Туманов кожей ощущал идущую по их следу грозную опасность. Думы тоже были безрадостными. Во-первых, это было первым нападением на обоз за всё время, спланированным, и можно сказать прицельным. Во-вторых, их маршрут и планы смогли просчитать, и в расчётах не ошиблись. В-третьих, таким оперативным талантом мог обладать один известный Туманову человек, о добром здравии которого он узнал буквально четыре дня назад – а уже сегодня кто-то его смог вычислить. В-четвёртых, казалось бы сущий пустяк – шнурок в гриве, но вышло, что у каждой добытой в бою лошади был вплетён такой шнурочек. Кобылы все разномастные, а шнурочки у всех чёрные. Да и это не важно, главное реакция Аюпова: насторожился бывалый воин, ждёт беды, а ему нужно верить, не раз уже выручал своими знаниями и предвидениями. Аюпов поделился опасениями, и выходило по его словам, что Шляхтич, живой или не живой, каким-то непостижимым образом продолжает искать обоз, используя свои неординарные способности, и шнурочки прямое тому подтверждение. По уверению Аюпова, они были обработаны магическим обрядом, ему не известным, но от этого не менее опасным. Ну, и в-пятых, если можно было предположить, что жив Макаров, то и смерть Шляхтича под большим вопросом, а два таких волка на хвосте у обоза – это очень серъёзно, чрезвычайно. Сплошные минусы. Плюс пока был один: преследователи сейчас вынуждены действовать не на своей территории, людей у них нет, и их возможности резко ограничены. Что-ж, значит, нужно усилить бдительность и увеличить продолжительность суточного перехода.
Так-то оно так, но отдыхать и лошадям, и людям тоже нужно, поэтому делали часовые привалы через каждые четыре часа движения, а ночью организовали большой привал, на четыре часа. Скоро выбрались на Черемшанский тракт, и лошади пошли веселее. Тракт теперь выполнял функции рокады, прифронтовой дороги, и по нему, навстречу обозу, двигались подводы, телеги, пехота и редко – кавалерия. Беженцев было мало, за два года войны все, кто хотел уехать и имел такую возможность, сделали это. Сейчас на дороге встречались редкие жители, добирающиеся до соседних сёл по своим делам, в основном пешком: лошадей позабирали на фронт. Казаки в разговоры ни с кем не вступали, Туманов запретил, если обращались военные, то он показывал сбережённую с Казани бумаги за подписью Каппеля, и все вопросы отпадали. За это время отдалились от фронта настолько, что раскаты артогня уже не беспокоили, можно было считать, что выбрались в тыл. Такой режим движения позволил к концу следующих суток добраться до Хорошиловки, где решили встать на отдых – устали все. До Клявлино оставалось четыре версты, их преодолели следующим утром и вышли к железной дороге.
Станция была невелика, скорее полустанок, едва ли в версте от небольшого села. Стрелочник, ходивший с большой жестяной маслёнкой по путям и обслуживающий перекидные рычаги, был хмур и озабочен. На путях стоял военный эшелон из платформ и теплушек, без паровоза, и с открытыми настежь створками вагонов – он был пуст. Видимо с него сгрузились части, двигавшиеся им навстречу по тракту. Смотрителя станции на месте не оказалось, вообще тут было очень мало народа: три фронтовика с различными ранениями, добирающиеся до дома, и молодая женщина с подростком, державшим большую плетёную корзину с пожитками. Туманов подошёл к стрелочнику и поздоровавшись поинтересовался, где и как увидеть старшего, нужно было решать вопрос с вагоном и погрузкой.
– А никак, господин штабс-капитан, – стрелочник глянул на погоны и махнул цигаркой зажатой в ладони, – на Бугульму путя нету. Все там, и смотритель тожа.
– Где там? Что-то случилось?
– Под Маклаушем состав под откос пустили. Все там, ремонтная команда и руководство тож. И связи нет, столбы там жа повредили, – стрелочник сплюнул и зло добавил, – ну щас начнётся кутерьма, столько эшелонов стали с той стороны. Попрут опосля – не продохнуть.
– Когда это случилось? – спросил Туманов уже понимая, что по железной дороге им не удастся сократить путь.
– А нынче ночью. Ентот состав успел пройтить, а следующий распатронили.
– Кто же это сделал?
– Кто ж знат.
Суровый дед кинул окурок в сторону и вернулся к своим железкам. «Затишье на станции не на долго, скоро по дороге вдоль пути двинутся колонны на фронт, на встречу им не пройти и не проехать» – подумал Туманов.
– Господин офицер…
Туманов обернулся на голос, перед ним стояла та женщина с подростком. Пытливо заглядывая в глаза спросила:
– Простите, вы тут главный? – она взглядом показала на обоз.
– Что вам угодно? – он вежливо прикоснулся к фуражке.
– Мы с Петей опоздали на свой поезд, и видимо, уже на него не попадём, – она взяла руками мальчишку за плечи, – Не откажите взять нас в попутчики, вам же в том направлении ехать? Одним ужас, как страшно…
– Извините, сударыня, попутчиков мы не берём.
– А я буду стирать и готовить, а Петруша будет дрова помогать собирать, да он всё может, если что нужно… – на её лице чётко обозначилась обречённость перед неизбежным отказом, словно она стояла перед фатальным рубежом, и решалось жить ей или умереть.
Туманов некоторое время разглядывал собеседницу, словно взвешивал пользу от её присутствия.
– За ранеными умеете ухаживать?
– Господи, да что сложного… – заторопилась женщина, – повязки накладывать могу, перевязку делать, бинты стирать, справлюсь.
– Откуда и куда вы направляетесь?
– Я из Спасска, осталась одна и решила перебраться к родственникам, в Челябинск. По пути вот, Петрушу пришлось с собой взять, он мой племянник, тоже один остался. У меня в Челябинске дедушка и бабушка живут. Там хоть и холоднее, да спокойнее, чем здесь. – быстро произнося это она забрала у мальчишки корзину с вещами, в готовности сесть с ним в ближайшую подводу.
Женщина ему нравилась. Что-то было в ней строгое и породистое, отличавшее от типажей местного населения. «Жалко, если пропадёт. А пропадёт неизбежно, в этакой круговерти. Вывезем подальше в тыл, а там пусть сама…»
– Филатов! Прими на довольствие и приставь к службе. Без дела у нас никто не сидит, сударыня.
–
Двигаться по дороге, которая шла вдоль железнодорожного пути, действительно стало затруднительно: через час по ней уже пылила на запад пехота, обозники, кавалерия и артиллеристы. Части Второго Уфимского армейского корпуса не дожидались разбора завала на месте крушения эшелона, и разгружаясь с вагонов двигались к фронту, ждавшему подкрепления. В этом встречном потоке везти обоз на восток было сложно. Туманов решил двигаться с южной стороны железнодорожного пути, держась ближе к нему, и попытаться добраться до следующей станции Дымка, что находилась в тридцати двух верстах. Скорость движения сразу упала,
