Тех, кто не соблюдал новые правила, наказывали. Так что я могу понять разочарование Мирасы. Но все ее убийства – ненужная жестокость. Если, чтобы использовать свою магию, ей нужно только прикоснуться к своему основному водоему, она может питаться, не убивая людей. Она специально пряталась под поверхностью воды, чтобы заманить своих жертв.
Но убийство моего отца… никак не связано с необходимостью пополнить силы.
– Возможно, я недооценивала тебя, – замечает Мираса. – Возможно, ты даже мягче, чем я думала. Как бы то ни было, я рада нашему воссоединению. Со временем ты простишь меня.
– Я никогда тебя не прощу, – отрезаю я. Мои слова пропитаны всей моей яростью. Всем моим горем. – Отец много значил для меня, а ты его забрала. Почему? Почему после стольких лет ты вдруг захотела вернуть меня?
– Все не так внезапно, как ты думаешь. Ты нужна мне, Астрид.
Нужна. Ни слова о любви.
– Зачем?
Выражение ее лица мрачнеет.
– Потому что ты украла мою магию, дочь.
Глава XL
АСТРИД
По моей коже пробегает холодок.
– В каком смысле я украла твою магию?
Мираса указывает на расположенные возле ее пруда низкий валун и пень.
– Давай присядем и все обсудим. Знаю, что это не те роскошные апартаменты, к которым ты привыкла во дворце, но и я, к сожалению, не королева.
Слово «королева» звучит резче, чем все остальное.
– Я не собираюсь садиться. И мы не станем ничего обсуждать. На самом деле я не… я должна быть не здесь.
Лицо Торбена заполняет мой разум, напоминая о его глупой, бессмысленной жертве. Даже зная, что Трис не убивала моего отца, я не смею надеяться, что она освободила Торбена. Не знаю, что именно он собирался сделать при встрече с правительницей Весеннего королевства, но по тоске в его глазах и по тому, как безнадежно звучало его признание в любви перед уходом, ясно: он и не надеялся покинуть дворец живым. Мое сердце сжимается, когда я задаюсь вопросом, не опоздала ли я.
Даже если еще не слишком поздно…
Я оглядываю поляну, но келпи предупреждающе обнажает свои острые зубы. Я никак не смогу убежать от него. Даже вырвавшись, снова обманув его, мне все равно пришлось бы потратить время, чтобы добраться до дворца Фейрвезер. К тому моменту Торбен уже может быть… У меня кружится голова. Покачиваясь, я отказываюсь заканчивать мысль.
– Слишком поздно, Астрид, – говорит Мираса, с фальшивым сочувствием. – Я знаю, как королева ненавидит тебя. Мне также известно, куда отправился твой Охотник. Он не придет за тобой, а ты не отправишься за ним.
Ярость воспламеняет мою кровь, и я цепляюсь за это чувство, как за спасательный круг. Оставлять разум чистым. Вот и все, что я могу сделать, чтобы не поддаться своему горю. Я хмуро смотрю на Мирасу.
– Ты послала Мэрибет этим утром, приказала ей солгать, верно?
– Я послала ее освободить тебя от еще одного похитителя, что взял тебя в плен.
– Он не был… – Я замолкаю, понимая, что спорить с этим существом бессмысленно. Сейчас я хочу от нее только правды. – Ты заставила ее покончить с собой, выпить настойку пурпурного малуса?
– Я отдала ей ряд приказов, – объясняет Мираса. – Слова, которые она должна была сказать. И слова, произносить которые было запрещено. Владение истинным именем человека не дает абсолютного контроля над ним, только позволяет принуждать его с помощью прямых команд. Поэтому-то я была вынуждена отдавать свои приказы с предельной четкостью. Так я и сделала. В то утро я приказала ей проглотить яд, но при двух условиях. Если ты откажешься пойти с ней. И если она произнесет хотя бы три слова, способные помешать нашему воссоединению. Это стало предосторожностью на случай, если эта девчонка найдет способ ослушаться моего приказа.
У меня перехватывает дыхание, когда я вспоминаю последнее, что сказала Мэрибет.
Не доверяй мне.
Три последних слова.
Я думала, что не должна доверять Мэрибет, потому что она хочет отвести меня к Трис. Теперь же я понимаю, что она просила меня не доверять словам, которые произнесла до этого. Я помню, как трудно ей было говорить. Она изо всех сил пыталась выдавить из себя каждое слово. Я полагала, что она борется с принуждением, но на самом деле…
Она пыталась не заговорить. Не произносить ложь, которую ее послали передать. Ложь, способную разлучить меня и Торбена. Ложь, которая убедит Торбена, что наше время вышло. Мираса могла предсказать, что ее план сработает, только зная, как много для меня значит Торбен. К тому же ей было известно, где мы.
Вот тогда-то я вспоминаю, что сказал Торбен сегодня утром. Что совсем недавно он видел на своей территории келпи. Теперь-то я понимаю, что это был Вартул, посланный Мирасой шпионить за нами. Но как он узнал, что мы прячемся в поместье Дэвенпорт?
Мираса делает шаг ко мне, отчего я напрягаюсь. К счастью, она не подходит ближе. Вместо этого водяная фея складывает руки перед собой.
– Я бы оставила девчонку в живых, согласись ты поехать с ней.
– Я пыталась, – отвечаю я. – Я согласилась, но она…
– Ах, – кривит губы в усмешке Мираса. – Тогда она нарушила второе условие.
– А значит, ты убила ее.
Она раздраженно вздыхает.
– Она сама навлекла на себя подобную судьбу. Ей было известно, как опасно раскрывать свое истинное имя.
Я прищуриваюсь.
– Как это произошло? Когда?
Мираса снова указывает на валун и пень рядом с ним.
– Может, все-таки присядем? В последнее время я не очень сильна вне своего пруда.
Что-то вспыхивает в моей груди – кипящая смесь надежды, ярости и… и чего-то более темного. Мысли о мести. Когда-то, будучи уверенной, что Трис убила моего отца, я испытывала к ней подобные чувства. Именно поэтому ночь за ночью я приходила к бойцовской яме в Отделе Гнева, стремясь научиться всему, чему только возможно. Сомневаюсь, что полученные знания помогут мне сейчас, но, по крайней мере, я поняла, как важно отыскать слабости противника. И Мираса только что намекнула на одну из своих.
Я скрещиваю руки на груди.
– Хорошо.
Когда мы занимаем свои места в ее импровизированной зоне отдыха (она на валуне, я – на пне), ее улыбка становится шире, но взгляд холодных глаз все еще прикован ко мне.
– Будь я жеманным человеком, предложила бы тебе чаю, – замечает она с насмешкой.
– Говори уже.
– Хорошо. Хочешь узнать, как твоя горничная стала мне прислуживать?
– Я хочу знать все.
Мираса приподнимает бровь.
– Уверена? Правда может стать тяжелым бременем, которое после
