Ни Акунин, ни Глуховский не подошли для «культурного клея». Разве что Пелевин, но и тот лишь до какой-то степени. Он оказался как бы одновременно массовым и элитарным, но все же, боюсь, недостаточно массовым. Ту роль, которую для широких слоев интеллигенции играли, скажем, Стругацкие, ни одному из действующих фантастов пока сыграть не удалось. Хотя вроде бы Михаил Успенский или Евгений Лукин, с их склонностью к парадоксам, с их афористичностью, ненавязчивой, но достаточно острой социальностью и стильным письмом, вполне могли бы занять пустующее место. Почему не заняли?
Возможно, потому, что социальные страты, растаскивающие любимые книги на культурные коды, расслоились, съежились и стали социальными нишами: для каждой существует свой набор кодов и он не совпадает с набором соседей. Брэдбери и его команда ведь «работали» как по вертикали (возрастной — два-три поколения, социальной — студент и его профессор, кочегар и главный бухгалтер), так и по горизонтали (инженер, программист, писатель, геолог, художник, фарцовщик, балерина, директор гастронома и т. п.).
На какое-то время (начало 90-х) роль такого культурно-социального клея удивительным образом играла телевизионная реклама, бывшая тогда в новинку и потому, как все новое, привлекательная, да еще и лапидарная, афористичная («Просто добавь воды!», «С точностью до миллиметра!», «До первой звезды нельзя!», «А мужики-то и не знают!», «Надо чаще встречаться!»). Интеллектуалы, что бы мы под этим словом ни понимали, цитировали ее достаточно охотно, поскольку эти отсылки как бы подразумевали ироническое отношение и собственно к рекламе, и к ее предмету. Потом и это закончилось. Отчасти потому, что за этими фразами ничего не стояло, кроме бренда и короткого плоского сюжета. К тому же реклама взяла на себя не столько роль книги-феромона, сколько сугубо нашего, отечественного фильма-феромона, потеснив «Семен Семеныч!» или «Открой личико!».
Сейчас, пожалуй, формирование культурного кода перешло к сериалам. Причины опять же понятны — визуально-аудиальное потихоньку вытесняет печатное слово (ну как тут не вспомнить те же «451 по Фаренгейту» с их кривляющимися по телестенам «родственниками»!), к тому же за последнее время появилось несколько сериалов, достаточно умных и парадоксальных, чтобы ими баловались интеллектуалы, и достаточно универсальных, общечеловеческих, чтобы трогать остальных. Ну, например, «Доктор Хаус» с его «Все врут!».
Можно назвать, наверное, еще несколько таких, в принципе пригодных на роль универсального культурного клея.
Но наших среди них не будет.
Книги
Василий Аксенов. Звездный билет. М., “Эксмо”, 2012, 288 стр., 5100 экз.
Василий Аксенов. Коллеги. М., “Эксмо”, 2012, 320 стр., 4100 экз.
Культовая молодежная проза 60-х годов, бывшая явлением не только новой русской литературы, но и явлением общественным, связанным с конфликтом поколений — и эстетическим и идеологическим.
Дина Гатина. Безбашенный костлявый слон. М., “Новое литературное обозрение”, 2012, 144 стр., 1000 экз.
Вторая книга стихов молодого поэта — первой была “По кочкам” (М., “АРГО-РИСК”, Тверь, “Колонна”, 2005) — с предисловием Анны Глазовой (“Их сила (стихов. — С. К. ) — не в том, чтобы создать мощную индустрию образов и метафор, а в том, что из подручных средств собирается нечто, пригодное для существования в мире. „Велосипед да любовь” Гатиной — это полная противоположность ленинскому „власть советов плюс электрификация”; не особенно мощная современная машина, ее велосипед — как дантовские звезды и светила — движется любовью, куда бы он ни ехал”). Цитата: “как раз шла тебя бросать, / но по пути вдруг вспомнила — / купила зубную пасту, / туалетной бумаги, / сигарет, / хлеба. // со всем этим / глупо было бы”.
Анна Гедымин. Осенние праздники. Избранные стихотворения. М., “Время”, 2012, 224 стр., 1000 экз.
Избранное за тридцать лет, с предисловием Льва Аннинского, в качестве эпиграфа для своего эссе взявшего высказывание Инны Кабыш: “Анна Гедымин — это редкий, может быть, даже редчайший случай в русской поэзии: умение писать в состоянии счастья. Счастливый случай”. Цитата: “Жизнь пустыннее, чем казалось, / И мгновеннее, чем хотелось. / С каждым днем заслуженней жалость, / Осмотрительнее смелость. // Дни бегут, как мороз по коже, / Все чувствительней и короче. / Я пойму, намекни мне, Боже, / Ну чего же Ты хочешь?..”
Ирина Горюнова. Фархад и Евлалия. Роман. М., “Время”, 2012, 192 стр., 1000 экз.
Повествование, которое выстраивает драматическая история любви иранского бизнесмена, работающего в Москве, и русской журналистки.
Виктор Курочкин. На войне как на войне. М., “Эксмо”, 2012, 640 стр., 3000 экз.
Из классики русской военной прозы прошлого века.
Лучшие пьесы. 2011. Антология. Составитель Екатерина Кретова. М., “Гаятри/Livebook”, 2012, 440 стр., 1300 экз.
Сборник, составленный по итогам драматургического конкурса “Действующие лица” в 2011 году; представлены: Нина Беленицкая, Михаил Дурненков, Александр Мардань, Игорь Якимов, Наталья Савицкая, Владимир Жеребцов, Валерий Шергин, Дмитрий Богославский, Валентин Васильев, Оксана Савченко.
Лучшие стихи 2010 года. Антология. Составитель Максим Амелин. М., “ОГИ”, 2012, 264 стр., 3000 экз.
Антология, отражающая, как сказано в предисловии, “исключительно вкусы и пристрастия составителя”, она “ни в коем случае не может претендовать на объективность. Однако основными задачами при составлении настоящей антологии были демонстрация множественности индивидуальных авторских стилей и попытка создания стереоскопического представления о текущем состоянии русского поэтического искусства”. В книгу вошли стихи ста двадцати поэтов, опубликованные в 2010 году. Среди авторов Алексей Алехин, Булат Аюшев, Андрей Василевский, Мария Галина, Владимир Гандельсман, Сергей Гандлевский, Михаил Гробман, Олег Дозморов, Юрий Казарин, Геннадий Калашников, Тимур Кибиров, Юрий Кублановский, Александр Кушнер, Вера Павлова, Алексей Пурин, Ольга Сульчинская, Борис Херсонский.
Габриэль Гарсиа Маркес. Глаза голубой собаки. Перевод с испанского А. Борисовой, Э. Брагинской, С. Маркова, Ю. Грейдинга. М., “АСТ”, “Астрель”, “Полиграфиздат”, 2012, 160 стр., 15 000 экз.
Собрание ранних рассказов Маркеса.
Олег Павлов. Дневник больничного охранника. М., “Время”, 2012, 127 стр., 3000 экз.
Новая книга Павлова, построенная на его дневниковых записях 1994 — 1997 годов. В те годы молодой тогда, но уже именитый писатель (дебютный роман его “Казенная сказка” экспертами Букеровской премии был признан одним из трех лучших романов 1994 года) работал охранником в больнице. И если опыт армейской жизни, давший Павлову “Казенную сказку”, он мог еще как-то отнести к “эпизоду из жизни”, к “выпадению” из нормального течения ее, то здесь перед ним разворачивалась — в лицах, в сюжетах — картина самой что ни на есть нормальной, повседневной жизни его страны и сограждан. И столкновение с этой жизнью стало для автора испытанием. Он оказался лицом к лицу с тем, на что обычно стараются не смотреть: с обыкновенностью смерти. С обыкновенностью страдания, одиночества, нищеты; с равнодушием к ближнему, с цинизмом и жестокостью, явленными и в системе жизненных установок “рядового” человека, и в самом устройстве государственной машины. Особую выразительность картине придавало время, стоявшее на дворе, — середина девяностых, когда страна и общество находились в самой тяжелой фазе перестройки, когда “полуживое”, “беспомощное и равнодушное” государство отпустило граждан и как бы саму жизнь на волю, но свобода для большинства бывших советских по ментальности людей обернулась ношей непосильной. Содержание “Дневника” и стилистика его не имеют ничего общего с так называемой “чернухой”, жесткость изображения “социальных задворок” в портретах и ситуациях у Павлова — это не литературный перчик, а устройство жизни и ее законы, увиденные им с как бы необычной точки обзора, это отнюдь не “изнанка жизни”, но — сокровенная сердцевина ее. И авторская история постижения этого, собственно, и выстраивает внутренний сюжет книги. Отрывки из книги публиковались в “Новом мире” в № 8 за 2011 год.
Михаил Письменный. Блатное и балетное. М., “Арт Хаус Медиа”, 2012, 448 стр., 600 экз.
Последняя, вышедшая посмертно, книга Михаила Письменного (1944 — 2012), писателя, творческое становление которого как прозаика и переводчика (начинал он как поэт) проходило в семидесятые годы и который, занимаясь всю жизнь литературой, так и не входил ни в какие литературные группы и группки, всегда был сам по себе. Публиковаться начал только в 90-е годы и читателя обретает только сегодня; прозе его свойственна, как пишет Сергей Белорусец, “повсеместная загадочность то слоисто-ветвисто-вещественной тяжеловесно-платоновской, то кристально прозрачной, всегда неповторимо авторской манеры. Которой лишь на пользу и возникающие от случая к случаю говорящие салтыковско-щедринские фамилии, и периодически впрыгивающие в повествование безумные достоевские вопросы-ответы, и совершенно дикие, но абсолютно оправданные ходом действия и внутренней его логикой…” (“Книжное обозрение”).
