беспокоить, тебе же раньше нравилось, если только ты вдруг не потеряла к этому вкус. Неужели потеряла? Ты возненавидела своего мальчика и хочешь швырять в него подушками?
Редко можно было услышать что-нибудь более льстивое, чем этот трогательный призыв, но Джо охладила пыл «своего мальчика», атаковав его суровым вопросом:
– Сколько букетов ты послал мисс Рэндал на этой неделе?
– Ни одного, честное слово. Она помолвлена. А что?
– Я рада, ведь это одна из твоих глупых причуд – посылать цветы и прочее девушкам, до которых тебе нет никакого дела, – укоризненно продолжила Джо.
– Разумные девушки, до которых мне очень даже много дела, не позволяют мне посылать им «цветы и прочее», так что же я могу поделать? Моим чувствам нужна отдушина.
– Мама не одобряет флирт даже в шутку, а ты, Тедди, флиртуешь, не заботясь о последствиях.
– Я бы всё отдал, чтобы сказать: «Ты тоже». Поскольку я не могу так ответить, я просто скажу, что не вижу никакого вреда в этой маленькой игре, если все стороны понимают, что это всего лишь игра.
– Ну, это и правда выглядит мило, но я не могу понять, как это делается. Я пыталась, потому что в компании чувствуешь себя неловко, не делая того, что делают все остальные, но, похоже, у меня не получается, – сказала Джо, забыв о своей роли наставницы.
– Бери уроки у Эми, у неё к этому настоящий талант.
– Да, у неё это получается очень изящно, и, кажется, она никогда не заходит слишком далеко. Я полагаю, что одним людям естественно нравиться окружающим, не прилагая к этому усилий, а другие всегда говорят и делают не то и не там, где надо.
– Я рад, что ты не умеешь флиртовать. На самом деле приятно встретить разумную, прямолинейную девушку, которая может быть весёлой и доброй, не выставляя себя дурой. Между нами говоря, Джо, некоторые мои знакомые девушки действительно заходят так далеко, что мне за них стыдно. Я уверен, что они не хотят ничего плохого, но если бы они знали, что мы, парни, говорим о них потом, мне кажется, они вели бы себя по-другому.
– Они поступают так же, как и вы, но поскольку их языки острее, вам, ребята, достаётся больше, чем им, потому что вы точь-в-точь такие же глупые, как и они. Если бы вы вели себя должным образом, они бы делали то же самое, но, зная, что вам нравятся их глупости, они продолжают в том же духе, и потом вы их вините во всём.
– Много вы об этом знаете, мэм, – снисходительно сказал Лори. – Мы не любим проказниц и кокеток, хотя иногда можем вести себя так, как будто они нам нравятся. О милых, скромных девушках мы в обществе джентльменов никогда не говорим иначе как уважительно. Святая ты простота! Если бы ты могла побыть на моем месте хоть месяц, ты бы увидела кое-что, что слегка удивило бы тебя. Честное слово, когда я встречаю одну из этих легкомысленных девиц, мне всегда хочется воскликнуть вместе с нашим Красногрудым Робином[96]: «Стыд и срам, позор тебе, ты дерзкая кокетка!»
Невозможно было не рассмеяться над забавным противоречием, возникшим между рыцарским нежеланием Лори плохо отзываться о женщинах и его вполне естественным презрением к глупости, не имевшей ничего общего с женственностью и множество примеров которой являлось ему в светском обществе. Джо знала, что среди светских мамаш «молодой Лоуренс» считался самой привлекательной parti, их дочери часто улыбались ему, и лести в его адрес от дам всех возрастов было достаточно, чтобы сделать из него самодовольного хлыща, поэтому его подруга довольно ревниво следила за ним, опасаясь, что он станет избалованным, и радовалась больше, чем могла в этом признаться, обнаружив, что он всё ещё ценит скромных девушек. Внезапно вернувшись к своему наставническому тону, она сказала, понизив голос:
– Если твоим чувствам так нужна «отдушина», Тедди, возьми и посвяти себя одной из тех «милых, скромных девушек», которых ты действительно уважаешь, и не трать своё время на глупышек.
– Ты и вправду советуешь мне это сделать? – И Лори посмотрел на неё со странным выражением тревоги, смешанной с оживлением.
– Да, советую, но тебе лучше подождать, пока не окончишь колледж, и вообще, тебе нужно готовиться занять хорошее место. Ты и вполовину недостоин… ну, кем бы ни была эта скромная девушка. – И вид у Джо был немного странным, потому что у неё чуть было не вырвалось имя той девушки.
– Да, так и есть! – согласился Лори с совершенно непривычным для него выражением смирения, опустив глаза и небрежно наматывая тесёмку передника Джо себе на палец.
«Боже мой, так дело не пойдет», – подумала Джо и добавила вслух:
– Иди-ка спой мне. Я умираю от желания послушать музыку, а в твоём исполнении она мне всегда нравилась.
– Спасибо, я лучше останусь здесь.
– Ну нет, нельзя, тут нет места. Ступай и сделай что-нибудь полезное, так как ты великоват, чтобы служить декорацией. Я думала, ты ненавидишь быть привязанным к тесёмкам женского фартука, – парировала Джо, цитируя некоторые из его бунтарских высказываний.
– Ах, всё зависит от того, кто носит этот фартук! – И Лори дерзко дёрнул за тесёмку.
– Ты будешь петь или нет? – потребовала Джо, ныряя за диван, чтобы достать подушку.
Он тут же отскочил к пианино и заиграл, а она, улучив удобный момент, когда он запел «Да здравствуют береты Бонни Данди!»[97], улизнула, чтобы больше не возвращаться до тех пор, пока молодой джентльмен не ушёл в глубоком возмущении.
Джо долго не могла уснуть в ту ночь и уже засыпала, когда звуки сдавленного рыдания заставили её подлететь к кровати Бет с тревожным вопросом: «В чём дело, дорогая?»
– Я думала, ты спишь, – всхлипнула Бет.
– Старая боль беспокоит, моя драгоценная?
– Нет, новая, но я могу её вынести. – И Бет попыталась сдержать слёзы.
– Расскажи мне всё и позволь мне излечить эту боль, как я часто исцеляла другую.
– Ты не можешь, лекарства от этого нет. – Тут голос Бет дрогнул, и, прижавшись к сестре, она заплакала так отчаянно, что Джо испугалась.
– Где болит? Мне позвать маму?
– Нет, нет, не зови её, не говори ей ничего. Скоро мне станет лучше. Ложись рядом и погладь меня по голове. Я успокоюсь и засну, правда засну.
Джо повиновалась, но пока её рука мягко скользила по горячему лбу и влажным векам Бет, её сердце переполняли чувства, и ей очень хотелось заговорить. Но какой бы юной она ни была, Джо поняла, что с сердцем, как с цветком, нельзя обращаться грубо, оно должно раскрыться само, поэтому, хотя она и верила, что знает причину новой боли Бет, она только сказала самым нежным голосом:
– Тебя что-нибудь беспокоит, дорогая?
– Да, Джо, – после долгой паузы прозвучал ответ.
– Разве тебя не утешит, если ты расскажешь мне, что с тобой?
– Нет, не сейчас, пока нет.
– Тогда я не буду тебя спрашивать, но помни, Бетти, что мама и Джо всегда рады выслушать и помочь тебе чем смогут.
– Я знаю. Я тебе потом обо всём расскажу.
– А теперь боль утихла? – спросила Джо.
– О да, мне намного лучше, с тобой так уютно, Джо.
– Ложись спать, дорогая. Я побуду с тобой.
Так, прижавшись щекой к щеке, они и заснули, а на следующее утро Бет снова казалась такой, как прежде, потому что в восемнадцать лет ни душа, ни голова не болят слишком долго, а большинство болезней может исцелить любящее слово.
Однако Джо приняла решение и, поразмыслив несколько дней над одним своим планом, поделилась им с матерью.
– На днях вы спросили меня, каковы мои желания. Я расскажу вам об одном из них, мамочка, – начала она, когда они сидели вдвоём. – Я хочу поехать куда-нибудь этой зимой для разнообразия.
– Почему, Джо? – И её мать бросила на неё быстрый взгляд, как будто эти слова подразумевали некий скрытый смысл.
Не отрывая глаз от работы, Джо серьёзно ответила:
– Я хочу чего-то нового. Я чувствую беспокойство и желание видеть, делать и узнавать больше, чем это возможно здесь. Я слишком поглощена своими мелкими заботами, и мне нужно встряхнуться, так что, если этой зимой можно обойтись без меня, я хотела бы попробовать свои крылья и слетать куда-нибудь недалеко от дома.
– Куда же ты хочешь слетать?
– В Нью-Йорк. Вчера мне пришла в голову блестящая мысль, и вот она. Вы помните, миссис Кирк написала вам, что ищет какую-нибудь порядочную
