он получил боевое крещение в демонстрации у Казанского собора. Пока Г. В. Плеханов, тогда еще совсем юный студент, произносил речь, Богдан Маркович «весьма энергично действовал боксом, сражаясь с городовыми». В статье Плеханова, посвященной этому событию, есть такие строки: «В особенности отличился тогда студент NN. Высокий и сильный, он поражал неприятелей, как могучий Аякс, сын Теламона, и там, где появлялась его плечистая фигура, защитникам порядка приходилось жутко. Как ни старалась схватить его полиция, он счастливо отбил все нападения и возвратился домой таким же-«легальным» человеком, каким пришел на площадь». По понятным причинам Плеханов не мог раскрыть имени студента NN. Но уже тогда Богдан Маркович был известен III отделению.
В доме Ниссена на Фонтанке часто появляются незнакомые люди с записками от Богдана и остаются ночевать в относительно безопасной квартире Марии Александровны. Она не раз замечала, как напротив дома по набережной фланируют подозрительные личности, шушукаются с дворниками, упорно смотрят на ее окна в третьем этаже.
В беспокойной обстановке, в постоянной тревоге за сына, она пишет свои новые, еще недооцененные повести, завершающие петербургский период ее творчества. Образы молодых героев, стремящихся сблизиться с народом, становятся более зримыми и конкретными, обличения либералов, ханжей, отступников — еще более резкими и язвительными.
Выходят третий и четвертый тома собрания сочинений, содержащие «Живую душу», «Теплое гнездышко», «Записки причетника». В литературном сборнике «Складчина», составленном русскими писателями в пользу пострадавших от голода в Самарской губернии, печатается «Сельская идиллия». В том же 1874 году поступает в продажу сборник рассказов и повестей Марко Вовчка «Сказки и быль», в 1875 году «Отечественные записки» публикуют роман «В глуши».
Писательница находится в расцвете творческих сил, но ее проблемные произведения критика либо замалчивает, либо встречает в штыки. И не только охранительная критика, но и радикальные публицисты «Дела»!
История жизни учителя Луганова — перевоплощение прогрессивно мыслящего человека в заурядного обывателя, прилепившегося к «теплому гнездышку», — объявляется столь же нетипичной, как и неуклюжие попытки заурядного обывателя помещика Хрущова выдать себя за прогрессивного деятеля («В глуши»). Верность героев общественному призванию, твердость характера, смелые решения таких цельных и сильных натур, как Соня («Теплое гнездышко») или Маня («В глуши»), кажутся рецензентам надуманными, несвоевременными, банальными. Критики говорят об увядании таланта, о «симптомах деградации» известной писательницы, предрекают ей быстрое забвение. Одних отпугивает резкость красок, какими рисуются отрицательные персонажи, других не устраивает «мишурная филантропия» барышень, порывающих с дворянской средой.
П. Н. Ткачев, теперь политический эмигрант, присылает из-за границы злобную статью «Литературное попурри» о романе «В глуши». Его устами передовой журнал «Дело» обвиняет Марко Вовчка в незнании жизни, советует ей не писать романов с «современной тенденцией».
А между тем такой требовательный читатель, как И. С. Тургенев, в разговоре с Салтыковым назвал этот роман хорошим, а Чернышевский отметил его эпическую широту и силу художественного воздействия.
Вот слова Чернышевского, изложенные Б. А. Марковичем в письме к матери от 12 мая 1887 года: «Прежде всего передаю тебе привет человека, которому мы с тобой недостойны, пожалуй, развязать ремень у сапога. Он просил сказать, что глубоко тебя уважает, твой талант, который он считает громадным… твою «В глуши» он перечел раз пятьдесят в тех далеких краях, где провел так много лет. Он считает, что лучшего с тех пор никем ничего не написано».
Этот восторженный отзыв дополняется неожиданным сопоставлением: «Кстати, говоря о Короленко, он сказал: «Все-таки он очень еще молодой. Сравните, например, его рассказы с «В глуши». У Короленко вы видите жизнь уголка — уездного города, а там, «В глуши», — жизнь всей России».
До сих пор не получили объективной оценки аллегорические сказки Марко Вовчка «Совершенная Курица» и «Предприимчивый Шмель». Первая включена в сборник «Сказки и быль», вторая издана посмертно. Эти своеобразные вещи ближе всего по художественной манере к французской литературной сказке, переносящей критику социальной иерархии и общественных пороков в мир животных. В образе птиц и зверей угадываются обобщенные портреты людей всех рангов и всех сословий. Сказочные сатирические альманахи выпускал Этцель. Один из них — «Общественная и домашняя жизнь животных» — вышел с великолепными иллюстрациями Жана Гранвиля, которые воспроизводились в журнале Марко Вовчка. Сама она перевела «Историю белого дрозда» Альфреда де Мюссе и несколько сказок Масе и Сталя, заставивших цензора забить тревогу. В этой связи следует напомнить и о «Принце-Пуделе» Лабуле.
Такова литературная традиция, породившая сатирическую повесть «Совершенная курица». Барский дом уподобляется курятнику. И тут и там чинопочитание, лизоблюдство, сплетни, оговоры. Болтливая курица Дорочка и угодливый пес Фингал рассматривают жизнь людей со своей куриной и собачьей точки зрения. Повествование ведется в двух планах. Параллели и аналогии усиливают художественный эффект. Приживалка Тобипгка — повторение Дорочки, «его превосходительство» — двуногая копия Фингала. Остроумные реплики, меткие наблюдения, тончайший психологизм — все это прошло незамеченным. И только Чернышевский с большой похвалой отозвался о «Совершенной курице» и с сожалением констатировал: «Да! Этой вещи не поняли».
С начала шестидесятых годов и до конца жизни Чернышевский пристально следил за творчеством Марко Вовчка и вопреки злостным измышлениям о «закате таланта» не уставал повторять, что считает ее одним из сильнейших русских прозаиков после Лермонтова и Гоголя.
Проще всего признать это «гиперболой». Легче всего объяснить многократное чтение «В глуши» отсутствием у Чернышевского книг в сибирской ссылке. Но в том постоянстве, с каким он возвышал Марко Вовчка, видна прежде всего глубокая принципиальность. «Громадный талант» импонировал ему не сам по себе, а в соединении с воинствующей гражданственностью, без малейших уступок и колебаний в сторону либерализма. Чернышевского пленяло большое художественное мастерство в сочетании с последовательно-демократической направленностью, с публицистическим и атеистическим накалом.
Что же касается восторженной оценки романа «В глуши», то Чернышевский во многом прав. Исчерпывающее раскрытие характеров, острые психологические коллизии, насыщенная словесная живопись, идейная целеустремленность ставят это блестящее произведение в один ряд с классическими русскими романами.
15 августа 1875 года писательница сообщила М. Жученко: «Да еще новость: вероятно, вслед за «В глуши» будут печататься «В столице» того же автора». Приоткрывается интересный замысел, оставшийся, к сожалению, невыполненным. Можно догадаться, что Марко Вовчок собиралась проследить дальнейшую судьбу своей любимой героини Мани — показать ее жизнь в Петербурге — в кругах учащейся молодежи, деятельниц женского движения, в революционной среде.
Этот замысел возник в самом разгаре работы над романом «В глуши». Работа творческая перебивалась интерпретаторской — переводом «Таинственного острова» Жюля Верна, завершающего его знаменитую трилогию. Но, как всегда, времени было в обрез.
Этцель требовал оперативности. «Будете ли Вы достаточно проворны, Вы и Звонарев, если я срочно пришлю Вам текст?» — спрашивал он Марию
