лишь Берди. Мы обнялись. От нее пахнуло свежей выпечкой, на щеке я заметила муку.
— Ты спускалась на кухню?
— Так, заглянула, — подмигнула она. — Твоя мать попросила, а я только и рада услужить.
Что же она готовила? Только я хотела спросить, вошли Гвинет с Натией. Последняя подняла взгляд к высокому потолку, оглядела гобелены на стенах. Припоминаю, как ела с ней впервые. Я набивала желудок, а она таращила полные невинности глаза, засыпая меня вопросами. Теперь же Натия смотрела под стать кошке в засаде — как и все мы. Все явились к столу при оружии, хотя это строго запрещалось. Но сегодня никто не протестовал, даже тетя Клорис.
Мы вчетвером устроились в конце стола.
Вскоре вошли моя мать с сестрами и леди Адель, тетя Паулины. За спиной у матери красовалась изящная коса, на платье не было ни морщинки, во взгляде вновь горел огонь. Глаза, осанка, вскинутый подбородок — все заявляло: «вам не победить, изменники». Меня поразило, что они с Берди разговорились, как давние подруги.
Показались Оррин, Тавиш и Джеб с Каденом, явно волнуясь. Мать радушно их приветствовала и пригласила к столу — как вдруг меня осенило: за столько времени они, по сути, ни с кем не познакомились! Сблизиться нам и правда не мешало. Сегодняшний ужин порадует не только желудки. Вокруг сновали слуги, наливая вино и эль. Мать хоть и обещала простые угощения, перед игристым вишневым мускатом не устояла.
— А где Паулина? — поинтересовалась я у Гвинет.
От моего вопроса леди Адель оживилась. После того скандала в первую ночь Паулина ее избегала, вот и осталась в аббатстве с малышом. Но сегодня обещала вернуться.
— Пошла в аббатство что-то забрать, — ответила Гвинет. Понятно, о чем речь. — Скоро придет.
Леди Адель отвернулась, а Гвинет пожала плечами, будто не зная, почему Паулина задержалась и придет ли вообще.
Показались Свен и капитан Ация — оба, к приятному удивлению, в парадных мундирах. Комплименты тетушек вогнали Ацию в краску, и я только теперь осознала, как он юн. Его со Свеном тут же вовлекли в разговор. Я же, потягивая мускат, гадала, где Рейф. И вдруг — его шаги. Их весомый, размеренный звук и позвякивание ножен я не спутаю ни с чем. Он остановился в дверях, чуть растрепанный, в таком же голубом дальбрекском мундире. Сердце больно сжалось. Рейф извинился перед всеми за опоздание — солдаты отвлекли — затем отдельно перед королевой и подошел ко мне. Его взгляд упал на повязку.
— Лекарь говорит, это поможет снять отек, — объяснила я.
Он водил глазами между мной и повязкой, отсеивая нужные слова от сотни желанных. Я знаю его наизусть. Я знала до мелочей его мимику, паузы, вздохи. Узнает ли когда-нибудь его наречённая?
— Молодец, что послушалась, — ответил Рейф.
За три этих жалких слова зал утих, обратив на нас взгляды. Рейф отвернулся и зашагал к месту на том конце стола.
Перед первым блюдом мать вдруг обратилась ко мне:
— Лия, ты не могла бы вознести поминовения?
Просила не из вежливости. Признала мое положение.
В груди кольнуло от воспоминаний. Я встала.
«Благословение жертвоприношения».
Но блюда с костями не было. Часть слов я сказала только себе, часть — во всеуслышание.
«E cristav unter quiannad»
— Вечно памятная жертва.
«Meunter ijotande».
— Никогда не забываемая.
«Yaveen hal an ziadre».
— Во все дни нашей жизни. Да ниспошлют нам боги мудрость. Paviamma.
— Paviamma, — вторил один лишь Каден.
Мать растерянно поглядела на меня.
— Это венданская молитва?
— Да, — ответила я. — И частью — морриганская.
— А слово в конце… Как там было? — поинтересовалась леди Адель.
— Paviamma. — Тут у меня почему-то стиснуло горло.
— Это по-вендански, — вмешался Рейф. — У этого слова много значений, смотря как произносишь. Порой — дружба, порой — прощение, порой — любовь.
— Ваше величество, вы говорите по-вендански? — удивилась мать.
— На порядок хуже принцессы, — ответил он, избегая моего взгляда. — И, разумеется, Кадена. Но два слова свяжу.
Мать не без тревоги глянула на меня с Каденом. Чужой язык, Убийца за столом, венданская молитва, на которую он один отвечает. Нас с ним связывал не только побег из Венды.
Свен заполнил заминку рассказом, как сам выучил венданский за два года каторги бок о бок с товарищем по имени Фалгриз.
— Не человек — настоящий зверь! Без него я не выжил бы!
Красочная история увлекла всех, и обо мне, к счастью, позабыли. Тетушки внимали, как завороженные, а Тавиш то и дело закатывал глаза — опять ему об этом слушать!
Подали первое блюдо, сырные клецки.
Вкуснятина из детства. Мать поймала мой взгляд и улыбнулась. Раньше клецки скрашивали нам с братьями минуты недомогания. Приятно, что она не закатила пиршество, лишь бы произвести впечатление на короля Джаксона. После всего, что мы пережили, скромный ужин пришелся как нельзя к месту.
Мать полюбопытствовала о вальспреях. Свен объяснил, что застава непременно их получила, но в обратный путь послать не сможет. Такие уж птички — улетают в один конец, и остается лишь надеяться.
— Значит, надеяться и будем, — кивнула тетя Бернетта. — Благодарим вас за помощь.
Королева произнесла тост за здравие короля Джаксона, его солдат, вальспреев и даже коменданта заставы, который вернет ее сыновей домой. Посыпались еще тосты, затем выпили в честь тех, кто разоблачил заговор.
Мускат уже порядком шумел у меня в голове, а слуга все подливал.
— И за вас, Каден, — произнесла мать. — Я глубоко сочувствую, что вас предал один из нашего народа и вдвойне благодарна за помощь.
— Сын Морриганский вернулся домой, — подняла бокал тетя Клорис.
Кадена поежился от того, что его уже не считали венданцем, но все же с уважением кивнул в ответ.
— И за…
Все головы повернулись в мою сторону: за что же выпьет принцесса? А я посмотрела на Рейфа, и он как будто знал мои слова наперед. Его глаза впились в меня синими ледяными клинками. Нужно сделать этот шаг. «Перегруппироваться и двигаться дальше. Как всякий хороший солдат».
— Хочу поздравить короля Джаксона с предстоящей свадьбой. За вас и невесту. Счастья вам и крепкого брака.
Он ни шелохнулся, ни кивнул. Молчал. Свен поднял бокал, о чем и Тавишу намекнул локтем в бок, и через секунду все уже рассыпались в поздравлениях. Рейф залпом осушил бокал и ограничился тихим:
— Благодарю.
И вдруг у меня в горле пересохло — я ведь не счастья им желаю, а совсем наоборот! До чего противно стало от самой себя, больно на душе. Я тоже разом прикончила вино.
Внезапно послышались
