, а тот тоже руководит детской бандой, как и наш Митху…
Ниша…
Я совсем забыл о том, что моя подружка состоит в стае Коли, – слишком много всего за последние дни случилось: и побег из горящего театра, и новая семья в доме Митху. А теперь меня словно по голове ударили.
– Ниша… Как она? Где она?
Я кинулся к Габи, и в следующий миг перед моими глазами встала красная пелена. Мир вдруг накренился, и я приложился щекой о землю – точно так же, как и полчаса назад, только теперь почти ничего не почувствовал.
Чего это мне вздумалось прилечь?..
– Не смей говорить о девчонках Коли! И ни слова ни об одном из наших, понял?
Кто это – Типу или Габи? Когда в голове гудит медный колокол, голоса различить непросто.
– Гляди-ка, а у него что-то есть! – В голове слегка прояснилось. Это точно Габи. – У засранца-то целый медный ранд!
– Не-ет… – с трудом произнес я.
Черт, где монета? Зрение наконец восстановилось. Я обнаружил, что ранд,
