пошевелить руками.
Какой же ужас я испытала, когда поняла, что на моих руках оказались наручники! Он приковал меня ими к кровати. О, божечки, зачем это? Что он собирается делать со мной?
– Игорь! Что ты задумал?!
– Я тебе сказал. Расслабься и получай удовольствие.
Меня охватила паника. Мое воображение разыгралось не на шутку, и от того, что я не только не могла выразить протест руками, но и ничего не видела, мне стало в разы страшнее. Какое уж тут удовольствие?!
– Игорь, я тебя прошу, не надо наручников! Пожалуйста!
Я попыталась его пнуть, но он придавил мои ноги к кровати.
– Лиза, я не сделаю тебе больно. Я обещаю. Все только для твоего удовольствия. Поверь мне.
На короткий промежуток времени он вышел из комнаты, о чем свидетельствовали его удаляющиеся шаги, и я снова стала переживать. Куда он ушел и зачем? Он ни разу меня не обманул, но почему-то я ему не верила. В голове успела мелькнуть мысль, что он вернется не один, и я попыталась ногой найти одеяло, чтобы прикрыться. Но постель была голая, и мне оставалось только молиться, чтобы мои подозрения не оправдались.
– А вот и я, соскучилась?
Слава богу, голос принадлежал Харитонову и других голосов и посторонних звуков я не слышала. Кровать под Игорем прогнулась, и я неожиданно ощутила холод на своей груди. Боже, это лед! Он стал водить кусочком льда вокруг моего соска, и я почувствовала, как он напрягся, по всему телу пошли мурашки. Он стал спускаться ниже, и там, где прежде меня касался лед, я стала ощущать его губы, его язык, его теплое дыхание.
Что-то сжималось на моих сосках, что-то жужжало и вибрировало, и поначалу меня все напрягало, пугало и сковывало, но тело отзывалось на прикосновение неведомых мне игрушек, и я стала сходить с ума от желания. И невозможность коснуться партнера только усиливало мое томление.
Не знаю, сколько продолжались эти игры, но наступил момент, когда я больше не могла терпеть эту сладостную муку и умоляла Игоря войти в меня. Казалось, он только и ждал этого призыва, сам изнемогая от возбуждения, и быстро оказался сверху, пронзая меня своим «орудием» страсти. Я была готова вырваться из наручников, только бы ощутить его крепкий мускулистый стан своими руками. И даже его губы на моих губах не давали мне полного удовлетворения от соприкосновения с его телом.
– Отстегни меня!
– Нет, – тяжело дыша, шептал мне в ухо Игорь, – получи удовольствие до конца.
Когда все закончилось, и он, наконец, снял с меня наручники, мне уже не хотелось его обнимать. По телу растеклась приятная истома, и жутко захотелось спать.
– Тебе понравилось? – уже сквозь сон услышала я.
– Да. Это был лучший секс в моей жизни… Шандор… – но я уже не знала, произнесла я это наяву или во сне.
На работе мы держались целомудренно. Но все же я ловила на себе его страстные взгляды. Заметила это и Карина Авагян, с которой он расстался сразу после Нового года. Выдавая мне зарплату, она сунула купюру, на которой написала «Шлюха!». Я встретила с ней взглядом и задумалась – а с ней он делал то же самое, что и со мной? Я быстро отвела глаза, и поспешила от кассы, чувствуя, как краска заливает мои щеки. О, Господи, только бы она не стала об этом болтать всем подряд в музее.
Но, как бы мы не скрывались, скоро на работе поползи слухи. Я хотела войти в свой отдел, но услышала разговор двух коллег, который меня остановил:
– Вы представляете, – сказала Лилия Дмитриевна, – вышла из его машины и пошла пешком на работу.
Лилия Дмитриевна – дама сорока шести лет, заместитель Жанны Михайловны и экскурсовод первой категории. Она работает в музее около двадцати лет и с нетерпением ждет, когда Жанна Михайловна уйдет на пенсию, чтобы занять ее место.
– Да ну брось, – отвечала ей наша начальница. – Ты не обозналась? Может это был ее муж?
– Машина была Харитонова. Да и не приезжает за ней никто в последнее время.
– Муж не всегда за ней ездил. Любишь ты, Лиля, посплетничать. Лиза хорошая девочка, не станет она с другим путаться, когда у нее муж и маленький ребенок.
– Так не муж он вроде ей. Они же без брака живут.
– Какая разница? Занимайся работой и не лезь в чужую жизнь.
Я вошла, и разговоры стихли. Обе уткнулись в свои бумажки. Но я догадывалась, что такие шептания могут быть не только у нас в отделе. Поддержка Жанны Михайловны дорогого стоила, но я испытала укол совести, что не оправдывала ее доверия. Как она поведет себя со мной, если правда вдруг вплывет наружу? Терять ее расположение не хотелось.
Когда мы с ней остались наедине, она строго сказала:
– Это, конечно, не мое дело, но что ты, девка, творишь? Ладно, Каринка баба глупая, и сын у нее уже в школе учится, а ты куда со своей малявкой полезла? Зачем тебе эти приключения?
– Вы о чем, Жанна Михайловна? – боясь поднять на нее глаза, неуверенно сказала я.
– Все ты понимаешь, Лиза. Харитонов поиграет и бросит, а ты слезы лить будешь. Жалко мне тебя. Уволят ведь из-за него. А ты хороший экскурсовод.
– Не переживайте за меня. Страдать из-за него я не буду. А уволить – уже давно бы уволили.
– Ой, молодо – зелено. Но дело твое. Только видели вас уже вместе. Слухи ходят.
– И что мне делать?
– Если хотела скрыть вашу связь, то надо было на автобусе ездить. А теперь уж думай сама.
И я подумала. Если от слухов не спрятаться, то и скрываться смысла нет. И мы с Харитоновым стали открыто приезжать на работу вместе. Я сразу заметила перемены в отношении ко мне. Одни коллеги стали улыбаться мне шире, другие – смотрели осуждающе. Трегубов стал щедрее на комплименты и расточительнее в бюджетных средствах. Он предлагал мне одно обучении за другим, и я не знала, радоваться такому покровительству или огорчаться.
Сменился и мой гардероб. Мои любимые платья были возвращены домой, а в гардеробной Игоря появились новые. Все они подчеркивали мою фигуру и отличались только глубиной выреза на груди, степенью обнажения моих плеч или длиной и местом расположения разреза на юбке. Безусловно, все наряды мне нравились, и я училась бороться со смущением, надевая их на выход. Игорь не переставал повторять, что мое тело прекрасно, и я не должна стыдиться показывать его лакомые кусочки окружающим. Но это
