Так что я поспешно покинул комнату, беззвучно прикрыв за собой дверь, и вернулся к семье, ожидающей меня на лоджии, по пути обдумывая обстоятельства предстоящего нам побега, по лестнице на десять этажей вниз, а потом через двор до заветного продуктового магазина.
Родные находились там, где я их оставил. На свободном от сложенных рядами коробок и ведер со строительными материалами пятачке пола лоджии. Однако высветив фонарем низко согнутую спину супруги, и увидев младшую дочь, которая сидела на коробке рядом и растерянно хлопала глазками, меня охватило предчувствие беды…
Что‑то было не так…
– Я не знаю, что делать! Тимур! Помоги мне! Помоги!!! Почему ты так долго?!! Я не знаю…, ‑ истерично запричитала супруга, подняв ко мне свое лицо, которое в свете фонаря показалось мне настолько бледным, что походило театральную маску.
Супруга сдвинулась в сторону… и я все увидел…
Старшая дочь лежала на полу. Без сознания. Ее милое детское личико казалось мне еще более бледным, чем лицо матери. С ее рта шла кровавая пена, которая стекала с губ на подбородок. А глаза закатились вверх, обнажив белки.
Долгую бесконечную секунду я в оцепенении стоял и смотрел на любимую и ненаглядную дочь, чувствуя как внутри моей груди, будто в серванте, заполненном хрустальными бокалами, орудует огромный молот, который вдребезги разбивает хрупкое стекло, разбрасывая по сторонам острые осколки, вонзающиеся мне в плоть, заставляя ее сжиматься и кровоточить.
Пережив эту мучительную секунду первого шока от увиденного, я бросился на колени и поднял дочь на руки…
Я – победила!
Ее легкое тельце безвольно выгнулось назад. Испачканная кровью слетевшая с лица маска, приземлилась на пол, словно осенний лист, сорванный ветром с высокого дерева. Прижимая дочь к груди, я прислушивался к ее прерывистому дыханию. Потом ослабил объятия, испугавшись, что мешаю дочери дышать. Проверил глотку, убедившись, что она чист и ее язык не запал. Приложился губами ко лбу, проверяя температуру, убедившись, что у дочери был жар.
И снова начал молился. Всем богам сразу! В который раз обращаясь к духу покойной бабушки. Умоляя, чтобы помогли. Чтобы не губили невинное создание. Сокрушаясь, что так не должно быть. Что так несправедливо! В особенности после всего того, что мы пережили!
– Она заразилась, да? – взвизгнула супруга, нервно подпрыгивая на месте и заламывая руки.
«Неужели тебе самой не ясно…» – язвительно ответил я ей про себя, – «мы все заразились… Мы обречены….».
– Что ты молчишь? – не унималась супруга, пытаясь вырвать дочь из моих рук, как будто она могла чем‑либо ей помочь.
«Что мне тебе ответить? Это – конец. Все. Приехали…» – снова про себя ответил ей я.
Продолжая удерживать дочь в руках и обреченно всматриваться в ее бледное лицо, я медленно, опираясь спиной о стену, сполз на пол, ощущая, как отчаянье и апатия накрывают меня с головой, лишая остатков энергии.
И когда мои руки были уже готовы в конец ослабнуть, отпустив девочку, сдавшись, перестав бороться и надеяться на лучшее, лицо дочери вдруг порозовело, яблоки глаз опустились, вернув зрачки на место. Дочь приподнялась на локтях, оперевшись об мои колени и осмысленно посмотрела на меня.
– Папа, я победила, – сказала она мне ровным спокойным голосом.
– Что? – ошеломленно в один голос спросили ее мы с супругой.
– Я победила. Ну, помнишь стену, которую ты сказал мне построить… Ну…, в головке… Я победила. Дядя пришел опять и хотел сломать мою стену. Он ее бил и бил… А я ее держала и строила опять, если она ломалась. Он так кричал! Так кричал! А я его все равно победила! – самодовольно ответила она мне, освободившись из моих объятий, как ни в чем не бывало встав на ноги, отряхнув от пыли одежду, стерев с лица кровавую пену и вернув на лицо маску.
Я шумно выдохнул, стерев со лба холодный пот и облегченно улыбнулся, немедленно догадавшись, что произошло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ты молодец, красавица моя. Ты справилась! – ответил я ей, поняв, что зверь, не обнаружив нас в квартире на этаже выше, предпринял яростную попытку пробиться в сознание девочки и выведать у нее информацию о нашем местонахождении.
– Опять ваши «стены»! Что вообще это такое? – супруга повернула дочь к себе и принялась суетиться вокруг нее, ворчливо и озадаченно бормоча себе под нос, поправляя девочке волосы, сняв ей маску и оттерев с подбородка дочери остатки кровавой пены.
– Все хорошо, не переживай. Она в порядке… Я тебе все объясню, когда выберемся отсюда. А теперь нам нужно идти – ответил я супруге, продолжая улыбаться и про себя благодарить неведомые силы, что в который раз прислушались к моим молитвам и спасли нас от очередной роковой опасности.
Мы собрали рюкзаки и двинулись в путь. Прошли через одну комнату. Через вторую, где в углу я спрятал тельце убитой мною ранее кошки. Проходя в сторону коридора, я обернулся и посмотрел в сторону двери, ведущей в третью комнату, убедившись, что она оставалась закрытой.
Прежде чем выйти из квартиры, я внимательно осмотрел подъездную площадку перед входной дверью через глазок. Лунный свет еще ярче, чем прежде, освещал ее, выхватывая из темноты очертания помещения. К счастью, проход оставался свободен.
Потом я опустился на колени и обратился к дочерям.
– Девочки. Сейчас мы должны как можно тише и незаметнее выйти на улицу и попасть в наш любимый продуктовый магазинчик. Помните же его? – они обе утвердительно кивнули головами. – Ничего не бойтесь, а если увидите что‑нибудь страшное, просто закройте глазки и продолжайте идти, не отпуская нас за руки…
– Возьми лучшее младшую на плечи, – дрожащим голосом предложила супруга. Она стояла рядом, с вытянувшимся от страха лицом, вскинутыми «домиками» бровей и прислушивалась к звукам, исходящим из подъезда за закрытой дверью.
– Да, хорошая идея. Получается, сначала иду я с лялей на плечах. Потом вы со старшей. Держимся за руки. Идем как можно тише и быстрее. Все ясно? – супруга и старшая дочь утвердительно кивнули головами. Младшая лишь непонимающе смотрела на меня, моргала круглыми глазами и теребила пальчиками за край своей куртки.
Покончив с последними приготовлениями я в последний момент решил отключить налобный фонарь, луч которого мог выдать нас тварям и положился на помощь лунного света. Потом закинул младшую дочь на плечи, которая послушно устроилась на своем месте и крепко вцепилась липкими ручками в мои волосы. Тряхнул тяжелым рюкзаком за спиной, переложил бейсбольную биту в левую руку, а правой открыл знакомый дверной замок. И толкнул дверь от себя, которая послушно широко открылась.
Из гулкой подъездной темноты мне в лицо дунуло прохладным сквозняком, тянущимся, вероятно, из открытой двери на первом этаже до которой нам было нужно добраться.
Барабаны в моих ушах снова тревожно задрожали, выплеснув в кровеносную систему моего тела, истерзанного кошмарной бессонной ночью, очередную порцию адреналина, прогоняя сонливость, заставляя сердце учащенно биться, а чувства обостриться.
Сделав первый шаг по выложенному кафелем полу подъезда, я остановился, прислушиваясь к темноте, отмечая, как на верхних этажах потрескивает и пощелкивает затихшая орда. Но стоило мне сделать еще один шаг, то в тишине квартиры, в одной из комнат позади нас, я вдруг услышал, как нечто громко стукнуло и зашуршало.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Что это? – с ужасом спросила супруга, больно сжав мою руку.
– Идем! Идем! Идем! – я дернул ее за собой, в мыслях ругая самого себя на чем свет стоит за то, что не обезвредил двух «обращенных» ремонтников, которые остались в третьей комнате и которые, вероятно, и издавали испугавшие нас шумы.
В тот момент, когда мы преодолели по площадке несколько метров и оказались возле лифтов, то за нашими спинами раздался грохот и треск, что могло означать только одно. Те двое тварей действительно проснулись и теперь выламывали хлипкую межкомнатную перегородку.
