крупные лоскуты, сотканные из сухожилий и перемолотых костей. Он прошёл до пристани и мостков, оглядываясь. Ему казалось, что кто-то беспрестанно следит за ним. Может, то был лишь свет далёких звёзд, похожих на тысячи глаз. А может, это был змей, засевший в его мыслях.
Он опустился на мостки. Сел, опустив в чёрную воду босые ноги. Воздух был такой холодный, что вода показалась Ситрику тёплой, как молоко. После того, что сталось с ним, он плохо понимал, когда тело испытывает жар, а когда – холод, но разницу всё равно замечал. Гораздо лучше тепла очага и прижавшегося к нему человека он ощущал огонь внутри себя. Он походил на кровь, блуждающую по всему телу и омывающую то голову, то пальцы рук. Каждый раз, когда огонь находился в пальцах, Ситрик думал, что ему вот-вот удастся вытащить его наружу и обжечь холодный воздух.
Выставив вперёд руку, он закрыл глаза, представляя пламя на своей ладони и сияющие под тонкой кожей вены на запястьях. Он медленно дышал, ощущая каждый выдох языком пламени. Пусть будет огонь, а не чёрные змеи.
Но ничего не вышло, и Ситрик опустил руку, ощущая бесполезное жжение под ногтями. Интересно, как долго Холь учился этому? У него всё получилось сразу? Или он потратил сотни лет на то, чтобы превратиться в огонь?
Теша в себе обиду и злость, он вновь вытянул перед собой руку. Под глазами закипали слёзы невыраженного горя и снедающего изнутри страха, забытого и оставленного за порогом дома нойты, но подобранного снова, лишь вышел он из-под низкой крыши. Рядом с Илькой почему-то не было страшно. Не было горько. Ей не нужно было ткать Зелёный покров, она сама была им. Могла укрыть своими руками и спрятать от боли…
И он оставил её, как и всех остальных, кто внезапно оказывался на его пути. Оставил и сам остался один. Иголка, что шутливо колола сердце, храня на своей одежде и волосах запах дома, тоже оставила его. А ещё раньше оставил Холь…
Слеза покатилась по его щеке, обжигая кожу расплавленным серебром. Ситрик смахнул слезу и, раскрыв глаза, увидел, что на пальцах его, сырых от слезы, танцует несмелый белый огонь. Он сжал руку, а после расправил пальцы, заставляя пламя загореться сильнее, и огонь наконец поддался ему, вспыхнув и осветив чёрную гладь неспешной реки.
– Всё-таки мне не показалось тогда, что ты далеко не простой парень, – послышался за спиной знакомый голос, и Ситрик спешно согнулся пополам, чтобы потушить пламя с руки в воде.
Он обернулся и увидел Кетиля, стоявшего на берегу с большим питейным рогом в руке.
– Мало кто может так зачерпнуть угли из очага, не обжёгши пальцев, – протянул Кетиль.
Ситрик не видел его лица, но голос мужчины звучал так, будто он живьём проглотил и лису, и десяток скользких угрей. Наверняка и в глазах его было столько же хитрости.
– Огненный сейд… Может, ты хотел бы ко мне в отряд? Я бы стал платить тебе серебра столько, сколько пожелаешь.
– Тебе показалось, – хрипло ответил Ситрик, отвернувшись и опустив голову.
– Сколько бы я ни выпил, мои глаза никогда меня не обманут, парень. Так что, видимо, лжёшь мне сейчас ты.
– Я не хочу служить у тебя, хёвдинг, – чуть громче сказал Ситрик, продолжая смотреть на воду. Край реки светлел вместе с домом ветров, а в воде одна за другой угасали отражённые звёзды. – Если можно, я бы пошёл с тобой дальше на заход. Мне нужно в Онаскан.
– Лучше подумай, – фыркнул Кетиль и отпил из рога. – Отплываем послезавтра. Жду тебя на вёслах, воин.
Ситрик поднялся, ступил обратно на берег и, видя, что хёвдинг уходит, окликнул его:
– Кетиль, стой.
Мужчина обернулся. Судя по его вальяжной походке, он был пьян, однако голос его был чист и разумен. От одежды его пахло разлитым кислым вином.
– Не говори никому о том, что видел, – негромко произнёс Ситрик.
– Скажу ещё, так меня засмеют. Ты на колдуна совсем не похож.
Ситрик усмехнулся, и Кетиль, кивнув ему, ушёл.
Парень ещё немного простоял у воды, пока на его плечи не опустились долгожданные усталость и сонливость. Уже кричали петухи, предвидя скорый рассвет. Неспешно Ситрик понёс ноги к дому Ликбьёрна. Он смотрел на грязь под стопами, пытаясь понять, как его тело смогло родить огонь, и так крепко задумался, что не заметил что-то тёмное, промелькнувшее под ногами. Ситрик остановился, пытаясь рассмотреть то, что копошилось в грязи. Он подумал, что то была чёрная тварь, однако существо оказалось из осязаемой плоти.
Тёмное тонкое тело изогнулось дугой лука, и Ситрик понял, что чуть не наступил на змею. Он отшатнулся, чуть не закричав. Змея поползла прочь, оставляя на грязи витиеватый след, а после скрылась за оградой ближайшего дома.
Ситрик шумно задышал ртом, пытаясь ухватить губами воздух и успокоить напуганное нутро.
– Ненавижу змей, – пробормотал он, дрогнув всем телом.
Он почувствовал на своей коже шершавую чешую и тонкие объятия, опутывающие его по рукам да ногам и медленно подбирающиеся к горлу. Ситрик зажмурился, принявшись руками сдирать с себя призрачные ощущения, давящие ничуть не слабее настоящих змей. На пальцах его сам собой возникал огонь, оставляя на одежде тёмные следы копоти. Увидев это, Ситрик замер, и пламя потухло. Сердце всё ещё билось в пятках, однако наваждение отступало.
Он поднял голову и принялся рассматривать дома вдалеке и стену, утопающую в мягком тумане. Мерно вдыхал и выдыхал предрассветный, морозный ещё воздух.
– Тебе показалось, – прошептал он самому себе. – Сейчас слишком холодно, чтобы гады вылезли из-под земли. Зима – вот горе змей.
До дома Ликбьёрна оставалось всего ничего, и, свернув к нужному ряду домов, Ситрик пошёл быстрым шагом, понимая, что скоро спрячется под крышей дома. Но это не принесло ему спокойствия. С противоположной стороны пустой улицы к нему неспешно шла высокая женщина, кутая руки дырявой шалью. Волосы её были растрёпаны и длинны. А лицо… прекрасное лицо было омрачено ненавистью.
– Я поняла, что ты здесь, когда увидела огонь над рекой, – прошипела Ракель. – Однако присутствие почуяла ещё раньше…
Она стремительно приблизилась к Ситрику и стала рядом, так близко, что у парня перехватило дыхание. Он стиснул пальцы в кулаки, не позволяя себе растеряться. Ракель заглянула ему прямо в глаза, но Ситрик, помня, что в зрачках её бездонные ямы, чуть опустил взгляд, устремив его на её уродливые, искусанные губы. Кажется, он успел подрасти за зиму, потому что прежде Ракель казалась ему выше.
– Что тебе надо от меня? –
