class="p1">— Как там у вас продвигается фильм? Я слышал, что он уже вышел на завершающий этап, уже скоро, говорят, и премьера будет.
— Да, скоро будет, — неопределённо ответил я. — Как только завершат монтировать ленту, так сразу и будет.
— Да, такой успех в таком молодом возрасте — это очень замечательно! — с почтительным видом сказал Глориозов, стараясь подольстить мне.
— Да, успех получился, — равнодушно кивнул я, — невзирая даже на все те преграды и всех тех врагов, которые мне пытались помешать.
— Ой, ну что вы так, Модест Петрович…
— Я сразу понял, к чему вы ведёте, Фёдор Сигизмундович, — хмыкнул я.
— Ох, Иммануил Модестович… никто вам не пытался… — Глориозов от моего наезда чуть сбился с мысли, но всё-таки продолжил, — А то, что к проекту всегда стараются присоединиться другие люди, так это же нормальная практика. Испокон веков такое было, что самые талантливые, особенно полководцы, идут впереди, и за ними идёт толпа людей. В этом и заключается движение вперёд, прогресс человечества…
Я промолчал и не стал комментировать. Какое-то время мы прошли ещё молча. Глориозов, видя, что я не собираюсь даже из чувства вежливости поддерживать беседу, наконец подошёл к сути дела, ради чего он эту встречу устроил.
— Иммануил Модестович, — сказал он, опять одарив меня льстивой улыбкой, — я знаю, что в последнее время у нас с вами были некоторые разногласия…
— У нас с вами? — аж остановился я. — По-моему, Фёдор Сигизмундович, это вы старались поддержать моих оппонентов и заменять мне актёров, даже не спрашивая моего мнения.
— Ну, все мы склонны ошибаться, Иммануил Модестович, и я, как творческий человек, тоже иногда могу… — начал Глориозов, но я его перебил.
— Вы — творческий человек, Фёдор Сигизмундович, а я — обычный чиновник из Комитета. Тем более, как вы правильно сказали, я молодой ещё. И все те, кто становятся мне на пути… в общем, нам дальше с ними не по пути. Я никогда не прощаю своих врагов. Никогда!
— Но мы не враги, — замялся Глориозов.
— Ну как это не враги? — посмотрел на него я. — Вы же Мироеву убрали из постановки? Убрали! Вы Раневскую тоже убрали? Да! Про остальных я вообще молчу — всех тех, кого я просил взять. Вы их взяли, подержали некоторое время, а потом постепенно перевели во второй состав, а потом, в результате, у них вообще не оказалось никаких ролей. Ведь не так, что ли?
— Ну-у… — замялся Глориозов, стараясь не встречаться со мной взглядом.
— Так с каким вопросом вы ко мне сейчас подошли, Фёдор Сигизмундович? Ведь вы же не по дороге в комитет оказались возле моего подъезда! Вы живёте совсем в другом месте, я прекрасно это знаю. Значит, вы меня ждали! Ждали для того, чтобы что-то попросить, — пошёл в нападение я. — Поэтому говорите, что вам надо, и мы сейчас закроем этот вопрос, чтобы не напрягать друг друга лишним общением.
Глориозов растерялся, но всё же выдавил из себя:
— Мне нужны деньги на ремонт.
— Нет, Фёдор Сигизмундович, — едко сказал я. — Деньги на ремонт вам без очереди больше не дадут. Я вам сколько мог, столько помог. В результате вы мне отплатили вот так. Поэтому извиняйте — с кем вы там в коалицию вступали, с Тельняшевым? С Завадским? С Александровым? Или с кем ещё? Вот к ним и идите! И просите денег у них. Пусть они вам помогают. А я больше ничем вам помогать не буду! Лавочка закрылась!
Мы уже в это время подошли к воротам, за которыми желтело здание Комитета искусств СССР. И я уже хотел войти в калитку, когда Глориозов, глядя на меня, вдруг зло сказал:
— А я теперь всё знаю о ваших махинациях с госконтрактами!
От неожиданности я чуть не перелетел через порог калитки, но плотная толпа служащих комитета внесла меня в вестибюль, отрезав от Глориозова.
Так… с этим вопросом ещё надо разобраться.
На работе я себе не находил места. Всё буквально валилось у меня с рук. Даже Мария Степановна, увидев, в каком я состоянии, сделала мне большую чашку сладкого чая и велела ничего не писать:
— А то ошибок ещё там нахомутаешь, — проворчала она.
Я сидел, пил чай, и мысли мои разбегались в разные стороны.
Наконец, она не выдержала и сказала:
— Ой, Муля, иди домой лучше. Не мозоль глаза своим кислым видом! Толку от тебя сейчас вообще никакого!
— Но сейчас рабочее время, — вздохнул я.
— От начальства мы тебя прикроем, — сказала коллега и зыркнула на притихшую Ларису.
Та неуверенно кивнула.
Я поблагодарил, встал и пошёл домой. Размышляя, что делать с Глориозовым.
Так как дома была Дуся, то идти туда не хотелось. Сейчас прилипнет с расспросами. Ноги понесли меня в коммуналку.
Там опять никого не было. Даже Нины.
Я стоял на пустой кухне, курил в форточку и размышлял.
И тут в дверь позвонили.
Так как больше никого не было, я пошёл открывать дверь.
И удивился. Передо мной стоял Барышников, и он был изрядно пьян. Он посмотрел на меня мутными глазами и сказал:
— М-муля… ты меня уважаешь?
На всякий случай я кивнул. Нет. Я его не уважал, но он сейчас был в таком состоянии, что мне стало интересно, что он дальше скажет.
— Так уважаешь или не очень? — не желал отцепиться он.
— Уважаю, — усмехнулся я и добавил, — а что ты хотел?
— Муля, давай поговорим! — выдохнул он, покачиваясь.
Глава 20
— Хорошо, давай поговорим, — сказал я и отступил на шаг, пропуская Барышникова внутрь квартиры.
Конечно, пускать пьяного на территорию уже даже не своего жилья было не совсем правильно, но уж больно любопытно было выяснить, с чем он пожаловал. Как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Я прекрасно помнил, как совсем ещё недавно он активно интриговал против меня, все эти его откровенно глупые наезды, а также как он поддерживал Лёлю Иванову в шантаже и ругани со мной. Я даже не сомневался, что он много чего знает насчёт госконтракта.
История была какая-то мутная, непонятная, я ничего не знал, и это меня изрядно бесило. Вот и Глориозов недавно намекнул.
