или артефакты какие, может регалии князя... Кто этих тёмных разберёт? — ответил и тут же задал риторический вопрос рыцарь, поскрипывая плечами.
— Оно так и есть… — согласилась Милька поворачиваясь лицом к товарищам и хитро улыбаясь. — Но я тут подумала, а что если нам сходить и по-тихому стибрить то, что в этой повозке лежит, пока эти тут кишки друг другу наружу выпускают?
— Нет! — жёстко пресёк Яр.
— Но мы только туда и обратно, нас никто и не заметит даже! — возразила ему полурослик, упирая кулачки в пояс.
— Нет! Я сюда направлен как наблюдатель, чтобы я сообщил о итогах похода, а вы моя охрана, и не забывайся, мелкая дрянь!
Милька тянется к подсумку за чем-то убойным. Яр стоит не шевелясь, но с таким взглядом, словно вот-вот испепелит её в мелкую серую пыль.
А Тодд смотрит на всё это и думает о том, как же сильно надоело ему это дерьмо… вонючее, эгоистичное, церковное дерьмо, имеющее даже собственное имя — Яривэль, и звание "светлый клирик".
Почему я продолжаю терпеть его? Я бы мог уже давно сбежать и наплевать на смутные угрозы церкви, мне же не привыкать прятаться от них по подвалам... Хотя на этот раз я туда не полезу, просто сменю имя, внешность, уйду в другие земли, и никто меня не отыщет.
Но я продолжаю его терпеть, слушаться почему-то и зачем-то.
Хотя он... Прикрыл тогда меня, в той драке у Дорлака, если бы не он, то удар по моей шее пришелся бы в разы сильнее, возможно, я бы не смог её залечить и умер бы. Неужели я чувствую, что обязан ему? Да неее, я же не благородная рожа, однако... Этот рыцарь на меня плохо влияет!
И Яр чем-то похож на учителя. Неуловимо, но всё же отчасти похож.
— Тодд, а ты что скажешь? Втолкуй уже этому святоше, что нас может поджидать выгодный улов! — вырвал меня из размышлений голос Мильки. Она явно была возмущена, что такой возможностью мы не пользуемся сполна.
И ведь, в чём она не права? Почему только эту повозку охраняют?
Смотрю на Яра. Он смотрит на меня.
— Мы сходим. Втроём. Без тебя. Если подохнем, то твоей миссии никак не навредим.
— Вам ничего не заплатят, не единого вшивого медяка, если вы сейчас спуститесь туда! — шипит он многообещающе, так словно держит меня на за бубенцы и грозится оторвать.
Но деньги мало заботят меня, было бы что поесть и кровать, чтобы поспать. Я фермерский сын, и в детстве ни одной монеты в руках не держал.
Смотрю на Мильку, та беспощадно лыбится, что наводит на мысль о каком-то подвохе, но я всё равно ей киваю, соглашаясь на авантюры.
Мы спускаемся вниз по дуге, припав к земле, быстрыми перебежками. Тяжелее всего это даётся рыцарю, которого даже не спросив, подписали на чудовищный шаг в бездну.
Слышу, как он стонет металлом мне в затылок:
— Ох, если я умру, то считай, что мы в расчёте, Тодд!
Прячу улыбку в траве, не сбавляя хода. Милька бежит впереди, она сама по себе не высокого роста, а трава мне чуть выше пояса и всё гуще становится, чем мы ближе к центру низины, потому полурослика и вовсе не видно лишь трава шуршит.
Ощущая спиной жгучий взгляд. Думаю о том, что хотя бы с одним верным товарищем, пусть и малость трусливым, но верным, мне повезло.
— Хорошо, если умрёшь, то считай долг оплаченным сполна, и ты, как дворянин... чего-то да стоишь.
Не вижу его усмешки. Не слышу её, а знаю, что она есть, и это как-то даже греет.
Мы не смотрит на бой, даже головы не поворачиваем в ту сторону, боясь, что нас увидят.
Но от бабки на козлах незамеченным остаться не выходит, она сидит на повозке, а значит находится на возвышении. Увидела нас шагов за тридцать, обернулась, привстала, приложила руку к морщинистому лбу, и разглядела сначала рыцаря за моей спиной, а затем и меня.
Встала во весь рост.
Мы же не сбавляем шага, напротив, перешли на бег.
Она взмахнула костяным посохом, в котором что-то мелодично брякнуло. Я же, собравшийся прыгнуть, рухнул в десяти шагах от повозки, неведомая сила придавила к земле. Я носом уткнулся неудачно прямо в муравейник, и гурьба мелких букашек устремились за ворот моего драного дублета, а я лежу, прикованный неведомой мощью, под которой хрустит позвоночник, словно гигант наступил мне на хребет, и меня вот-вот сомнёт пополам, но перед этим раздробит кости и раздавит брюхо....
Мимо проносятся тяжёлые шаги рыцаря. Его нелёгкая поступь ни на миг не останавливается. Он всегда казался мне трусом, с первого дня нашей встречи, но дураком он никогда не был, понял, что нужно достичь старухи во что бы то ни стало и рубануть... Но.
Вновь стучит неведомая побрякушка внутри костяного черепа, и рыцарь падает, как подкошенный, слегка грохоча об землю и траву доспехами. В отличие от меня, его доспех аж сминается от давления со спины, жалобно скрежещет, я слышу, как Рейвен мычит, не выдерживая поступи невидимого гиганта на своей спине.
И тут раздаётся лязг стекла. Старушечий визг. Лёгкий шлепок об землю, словно тело упало, и давление спадает.
Ползу на корточках вперёд. Странное чувство на душе, давно забытое, мне хочется узнать, как там Рейвен, всё ли в порядке с рыцарем?
Он опережает мой тревожный вопрос.
Садится прямой как стрела, я вижу со спины здоровенную вмятину на доспехе.
Он начинает подниматься, одной рукой потягиваясь за ножнами меча, что висят на его спине, и тоже изогнулись. Рейвен тянет за рукоять, а вытянуть не может. Хватается двумя руками, но клинок не идёт.
— Да как же так?! — это не вопрос вылетел из его уст, а описание ситуации в целом.
Я же сажусь рядом с ним и рукой указываю в сторону повозки, а точнее под её колёса:
— Ты смотри, что наша злобная коротышка сотворила!
Там, опираясь спиной на край телеги, дрожит старуха, она только что встала на ноги, посох потеряла где-то в траве, еле нащупала край повозки, и опираясь на этот край, стоит к нам лицом. Хотя лицом это теперь назвать сложно. Её всю трясёт. Глаза вытекли двумя склизкими сморчками, вместе с веками и
