К утру он добрался до брата, отдохнул пару часов и к полудню они пригнали скот в деревню, будто ничего и не произошло. И опять отец тщательно пересчитал три реала, спрятал их, но на сына всё же посмотрел осуждающе.
– Скоро я тебе, отец, десять золотых отдам, – молвил Лало с гордостью. – Я уезжаю вечером. Подбери мне лучшего мула. Мне надо спешить.
Он выехал за два часа до заката и остановился на ночь уже в полной темноте. В голове постоянно мелькали обрывки мыслей, что скоро он будет самым богатым человеком в деревне, сможет выкупить себя и стать свободным и работать только на себя.
Мул оказался очень выносливым. В усадьбе дона Рожерио Лало оказался ещё быстрее, чем прежде. Его тотчас провели в кабинет к сеньору. Даже сиеста не остановила Лало.
Сильно постаревший, с трудом передвигающийся дон Рожерио, принял метиса тотчас, и с надеждой во взгляде, спросил:
– Это опять ты, парень? Что привёз нового?
Лало молча протянул письмо, остался стоять в ожидании.
Он увидел, как дон Рожерио побледнел, охнул и отвалился на спинку кресла с белым, как мел, лицом. Метис испугался, выглянул за дверь.
– Сеньору плохо, – сказал он ожидавшему дворецкому.
Дона Рожерио привели в сознание, окружили, охали, ахали, поили вином. Донья Риосеко не могла стоять, упала в кресло, забившись в рыданиях. Про Лало забыли, и только когда дон Рожерио в состоянии был продолжить чтение письма, отстранил всех мановением руки, поманил метиса.
– Что они передали тебе на словах, парень?
– Грозились всеми карами земными, сеньор, если я не выполню их задание, – ответил Лало.
– Я не про тебя спрашиваю, болван! Я про дочь говорю!
– Бог свидетель, сеньор! Я ничего об этом не знаю! Клянусь Девой Марией!
Лало истово перекрестился, оглянулся по сторонам, но дона Рассио не заметил. Спросить, конечно, не осмелился.
– Проклятье! И Рассио до сих пор не вернулся из города! Что можно столько дней там делать? Немедленно послать управляющего к нему! Сегодня же пусть будет здесь! А ты, – повернулся он к метису, – жди моего распоряжения. Вон, образина немытая!
Лало поспешил на кухню, помня, что там много вкусного.
Уже ночью дон Рассио приехал в усадьбу в сильном расстройстве, и тотчас зашёл в спальню к отцу.
– Наконец-то! Где ты шлялся, балбес? Тут такие дела, а он больше недели шатается по кабакам и девкам! Читай! – И старый сеньор бросил сыну искомканный лист письма. – И посмотри, что внутри, сынок!
– Что это? – тихо спросил дон Рассио; с его губ эти слова слетели едва слышно. Отец фыркнул в усы, заметив:
– Что, никогда не видел пальцев, отрубленных у рабов? Но теперь это палец твоей сестры! В то время, как ты забавляешься в городе неизвестно чем!
Руки Рассио дрожали, и он с трудом читал послание сестры.
– Папа! Но это невозможно! Что нам делать?
– Лучше скажи, ты нашёл эту донью Фонтес, сын? Кто она такая?
– Её до сих пор ищут, но безрезультатно, отец! Мы допросили донью Корнелию, но ничего определённого не узнали. У нею есть внучка Мира, но никто не знает Эсмеральды Фонтес.
– Что, эти алькальды со своими людьми ничего не могут разыскать? Разве Понсе похож на Севилью или Мадрид, что в таком городишке не могут найти какую-то бабу низкого происхождения? Позор и безобразие! Что губернатор?
– Как говорится, морально поддерживает советами и пожеланиями, папа.
– Рад, видимо, что я уже слишком стар и не могу лично предъявить ему свои требования, проходимец! Обнаглели, свиньи!
– Не стоит так волноваться, отец! Слышал, вам было плохо.
– А как мне должно быть, коль на тебя сваливается отрубленный палец и такие требования! Двадцать тысяч золотом! Треть состояния, которое мой отец добывал в поте лица и погиб, защищая его и достояние Его Величества!
– Папа! Успокойтесь! Не лучше ли нам бросить угрожать этим подонкам и согласиться с их требованиями? Мы сохраним вашу дочь, а состояние мы и так можем сохранить. Не всё же они требуют. Это ещё по-божески... Треть...
– Тебе легко говорить, сын, когда ты его не создавал! А мне... – Он замолчал, задумался, а Рассиос тревогой смотрел, как нервно подёргивается у отца щека и чуть заметно перекашивается левая бровь.
Дон Рожерио так и не закончил разговор с сыном. Он вяло махнул рукой, давая понять, что тот должен уйти.
Утром весь дом был полон переполохом. Старый дои Рожерио оказался парализованным на левую сторону. Выяснилось, что он почти не может говорить, понять его было трудно.
Всё же ближе к вечеру, лекарь объявил, что болезнь может отпустить старика. Нужно, мол, только подождать немного и не волновать дона Рожерио.
Дон Рассио сидел у кровати больного, наблюдал его лицо и удивлялся, что не чувствует особого сожаления о болезни отца. Вспоминал, как постоянно тот упрекал его в слабости характера, неспособности действовать жёстко, решительно и непреклонно. Постоянно жалел, что Габриэла не мальчик.
Вдруг дон Рожерио шевельнул правой рукой, прохрипел что-то. Сын наклонился к нему, пытаясь уловить его слова.
– Сын, делай, как знаешь, – услышал Рассио и ощутил нечто похожее на облегчение.
Он посмотрел в лицо отца, но тот лежал с закрытыми глазами, казалось, спал. Дышал трудно, с шумом.
Дон Рассио посидел ещё немного, потом тихо поднялся, ещё постоял, вышел.
– Где тот метис, что привёз письмо? – спросил он у одной из служанок.
– Он спит в конюшне, сеньор.
– Разбуди и приведи его тотчас ко мне!
Лало щурил глаза на свет свечей канделябра. Почтительно остановился у порога.
– Подойди, – бросил дон Рассио. – Ты знаешь, чего требуют люди, пославшие тебя сюда?
– Нет, сеньор.
– Они ждут ответа, или и этого ты не знаешь?
– Нет, не знаю, сеньор.
– Сколько времени тебе потребуется доехать и вернуться назад?
– Дней десять туда, сеньор и столько же обратно.
– Не слишком ли много? Мне казалось, что путь намного ближе. Не так ли?
– Нет, сеньор. Просто на полпути меня встретили, и я всё им поведал. У меня был мул сильно истощён, пришлось ждать там, где мне приказали, сеньор.
– У них что, были запасные мулы?
– Не ведаю, сеньор. Только они были на конях. И очень хороших. Мой мул не смог бы угнаться за такими.
– И на этот раз тебя встретят?
– Они не говорят об этом, сеньор. Только сказали, что мне дадут пять реалов. Только как вы можете об этом знать, сеньор?
Дон Рассио порылся в кармане, достал золотой песо, бросил метису.
– Возьмёшь двух лучших мулов в конюшие, поскачешь в свою деревню и передашь письмо тем людям. Надеюсь, они опять встретят тебя где-то на дороге.
– Спасибо, сеньор! Да воздастся вам Девой Марией! Когда выезжать, сеньор? Я готов хоть сейчас!
– Было бы хорошо. Только тебя будут сопровождать двое моих людей. Пока дня два, потом ты поедешь один. Я не желаю рисковать сестрой.
– Как скажете, сеньор. Я готов.
– И передай на словах, что больше я не потерплю надругательств над сестрой. И пусть её содержат достойно, согласно положения. Ты понял?
– Понял, сеньор! Всё сделаю, сеньор! Спасибо! Да пусть будет вам благословение божье!
Животных гнали нещадно, но через два дня пришлось остановиться. Лало получил другого мула, шедшего налегке и достаточно свежего.
В деревне Лало опять договорился с братом о стаде скота в соседней долине милях в десяти восточнее, сам же, сменив мула, помчался к Хуану.
Ариас внимательно прочитал два раза послание дона Рассио, потом вслух прочитал уже Хуану.
– Вот теперь можно считать дело сделанным! Правда, только наполовину, но сделано, Ар! Даже не верится, что у нас может получиться!
– Не радуйся прежде времени, Хуан. Опасность ещё достаточно велика. Я не уверен, что нас или Лало не станут выслеживать. В письме говорится, что готовы выплатить требуемую сумму. И это должно произойти в городе. Странно это и опасно. В городе нам с этим делом не справиться, Хуан.
