– И еще одно, Камерон. – Девушка остановила его и повернула лицом к графу. – Почему на тебе мои туфли?
– Ваши туфли?
– Мои туфли.
Он продолжал стоять вполоборота, разинув рот, ничего не понимая.
– Это мои туфли, Камерон.
Гиллон опустился на одно колено и неуклюже, с трудом ворочая пальцами, развязал шнурки и снял туфлю. С (внутренней стороны, недалеко от задника, были выбиты инициалы графа Файфа. Гиллон поднял глаза, все еще ничего не понимая, – присутствующие захохотали. Это был тот смех, который рождается сам собой, и он все нарастал, пока Гиллон стоял в Большом зале на коленях и смотрел то в туфлю, то на них. Тогда он расшнуровал вторую туфлю и поставил ее рядом с первой. Один вид этих туфель, стоявших посреди огромной комнаты, уже вызывал смех. Теперь даже леди Джейн почувствовала всю нелепость ситуации и рассмеялась. Посреди комнаты был человек в юбочке и – без туфель. Гиллон поднялся с колен и, непонятно почему, начал пятиться; так он пятился через весь зал и, лишь добравшись до коридора, повернулся и кинулся бежать. Он бегом пересек холл, повернул тяжелую ручку двери, дернул ее на себя, но дверь не открывалась, тогда он повернул ручку в другую сторону, снова потянул, дернул – значит, они подвергли его еще и этому унижению, решил он: заперли его тут, чтобы он слышал, как они хохочут, но в эту минуту девушка открыла ему дверь, и, выскочив на улицу, он помчался по усыпанной гравием аллее. Гравий больно врезался ему в ноги – ну и пусть они будут изрезаны, поделом ему.
– Сэр! – крикнула ему девушка с порога. – Работяга! Шляпу! – крикнула она. – Ты оставил шляпу. – Но она не предложила вынести ее, а Гиллон не мог бы заставить себя сделать хоть шаг назад, поэтому он повернулся и побежал к нижней дороге. Он сознавал лишь одно: что потерял еще одну шляпу. Мэгги этого в жизни ему не простит.
12
«Не пришли к соглашению».
Это все, что они вначале узнали, но слова эти облетели ряды и проулки еще до того, как появился Гиллон, – они перелетели через Спортивное поле, перескакивая из дома в дом, проникая сквозь каменные стены, распространяясь неведомыми путями, как обычно распространяются вести в маленьких городках, где все живут одними интересами.
Уолтер Боун и другие лидеры поджидали Гиллона на Нижней дороге, и он рассказал им, как умел (все, что мог припомнить), про то, что было в Брамби-Холле, отдал бумагу и пошел дальше по берегу реки – ему хотелось побыть одному. А мистер Боун и остальные вернулись в поселок, чтобы рассказать питманговцам обо всем, что они узнали.
Для многих это была печальная весть, а для кое-кого и страшная. Люди уповали на то, что в Брамби-Холле договорятся. Они уже наголодались и жили на нервах, напрягая последние силы. И все же, как выяснилось, простой рабочий совершил то, на что никто до сих пор не отваживался: вступил в объяснения с хозяином. Для многих этого было вполне достаточно, чтобы поддерживать его. А потом, еще это подлое «Желтое обязательство» – бумага, которая требовала, чтобы рабочие, прежде чем опускаться в шахту, отказались от своих прав. Бумага эта сплачивала людей. Еще до того, как Гиллон поднялся, к себе на гору, слова «Подлецы подписывают, люди – нет» стали лозунгом, объединившим новых борцов против хозяина.
Потом Гиллон так и не мог вспомнить, ни как шагал вниз, ни как возвращался наверх. Он слышал вопросы, которые ему задавали, и на некоторые пытался ответить, но главным образом шел вперед, снова и снова опрашивая себя, правильно ли он поступил, и не в силах отчетливо вспомнить, как же он все-таки вел себя и что говорил.
«Где твои туфли? – спрашивали его люди. – Что с ними сталось, дружище?» – И он возвращался мыслью к тому или иному моменту прошедшего дня. Почему вдруг настала минута, когда уже ни он, ни лорд не могли отступить? Когда же они перешли рубеж, после которого путь назад заказан? Гиллон не мог припомнить, он только видел, как стоит на коленях на графском полу и снимает графские туфли.
– Что случилось с красивой шляпой, которую мы тебе купили, дружище?
– Не знаю.
По Тропе углекопов навстречу Гиллону шел доктор Гаури, и Гиллон с трудом узнал его и с трудом расслышал его слова:
– Я осмотрел твоего парня. Ничего, скоро выздоровеет. Нельзя углекопу залеживаться в постели.
– Да, нельзя.
– Если шахты завтра откроют, хотя, насколько я понимаю, по твоей милости их едва ли откроют, я выпишу парня на работу.
– Спасибо.
– Горло немножко воспалено, но мы приняли меры. В легких есть мокрота, но мы ее высушим. А вот что нам прописать для твоей твердой башки, это другой вопрос.
– Спасибо, – сказал Гиллон и двинулся дальше.
– Я не знаю… Извините… Я забыл… Забыл… – то и дело повторял он, пока шел через Нижний поселок, и мимо шахты «Лорд Файф № 1», и вверх – на Тошманговокую террасу.
Они о чем-то спорили – Сэм, и Сара, и Мэгги, и Эндрью – напряженными тихими голосами, когда Гиллон подошел к двери.
– Мы слышали, пала, мы все слышали. Другого выхода у тебя не было, – оказал Эндрью.
– Мы слышали. Ты выложил этому мерзавцу все, как оно есть, пап. Ох и гордимся же мы тобой, – сказал Сэм.
Мэгги не смотрела на него.
– Что ты наделал, Гиллон? Что ты наделал?
– Я и сам не знаю, что я наделал.
– Тогда не надо было начинать, – оказала она с горечью.
– Он храбро вел себя, – сказал Сэм.
– Нахальство без ума – это еще не доблесть, мой мальчик. Глупая лошадь, у которой шоры на глазах, к самому жерлу пушки подойдет. Это, по-твоему, храбрость?
Гиллон мимо них прошел в залу. Он не мог находиться с ними в одной комнате. Рухнув на раскладную кровать, которую поставили для него, поскольку Джемми лежал в большой постели, он уставился в закопченный потолок и принялся изучать разводы на нем. В соседней комнате снова заспорили – сдержанно, приглушенно, но, хотя голоса звучали тихо, в них чувствовалось напряжение. Если бы только, думал Гиллон, он мог убедить себя в том, что все им сказанное не было пустопорожним разглагольствованием дурака. Но он не мог припомнить, что он говорил, – что-то насчет рабов, и хозяев, и закона. Вот если бы он мог гордиться собой, если бы сумел с достоинством выйти из Большого зала, а не бежал оттуда под раскаты смеха… Лежа на своей раскладной кровати в углу, он услышал, как Джем повернулся и застонал, а потом начал задыхаться, ловя воздух ртом, как человек, долго пробывший под водой. Гиллон встал.
– Доктор Гаури говорит, что Джему лучше.
– Доктор Гаури дурак, – сказала Сара. – Я даже не верю, что он вообще доктор.
– О чем вы тут опорите?
Они повернулись спиной к Джемми.
– Хотим послать за Смертным доктором, – сказал Сэм.
– Но ведь его уже смотрел доктор и именно доктор оказал, что все в порядке, – сказала Мэгги.
– Доктора Гаури иначе, как Сара назвала, не назовешь. Мой брат умирает. Я чую, когда человек умирает, – сказал Эндрью.
Никто не знал его настоящего имени, во всяком случае в Питманго. Его звали Смертный доктор, потому что приглашали лишь в тех случаях, когда положение было почти безнадежным, так как приезжал он издалека и это стоило денег. Многие из его пациентов в шахтерских поселках были уже мертвы, когда он являлся, или умирали после его осмотра, как он ни старался их спасти, и все же родным больного с его прибытием становилось легче. Теперь они могли держать голову высоко: они сделали все, что было в их силах, пошли на самую большую жертву, на самую великую роскошь – набрали денег и вызвали специалиста из Кауденбита.
На протяжении всего похода в Брамби-Холл Гиллону ни разу не пришла в голову мысль о смерти; теперь страшная новость обрушилась на него. Джем, самый крепкий из них, – умирает? Нет, не мог он с этим примириться.
– Когда же это началось? Я был все время тут и ничего не замечал. Мой сын умирает, а я не вижу этого.
– Он вовсе не умирает, – сказала Мэгги. – Слишком легко ты сдаешься.
– Умирает рядом со мной, а я и не замечаю, – продолжал Гиллон. – Может, лорд Файф и прав. Самовлюбленный эгоист – вот я кто.
– Ничего подобного, ты заметил. Просто ты не думал, что он может умереть, – сказал Эндрью.
– Ага, именно так. Только скажи погромче, чтобы он тоже услышал, – сказала Мэгги. – Миссис Боун не считает, что он умирает, и миссис Ходжес не считает, и доктор Гаури говорит, что он выздоровеет, а ты хочешь его схоронить.
– Если он не умирает, тем лучше, – оказал Гиллон. – Тогда есть смысл послать за Смертным доктором. – Он повернулся к Сэму. – Возьми лошадь, запряги ее в фургон и отправляйся один – так легче будет ехать.
– Я побегу, – сказал Сэм. – Я могу бежать быстрее пони. А доктор привезет меня назад в своем шарабане. Давайте деньги. Смертный доктор и шагу не делает из своей приемной, если ему не платят заранее: с покойника ведь уже ничего не возьмешь.
Отодвинули кровать, подняли камень. Вынимая кубышку из ямы, Гиллон поднял глаза и увидел лицо Мэгги.
