в гостиной воркует Дуся и понял, что что-то случилось. И правда — у нас были гости… точнее гостья — Изольда Мстиславовна.
У меня, честно говоря, чуть глаза на лоб не полезли.
— Мне хочется думать, что вы зашли в гости к Дусе обменяться семенам укропа, а не потому что в Комитете что-то случилось, — заявил я, входя в гостиную.
Секретарь Большакова прищурилась:
— А что, просто так в гости к тебе зайти уже нельзя?
— Ну почему же… можно, — ответил я вежливым голосом, — просто если бы ко мне пришёл кто-нибудь другой, я бы мог расценивать это и как визит вежливости, и как угодно, но вы…
— А что я? — поморщилась Изольда Мстиславовна
Я красноречиво промолчал.
— Ну, вот зря ты так, Муля, думаешь обо мне, зря, — покачала она головой, прошлась по комнате, рассматривая картины и эстампы на стенах, провела пальцем по корешкам старинных книг, которые стояли в антикварной стенке. — Да, прекрасная у вас библиотека, я смотрю. И картины какие, и посуда… сразу видно, что здесь семья академика живёт.
— Двух академиков, — поправил я, — мой дед и отчим. А ещё тётя Лиза — профессор.
— Да семья у тебя что надо, — кивнула она, — а вот ты, Муля, как-то подкачал… обычным служащим пошёл. Что же ты в науку не захотел идти?
— Не знаю. Возможно, я в мать пошёл, — пожал я плечами, — или даже в отца. В родного отца в смысле…
— Ну, ладно, — сжалилась надо мной Изольда Мстиславовна, решив, что вежливое вступление согласно этикету выполнено, и чтобы меня больше не мучить, — нам поговорить надо.
Дуся, которая в это время наливала чай за столиком для гостей, сразу всё правильно поняла, поставила заварник, и торопливо вышла из гостиной, плотно прикрыв дверь. Я подивился, что такая хрупкая старушка, как Изольда Мстиславовна, может одним взглядом командовать даже Дусей, которая не признавала совершенно никаких авторитетов и, как рассказывала тётя Лиза, что с нею даже сам Пётр Яковлевич Шушин не решался спорить.
— Так вот, я пришла с тобой поговорить, — Изольда Мстиславовна прищурилась и вперила в меня взгляд выцветших глаз, довольно острый, между прочим взгляд.
— Слушаю вас, — сказал я, а у самого от дурного предчувствия аж сердце сжалось.
— В общем, тут такое дело, Муля. Твой этот проект, по фильму югославскому, он многим не даёт жить. И уж как Ванечка воевал со всеми, как он отстаивал его — ни словами не сказать, ни пером не описать. Ты же сам понимаешь.
Я кивнул, хотя в душе понимал, что не так сильно он и отстаивал, как мог бы.
— От Козляткина, от твоего, вообще толку никакого нет, — вздохнула Изольда Мстиславовна. — Хотя мог бы и подвязаться, начальник всё-таки.
— Что опять Тельняшев мутит? — посмотрел я на неё.
— Да что там Тельняшев, так, мелкая сошка, — отмахнулась она, — Он было попытался «пожать чужие плоды», но не всё у него получилось. Все всё равно все знают, кто занимался этим проектом и кто в результате всё сделал. Но я с тобой хотела поговорить совсем о другом. Сейчас уже заканчивается последний этап, и в самом конце будет большой закрытый показ.
— Так был же, — вспомнил я.
— То черновик смотрели, а сейчас уже полностью готовый фильм, — сказала она, — И на этом мероприятии будут только свои. И все сплошь высокие люди, понимаешь?
Она многозначительно посмотрела на потолок и для дополнительной иллюстрации ткнула пальцем вверх:
— Самые, самые, Муля. Так вот, говорят, там будет даже «Он».
Она опять сделала выразительную паузу.
— Ты меня понял?
— Понял, — кивнул я.
— Так, вот, Муля, это мероприятие — оно и есть самое-самое главное. И тут такая сеть интриг сейчас провернулась. Насколько стало известно, некоторые сторонники Александрова, те, что езщё остались у руля, засуетились. А также подвязался Завадский вместе с Глориозовым. Точнее, всё делают руками Глориозова… Поэтому я скажу тебе так: на этот просмотр будут приглашены все, кроме тебя.
Я аж оторопел от таких новостей.
— В смысле, не буду? А Йоже Гале тоже не будет?
— Он будет, — вздохнула Изольда Мстиславовна, — и Франце Штиглиц будет, и даже Нанович будет. А вот ты, Муля — нет.
— А чем они объясняют это?
— Тем, что от твоего отдела пойдёт Тамара Захаровна. Якобы посчитали, что этого достаточно. Она как твой руководитель пойдёт и будет представлять ваш отдел.
У меня не было слов.
— Так что просто знай это, — подытожила Изольда Мстиславовна и встала из-за стола, — не знаю, чем тебе ещё помочь, Муля. Ну хоть предупредила, и то…
— Спасибо, Изольда Мстиславовна, — от всего сердца поблагодарил её я.
Изольда Мстиславовна кивнула и ушла.
Чай на столе так и остался нетронутым.
Во мне вскипела злость. Что делает мышь, когда её загоняют в угол? Правильно, бросается на обидчика. Сейчас я себя чувствовал так же. Спускать своим обидчикам я не собирался. Да, признаюсь честно, поначалу хотел отмахнуться: ведь этим проектом все свои цели я выполнил — помог и Раневской, и Пуговкину, и всем остальным, продвинул советское кино за границей. То есть выполнил всё, что планировал. Но выполнил я это для них. Для себя же, кроме квартиры, в которой сейчас проживал Пуговкин, и встречи с тётей Лизой, я больше ничего и не сделал. Это меня совершенно не устраивало, и отдавать свои результаты кому-то я совершенно не собирался.
Выхода у меня не было. Раз они уж решили за моей спиной провернуть вот такой финт, то это значит, что меня уже списали подчистую. И, что интересно, ни Козляткин ничего не сказал, хотя сам планирует, что я помогу ему стать министром Министерства культуры; ни Тамара Захаровна, которая принимала от меня подарки то из Югославии, то из Якутии; ни Глориозов, который опять пытался выпросить у меня денег на ремонт. Да и Большаков мог бы сказать. Хотя, с другой стороны, зная его, видимо, Изольда Мстиславовна приходила не зря; сама бы она, не факт, что пришла бы, если бы Большаков ей запретил. Поэтому этот вопрос я отодвинул.
Я метался по комнате, словно раненый тигр. Дуся, видя моё состояние, сидела на кухне тихо, как мышка, и не высовывала носа даже в
