в глаза;
– однако, если каждый будет обладать такой привилегией, то правитель окажется в сомнительном с политической точки зрения положении. Расшифровка этой максимы следует в следующем абзаце текста книги.
Помимо очевидных причин, почему флорентиец затронул эту тему в своей книге, есть одна менее явная. Очевидно, однако, что автор такого сочинения как «Государь» не мог претендовать на звание льстеца, несмотря на все знаки внимания, оказанные семейству Медичи в этой работе. Соответственно, он не мог не воспользоваться этим преимуществом в работе для своих потенциальных клиентов, подспудно противопоставляя недостатки уже имеющихся советников своей неподкупной честности. Одновременно Макиавелли со свойственным ему умением ставить под сомнение только что сказанное, уточняет, что авторитет государя не должен подвергаться ударам со стороны критиков.
Существует мнение, что Макиавелли впоследствии пересмотрел свои взгляды на отношения между государями и льстецами и даже похвалил последних в своей «Жизни Каструччо Кастракани из Луки»[568]. На деле данный эпизод выглядит не так однозначно. Макиавелли написал следующее: «Около него /Каструччо Кастракани – В.Р./ вертелся один льстец, и он, чтобы показать ему свое презрение, плюнул на него. Льстец сказал: «Рыбаки, чтобы поймать маленькую рыбку, дают морю омыть себя с ног до головы. Я охотно позволю омыть себя плевком, чтобы поймать кита». Каструччо не только выслушал эти слова без раздражения, но еще и наградил говорившего»[569]. В результате получается, что Каструччо оценил не столько лесть, сколько остроумие льстившего.
Поэтому благоразумный государь должен избрать третий путь, а именно: отличив нескольких мудрых людей, им одним предоставить право высказывать все, что они думают, но только о том, что ты сам спрашиваешь, и ни о чем больше; однако спрашивать надо обо всем и выслушивать ответы, решение же принимать самому и по своему усмотрению. На советах с каждым из советников надо вести себя так, чтобы все знали, что чем безбоязненнее они выскажутся, тем более угодят государю, но вне их никого не слушать, а прямо идти к намеченной цели и твердо держаться принятого решения. Кто действует иначе, тот либо поддается лести, либо, выслушивая разноречивые советы, часто меняет свое мнение, чем вызывает неуважение подданных.
Итак, здесь в очередной раз во главу угла ставится уважение подданных к правителю, причем уважение, вызванное его продуманной политикой и четким руководством государством. Описанная модель принятия решений имеет свои плюсы и минусы, однако для Макиавелли, вероятно, важнее всего то, что она идеальна для той группы советников, которая будет работать на своего государя. Возможно, чтобы избежать слишком благостной картины для нее и добиться баланса во взаимоотношениях во власти, флорентиец накладывает ограничения на деятельность окружения государя. В этой связи еще раз упомяну Коммина, который считал, что государи часто предпочитают советников «дурного нрава»[570].
Вообще, Макиавелли предлагает здесь очень жесткую модель, особенно с точки зрения современной политики. Может показаться, что он заранее ограничивает критику советников в адрес государя; однако это неверно, поскольку предполагается, что тот должен сам спрашивать свое окружение «обо всем». Последнее предполагает полную передачу инициативы в руки правителя. Своеобразный вариант деспотического руководства, где все находится в руках просвещенного государя. Только тогда система начнет работать.
Сошлюсь на один современный пример. Отец Лука, доверенное лицо императора Максимилиана, говоря о его величестве, заметил, что тот ни у кого совета не просит, но по-своему тоже не поступает именно оттого, что его образ действий противоположен описанному выше. Ибо император – человек скрытный, намерений своих никому не поверяет, совета на их счет не спрашивает. Но когда по мере осуществления они выходят наружу, то те, кто его окружают, начинают их оспаривать, и государь, как человек слабый, от них отступается. Поэтому начатое сегодня назавтра отменяется, и никогда нельзя понять, чего желает и что намерен предпринять император, и нельзя положиться на его решение.
В данном случае, разумеется, Макиавелли стремится добиться согласия читателей со своей моделью идеальных взаимоотношений государя и его ближайшего окружения. Для этого автор создает картину управления, основанную полностью на противоположных предложенным принципах. В результате эта модель вроде бы не работает, что и как будто наглядно подтверждает правоту флорентийца. В принципе действенный прием в политическом консультировании.
Таким образом, государь всегда должен советоваться с другими, но только когда он того желает, а не когда того желают другие; и он должен осаживать всякого, кто вздумает, непрошеный, подавать ему советы. Однако сам он должен широко обо всем спрашивать, о спрошенном, терпеливо выслушивать правдивые ответы и, более того, проявлять беспокойство, замечая, что кто-либо почему-либо опасается говорить ему правду.
Как и прежде, Макиавелли прибегает к риторическому повтору для закрепления у читателя основных своих идей. Возможно, здесь стоит обратить внимание на то, что к концу книги этот прием используется гораздо чаще, чем в начале книги. Причем речь идет именно о сознательном приеме, а не о склонности автора к повторениям одних и тех же общих мест. Впрочем, повторять прописные истины плохо, но что же тогда еще с ними делать?
Многие полагают, что кое-кто из государей, слывущих мудрыми, славой своей обязаны не себе самим, а добрым советам своих приближенных, но мнение это ошибочно. Ибо правило, не знающее исключений, гласит: государю, который сам не обладает мудростью, бесполезно давать благие советы, если только такой государь случайно не доверится мудрому советнику, который будет принимать за него все решения. Но хотя подобное положение и возможно, ему скоро пришел бы конец, ибо советник сам сделался бы государем. Когда же у государя не один советник, то, не обладая мудростью, он не сможет примирить разноречивые мнения; кроме того, каждый из советников будет думать лишь о собственном благе, а государь этого не разглядит и не примет меры. Других же советников не бывает, ибо люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость. Отсюда можно заключить, что добрые советы, кто бы их ни давал, родятся из мудрости государей, а не мудрость государей родится из добрых советов.
По Юсиму: «И хотя некоторых государей многие почитают благоразумными не от природы, а благодаря добрым советам, которыми те пользуются, это мнение ошибочное. Можно принять за твердое правило, что государь, сам по себе не обладающий мудростью, никогда не сможет придерживаться хороших советов, если только ему не попадется такой мудрый человек, который бы во всем им руководил. Но в этом случае такой государь недолго продержался бы у власти, потому что руководитель вскоре низверг бы его. В то же
