Я всегда считала, что обладаю стойкостью и не поддаюсь панике, сохраняя самообладание. Сегодня тот момент, когда можно сказать, что это не про меня. Попав в такую ситуацию, я испытываю только дикий страх и сумбурную панику, не зная, за что взяться первым. Человек всегда думает, что у него всё под контролем и легко судит ситуацию со стороны. Но это до тех пор, пока он не оказывается в той, что ломает его. В эту секунду та, что перевернула меня. Я больше не могу хвалиться бесстрашием и силой, которую имею. У меня есть страхи. Один из них прямо перед глазами: живой труп, который где-то между жизнью и смертью. У него, как и всех, есть семья, друзья и, возможно, любимый человек, но я стала той, кто мог лишить их его. Чтобы он не сделал, это не даёт мне право забирать чью-то жизнь.
Не сразу осознаю, что меня поднимают на ноги, а вокруг сразу несколько людей в разных формах. Их слова и просьбы ответить на вопросы практически не слышно, всё затмевает шум в ушах. Я лишь вижу собственные колени и руки в крови, из-за чего становится ещё хуже. Меня выворачивает наизнанку, тошнота вот-вот выйдет наружу. Путь кажется размытым. Улавливаю полицейскую машину, в которую сажусь.
Спустя пять минут, закрываю рот ладонями, а мужчина рядом тормозит другого. Вылетаю на улицу, и рвота моментально вырывается фонтаном наружу. За ней следуют слёзы и кашель, с мерзким вкусом в горле. Тот же мужчина похлопывает меня по плечу, протянув бутылку воды. Но не успеваю открыть крышку, как новый позыв бьется наружу. Голова кружится, но я всё же возвращаюсь в машину.
Вокруг суета, пока я следую за двумя мужчинами, наблюдающими за мной. Я никогда не была в участке, сегодня мой первый раз. И это вовсе не то место, где хочется быть. Я не преступница и не убийца, либо я пытаюсь себя в этом убедить. Это была самооборона, — повторяю эти слова, заставляя себя поверить в них. Стул максимально неудобный, но сейчас и он напоминает мягкое кресло, потому что колени отказываются держать тело в вертикальном положении.
— Что произошло? — спрашивает один из них.
Окидываю взглядом небольшой кабинет, возвращая взгляд к мужчинам напротив.
— Девушка? — повторяет он же.
Замечаю, как второй подталкивает его локтем, словно они обмениваются немыми вопросами и ответами.
— Хотите сделать звонок? — спрашивает второй.
Кому звонить? Я впервые задаю себе это вопрос. Маме? В последнюю очередь я буду звонить ей, попав в такую ситуацию. Друзьям? У меня их нет. Мэйсону? Заново втягивать его туда, откуда он сумел выйти сухим. Он не имеет права на второй раз и не должен вытаскивать меня. На всём проклятом белом свете, единственный человек, который есть у меня — я. Человек, которому пожалуюсь, поплачусь, расскажу все тайны — я. Я могу позвонить себе.
Отрицательно кручу головой.
— Мы дадим Вам время, — кивает мужчина, и оба поднимаются на ноги.
Дверь закрывается, погружая меня в прежнюю пустоту и тишину. Понимаю, что хочу вернуть их, лишь бы не оставаться наедине с самой собой и пугающими мыслями. Но уже поздно. Я снова одна, а перед глазами та же картина, из-за чего тело начинает дрожать. Обращаю взгляд к рукам, на которых кровь чужого человека и дрожу ещё больше. Так страшно не было никогда. Лишь единожды: когда я смотрела на бездыханное тело отца в гробу, понимая, что это его последний образ, который вижу и запоминаю. Касаться его холодной кожи, зная, что он никогда не обнимет и не согреет. Не скажет, что всё будет хорошо, и мы скоро будем вместе. Я никогда не услышу его смех и не почувствую сотрясания из-за него же. Он никогда не накинет мне на голову военную кепку при встрече, потому что эти встречи больше невозможны.
За несколько минут, успеваю извести себя воспоминаниями и угрызениями совести до такой степени, что в любую секунду рухну на поверхность стола, встряхнув мозги. Такой исход кажется очень приятным, если поможет забыть последние часы жизни.
Дверь открывается, и тот мужчина, что предложил дать мне время, проходит в кабинет, положив перед моим лицом телефон. На экране несколько пропущенных от Мэйсона и три сообщения от него же, но вижу лишь последнее с вопросом: «Где ты?».
— Ответишь? — спрашивает мужчина, на что получает отрицательный ответ в виде качания головы. — Там нашли пистолет, он твой?
Вновь кручу головой.
— Того парня?
На этот вопрос, он получает положительный ответ.
— Он угрожал тебе? Лгать не в твоих интересах, отпечатки проверяются максимально быстро. Ты уверена, что там нет твоих?
— Да, — выдавливаю сиплый ответ, не узнавая собственный голос.
— Что произошло? Чем раньше ты расскажешь, тем скорей сможешь выйти отсюда.
— Он угрожал.
— Там присутствуют камеры, мы увидим и услышим это. Я ещё раз повторяю: врать не в твоих интересах. Так ты только усугубишь.
Его недоверие и подозрение находят отзыв. И в следующую секунду, выкладываю всё, что произошло, практически каждую мелочь и словесный диалог в точности до запятой и пауз. Задыхаюсь от слёз, которые душат, от волнения и страха, которые вновь настигают и окунают в весь ужас происходящего и произошедшего. Это ещё один момент моей жизни, который хочу забыть, но понимаю, что не смогу. Вытираю тыльными кистями лицо, подскакивая на месте от того, как резко распахивается дверь, отлетая в стену.
— Какого хрена Вы делаете? — рявкает Мэйсон.
Если бы могла, я бы сорвалась с места, но сил абсолютно не осталось, я выжата, как лимон. Взгляд парня метается между несколькими сотрудниками, которые толпятся за его спиной и что-то громко и настойчиво требуют.
— Где её адвокат? — продолжает он. — У меня нет сраного юридического образования, но всем известно, что Вы не имеете прав допрашивать её одну. Я вас всех нахрен засужу, пойдёте свистеть по перекрёсткам.
— Если Вы желаете защищать девушку, то можете присесть, мы поговорим вместе, — предлагает мужчина напротив меня, пока остальные недовольно пыхтят.
— Да, как же, — фыркает Мэйсон, протягивая мне ладонь. — Мы поговорим через полчаса.
— Почему Вы ставите сроки?
— Потому что приедет тот, кто защитит её права. Пока можете молиться, чтобы я не открутил головы каждого из вас.
С той же силой, он дёргает ручку, и дверь по новой хлопает, но уже за его спиной.
— Вы тоже уйдёте отсюда, — добавляет он, указывая мужчине на дверь.
— Да, без проблем, — кивает второй, покидая нас.
В кабинете остаётся лишь Мэйсон и я. И всё, что ожидаю — то, что он начнёт указывать и давить, ведь я всё рассказала. Я не сдержалась, что может аукнуться, а Мэйсон зол или даже в бешенстве. В его глазах вижу огонь, но как только он обращает взгляд ко мне — пламя потухает.
Парень приседает на корточки и смотрит в мои глаза.
— Черт, крошка, да ты нокаутировала его голыми кулаками, — улыбается он.
— Ч-что? — заикаюсь, не скрывая удивления. Мэйсон сплошная загадка.
Положив ладони поверх моих, он поглаживает кисти большими пальцами.
— Я в тебе не сомневался.
Из-за этого, голова начинает кружиться, кажется, над ней летают птички или звёздочки. В следующую секунду, взгляд Мэйсона темнеет, а лицо больше не выражает восхищения и улыбку.
— Что он говорил тебе?
Издав всхлип, закрываю лицо ладонями и вновь пускаюсь в слёзы. Но этот раз дело не в произошедшем, а в том, что Мэйсон тут. Я не понимаю, почему он всегда оказывается рядом, почему поддерживает меня даже в том ужасе, который я создала. Он первый человек, который не бросает меня в самые отчаянные минуты и тот, кто разделяет счастливые.
— Почему? — выдавливаю я, найдя его глаза.
— Что?
— Почему ты всегда приходишь ко мне?
— А что я должен сделать?
— Оставить меня, у тебя куча своих проблем.
— И поэтому я должен бросить тебя?
Хочу смахнуть слёзы, но он ловит мою руку, убирая её в сторону, продолжая смотреть в мои глаза.
— Потому что я люблю тебя. Ты же слышала клятву: в горе и в радости, в здравии и в болезни, в богатстве и в бедности.
