горький сок облегчает боль.
Я тут же открыл рот и показал пережеванную мякоть кожуры.
У Митху рефлекторно дернулся кадык – похоже, еще немного, и вырвет. Видать, пожалел, что полез с вопросами.
Именно в ту минуту у меня и родилась идея, которую я решил впоследствии использовать.
Митху кивнул Нике и отпустил нас взмахом руки.
Уговаривать меня не пришлось. Я вышел, и Ника увязалась за мной. Мы остановились у моей комнаты. Я ждал, что девочка, проводив меня, уйдет, однако она продолжала стоять.
– Что будешь делать со второй монетой?
– Тс-с… – Я едва не зажал ей рот ладонью, но вовремя вспомнил, как она расправилась с Габи и Типу, и передумал. – Хочешь, чтобы все услышали?
Прижав палец к губам, указал на соседние двери, и Ника закатила глаза. Я вздохнул и, сунув руку в карман, погладил медный кругляш.
– Пока не знаю. Наверное, отложу.
Если честно, я просто не представлял, на что использую целый ранд. Театр и семью он мне не вернет, Маграба и наши занятия – тоже. Я мечтал стать плетущим и посмотреть мир, только мечту за деньги не купишь.
И тут меня осенило. Кое-что купить все-таки можно. Деньги пригодятся: оплачу дорогу в Ашрам. Потребуется время, но я буду потихоньку копить, чтобы добраться до магического места, о котором рассказывал Маграб. Там я буду в безопасности, в отличие от Абхара. Обучусь всему, о чем мечтал. Мои пальцы сомкнулись на монете так, что стало больно.
По словам Митху, у каждого мальчишки есть свои сокровища. Будет оно и у меня.
Ника продолжала мяться перед дверью, словно ожидала более интересного ответа. Рассказать ей о своих мыслях я не мог, потому и задал встречный вопрос:
– Почему ты мне помогаешь?
Она задумчиво покусала губы:
– Ты не единственный воробей, для которого первые дни складываются тяжело. И не единственный, кому незнакомцы щедро подают. Я знаю, как хочется иметь мечту. Может, я тоже кое на что коплю, поэтому все понимаю. Может, просто хотела сделать тебе подарок.
Замолчав, Ника развернулась и побежала вниз по лестнице.
Возвращается на улицу, к своим обязанностям…
Обдумывая ее слова, я проскользнул в комнату. Интересно, на что она копит? В голову ничего не шло, и я сделал заметку на будущее: когда-нибудь все равно узнаю.
Достав ключ, опустил монету в ящик и быстро его запер.
Через пару минут появилась маленькая Кайя с миской и тряпицей и жестом велела мне сесть. Обмакнув тряпку в жидкость, прижала ее к моему лицу и протерла угол рта. Смотри-ка, даже не заметил, что там рассечена кожа. Щеки и губы словно охватило огнем. Я поморщился и едва не вскрикнул, однако Кайя капризов терпеть не стала бы. Она поднесла миску к моему лицу:
– Пей, полощи, потом сплюнь.
Я послушался, и во рту тоже запылало пламя, однако вскоре слизистые оболочки онемели. Я сплюнул жидкость вместе с пережеванной кашицей, оставшейся от манго.
Кайя, нахмурившись, глянула в миску, однако ни гнева, ни раздражения я в ней не заметил. Женщина тяжело вздохнула и вышла из комнаты, а я улегся в кровать.
Мои мысли вернулись к Нише, потом переключились на Ашрам. Интересно, сколько до него добираться и во что обойдется подобное путешествие, если я возьму с собой Нишу?
Сумму я себе не представлял даже примерно, однако был уверен: чем лучше мне удастся освоить мастерство воробья, тем быстрее накопятся необходимые для путешествия деньги. Так что я дал себе зарок стать талантливым попрошайкой в королевстве.
31
Воробьиные хитрости
День проходил за днем, а от Ниши по-прежнему не было весточек; имя ее не звучало ни в одном разговоре. А потом вступило в свои права время, и образ подруги переместился в дальние уголки мозга, но не исчез совсем.
Шесть месяцев, проведенных на улицах Кешума, научили меня многому, однако багаж театральных знаний пригодился не меньше. Слова Джагги постоянно крутились в голове, и я совершенствовался в искусстве представать самым что ни на есть жалким и убогим оборванцем.
Приспособился жевать корки лайма и манго, превращая их во рту в жидкую кашицу, и при необходимости мог сплевывать ее на землю, хватаясь при этом за живот. Меня воспитали лицедеи, и я перенес театральные приемы на уличную арену.
Разумеется, далеко не каждый прохожий сочувствовал испускающему мучительные стоны ребенку, однако попадались и такие. Иной лавочник скорее заплатит больному беспризорнику, лишь бы тот убрался с глаз покупателей.
В конце концов, что такое несколько оловянных чипов по сравнению с текущими рекой железными бунами и медными рандами?
Цена за спокойствие совсем небольшая, а воробью вполне хватит и нескольких монеток.
Тоска, зародившаяся во мне той ночью, когда погибла моя семья, тоже постепенно ушла в тайники сознания. Стала не то чтобы воспоминанием – скорее историей, которую тебе рассказали сто лет назад.
Итак, на поверхности остался лишь Ари-воробей и его воробьиная семья. Я учил братьев и сестер азам театрального мастерства, и говоруны начали приносить Митху такие суммы, что даже щипачи обеспокоились.
Другое дело, что на улицах Кешума промышляли не только воробьи, и вскоре на нас обратили внимание.
* * *
Я хорошенько разжевал корки лайма, которые загодя резал на тонкие полоски, и добавил к ним дольку апельсина. Закинув в рот куркуму, запил ее глотком драгоценной воды. Горечь, скопившаяся во рту, вполне могла вытянуть всю сладость из целой пригоршни сахара. Поморщившись, взболтал отвратительную смесь до однородной массы – получилась мерзкая кашица вполне подходящего цвета. Вот и отлично.
Выйдя на улицу Типпре, я побрел среди ларьков и тележек, с которых продавали всякую домашнюю утварь. Некоторые торговцы настолько преуспели, что приобрели целые здания и верхние этажи использовали для хранения товара. Словом, улица была небедная, и покупатели с деньгами стекались на нее со всех сторон.
Я словно случайно врезался плечом в одну из тележек – несильно, чтобы не перевернуть. Гнев торговца мне ни к чему. Если он решит, что товар в опасности, – сочувствия не дождешься, а вот затрещину схлопотать можно вполне.
– Помогите…
Я приоткрыл рот, и омерзительная жижа просочилась на подбородок. Заметив ее цвет, мужчина отпрянул:
– Не смей нести сюда заразу, найяк гунт!
Грязный бездельник? Ничего, потерпим.
Словно не расслышав, я сделал еще пару шагов вперед и, дождавшись, когда вокруг соберется побольше народа, загундосил:
– Воды… Помогите, чем можете! Мне плохо…
Согнувшись пополам, вызвал искусственную рвоту. Тщательно прожеванная масса потекла на землю, и я издал жуткий звук. Подобное зрелище любого
