— Грамм шестьсот…
— Вот. Это ж прямое хулиганство. Слушай, я навернулась тоже крепко. Но — осознанно.
— Погоди. Как ты успела снизу влезть обратно?
— А я вниз и не спускалась. Закрепилась на этаж ниже. А потом — грохнуло! На нашем этаже заслонка от мусоропровода вылетела, как дверца из мебели фабрики «Красный партизан»! Страшно мне что-то стало, я и полезла обратно.
— Спасибо.
— Не за что. Что делать-то будем? Гончаров усмехнулся, втянул носом воздух, стряхнул с лица налипшую луковую шелуху.
— Выбираться из этого дерьма.
Глава 55
Кудрин замер на месте. Сверху сыпались осколки разбитых стекол; гулкое эхо взрыва еще гуляло по подъезду, а он чуть не грохнул оземь ставшую ненужной рацию… С ним оставалось двое боевиков. Неужели, остальные погибли? Или… Или здесь действует та же спецгруппа, что поваляла бойцов генерала Кравченко и мочканула его самого самым душманским образом?
Растерянность Кудрина, пусть она была и мгновенной, не укрылась от боевиков.
— Накомандовал, мусор? — процедил сквозь зубы один, надвигаясь на Кудрина.
Второй тоже глядел волком.
Кудрин чертыхнулся: в случае возникновения подобной ситуации в боевой обстановке с бойцами любого элитного подразделения он бы попросту застрелил обоих и по всем статьям был бы прав, теперь же… Для этих ребяток он был не кем иным, как ссученным мусором, особистом, к которому и отношение соответственное. И все же навыки выживания оказались сильнее: движение было скорым и неуловимым, в его руках оказались пистолеты; два выстрела слились в один, и обоих волчар отбросило к стенам: стрелял Кудрин всегда в голову.
Теперь нужно уходить. Чисто. Автархан не простит. Ну да. Не простит, если выживет. А шансов на выживание у Миколки Порфирьевича в этой заварухе куда меньше, чем у него, Кудрина. Смыться и залечь. Утро вечера мудренее, а самое мудрое в его теперешнем положении — исчезнуть и объявиться чуть позже, на стороне победителя. А победителей, как известно, не судят.
Все эти мысли проскочили в лысой, как шар, голове Кудрина в долю секунды; он настороженно двинулся вниз по лестнице: нужно забраться в подвал и выходить уже из крайнего подъезда… Опасливо озираясь на входную дверь, Кудрин легонько спускался по ступенькам… Холодный металл автоматного ствола уткнулся прямо в затылок. Кудрин почувствовал, как вся спина разом покрылась липким потом, но рефлексы снова сработали однозначно: Кудрин как бы поскользнулся, голова ушла с линии ствола, он нырнул вниз, подав руку назад — захватить самое уязвимое место противника. Когда он понял, как ошибся, было поздно: рукоять пистолета обрушилась ему на голову, и бетонный пол полетел навстречу.
— А еще говорят, женщины — слабый пол, — усмехнулся Гончаров, глядя на Алю.
— Ты думаешь, мне не больно? — спросила она.
— Если бы он схватил так меня, то как боевая единица я был бы утерян во всех смыслах, — сказал Олег и добавил, теперь уже совершенно серьезно:
— Если приставила ствол к затылку, будь готова стрелять на малейшее движение. А ты была не готова.
— Все произошло так быстро… — начала было Аля.
— Не ври. Ты была не готова выстрелить. И он это почувствовал.
— Да, — согласилась Аля. — Но ведь…
— Погоди, девочка. Сейчас бой. А в бою не бывает сослагательного наклонения. Или ты, или тебя.
Аля замерла, глядя в одну точку. На глазах закипели слезы.
— А вообще, ты — молодец. Пошли.
Гончаров спустился по ступенькам, одним ударом выбил хлипкую подвальную дверь и скрылся в темноте. Аля нырнула за ним следом.
Тишина наступила как-то сразу. Два пустых джипа были похожи на покинутые защитниками крепости. Из подъезда так никто и не вышел. Автархан повернулся к сидевшему за рулем «мерса» Тимофеичу:
— Ну что будем делать, Малютушка? Видать, Бог теперь не на нашей стороне, а?
Судя по всему, двое нас осталось: ты, да я, да мы с тобой…
— Расклад такой выпал, — пожал плечами старик.
— Вот именно, расклад;
— Где Ливан затерялся?
— Вызов он получил.
— Может, повторить?
Автархан тяжело посмотрел на Малюту:
— С тонущего корабля бегут не только крысы.
— Ливан не такой.
Автархан пожал плечами. Протянул Малюте сотовый. Тот набрал номер. Сказал несколько слов в трубку. Потом некоторое время слушал. Повернулся к Автархану:
— Менты их стопорнули. За превышение скорости.
— С каких это пор менты стали стопорить наших? Малюта потупил взгляд:
— С недавних.
— Ну да… Слабых не уважает никто. — Автархан пожевал губами, вынул из коробочки пару облаток, проглотил. — Повязали?
— Нет. Повезло: это не спецназ, обычные гаишники. Ливан решил двигать в объезд.
В машине стволов под завязку: если стопорнут омоновцы, положат всех. Злые, как суки.
— Отменяй Ливана. И самим надо убираться. Минут , через десять здесь будет черно от служивых.
— Не будет. Ливан уже на подъезде. Будет минут через семь. А на шоссе я ему велел какую-нибудь фуру стопорнуть поперек.
— Разумно.
— Колян, нужно это дело до конца добить. До черточки.
— Боюсь, против Кондрата нам уже не станцевать, Малютушка.
— Ниче. Щас мы этих достанем-таки, а потом, глядишь, и Кондрата оприходуем… — Вся напускная благость слетела с Тимофеича, как блажь. Рядом с Автарханом сидел паленый травленый волк.
— Вывернемся, Колян, — продолжил старик, глядя на Автархана немигающим взглядом.
— Помнишь, на сучьей зоне куда паскуднее было, а вывернулись, спина-то к спине.
— На этой зоне сук куда больше, чем на той.
— Бог не выдаст — свинья не съест.
— Ты прав, Малюта.
— Так чего, в подъезд пока двинем, осмотримся?
— Погодим… Должен же кто-то объявиться? — Автархан лег на сиденье. Малюта поступил так же. Теперь «мерседес» стоял будто пустой.
Гончаров замер, затаившись, за дверями крайнего подъезда. Двери были добротными, ни щелочки. А жаль.
— Может, я выйду, посмотрю? Вроде как живу здесь? — шепотом спросила Аля.
— Ага, в носках… Девушка пожала плечами:
— Ну не век же здесь стоять.
— Это точно.
Гончаров поднялся на этаж. Поднял автомат. Прицелился.
Автоматная очередь распорола обшивку стоявшего впереди других машин джипа. И снова — тишина. Олег внимательно наблюдал за двором: никакого движения. Или боевики действительно погибли все? Но ощущение, что где-то затаился снайпер, было острым, как штык.
— Ну что? — спросила Аля.
— Тихо, как в морге.
— Тьфу… Ну у тебя и сравненьица!
— Это от нервов. Придется рискнуть. Я прикрываю, ты бежишь ко второму джипу.
Заводишь.
— Я не умею водить!
— Совсем?
— Когда-то один человек учил меня, давно, на юге… У меня машина почему-то дергается и становится как лист перед травой!
— Потом расскажешь. Беги к машине, скройся за ней. Потом вытащи пушку и попугай стволом окрестности.
— Как это — попугай?
— Аля… Просто нацеливай на все подозрительное… Если кто-то пасет нас, под стволом ему будет не так уютно. Ага?
— Ага…
— Да, и помни. На войне как на войне. Или ты, или тебя. Пошла!
Девушка выскочила из подъезда и стремглав понеслась к автомобилю.
— Это они! — Автархан приподнялся на сиденье.
— Притаись, Колян, прикинься ветошью… Никуда они не денутся, — процедил сквозь зубы Малюта. Ощерился в недоброй усмешке, отомкнул дверцу.
Девушка скрылась за джипом, оттуда показался ствол пистолета. Гончаров рывком преодолел расстояние до автомобиля, что-то сказал девушке, она запрыгнула в кабину, а Гончаров вдруг замер, почувствовав невидимую опасность, крутнулся на месте, поводя стволом вокруг. Внимательно оглядел подъезды, безмолвно застывший автомобиль, стал на подножку и взялся за поручень…
Малюта действовал мгновенно. Чуть приоткрыл дверь, привстал, поднял оружие и выстрелил навскидку. Тяжелый заряд попал Гончарову в лопатку, располосовал кевлар и буквально втолкнул его в салон автомобиля.
Малюта перезарядил «буллап», вышел из машины. Ухмыльнулся:
— Сейчас, Колян, сейчас я его достану…
Вдавил приклад в плечо…
Автархан увидел лишь, как тело подручного замерло и рухнуло подкошенно на жухлый снег.
Девочка опустила пистолет, запрыгнула назад, в кабину, дверца джипа захлопнулась. Взревел мотор, и автомобиль, переваливаясь тяжело, словно перекормленный носорог, поехал прямо по снежному бездорожью, взревел турбиной, почувствовав под поземкой твердый грунт, выехал на припорошенный асфальт и помчал в сторону от города.
Все произошло настолько быстро, что Автархан не успел даже выстрелить. Посмотрел на бесполезный пистолет в своей руке и увидел себя словно со стороны: жалкий одинокий старик, решивший сыграть в войну. Может быть, его время действительно ушло? Автархан уронил голову на руки. Плечи его тряслись… Впрочем, никто не смог бы определить, плачет этот человек или просто воет, как раненный в самое сердце зверь.
