ни гражданской войны вычеркнуть нельзя“. Я с этим не был согласен. Личные авторитеты в политике, особенно революционной, играют большую роль, даже гигантскую, но все же не решающую. Более глубокие, т. е. массовые процессы определяют в последнем счете судьбу личных авторитетов. Клевета против вождей большевизма на подъеме революции только укрепила большевиков. Клевета против тех же лиц на спуске революции могла стать победоносным орудием термидорианской реакции»{683}.
Троцкий, как мы уже знаем, не был невинным агнцем. Он в полной мере несет историческую ответственность за многие идеи и действия, которые сделали горькими плоды Октября, когда древо революции еще только поднималось. Но нельзя и не признать, что, оставаясь во многих случаях на глубоко ошибочных или сомнительных большевистских позициях до конца жизни, он был, пожалуй, одним из первых, кто почувствовал смертельную опасность для революции, для диктатуры пролетариата со стороны создававшегося бюрократического режима, партократии, «секретарского» всевластия. Однако Троцкий, по мнению Ленина, был человек, «чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела»{684}.
Его «оппоненты», особенно «тройка», считали допустимым все, что могло ослабить авторитет Троцкого и устранить его с их пути. Здесь проявилось то, что бывает почти всегда у подножия холма власти, когда политик, находящийся на вершине, должен уйти. Если демократическая система слаба и не может осуществить процесс передачи власти «цивилизованным» путем, начинаются интриги, заговоры, беспринципная борьба, в ходе которой используется богатейший арсенал низменных средств. Политика всегда несла на себе печать цинизма, она и не может быть «целомудренной». Просто сегодня люди, занимающиеся политикой, научились более тщательно камуфлировать свои намерения и цели; при этом одновременно усилился общественный контроль за их действиями.
Троцкий чувствовал, что за его спиной идут тайные закулисные игры, видел, что на заседаниях Политбюро он оказывался, как правило, в одиночестве. Его «обложили» со всех сторон. Но пока еще пламя фракционной борьбы не вырывалось за стены ЦК и Политбюро. Осенью 1923 года, когда Ленин уже не мог вмешиваться в дела большевистского руководства, в верхах партии готовилась важная партийная дискуссия, своим острием направленная против Троцкого. Эта дискуссия получила тогда название «литературной». К несчастью для себя, в это время, в одно из октябрьских воскресений, Троцкий со своим другом Мураловым охотился в Заболотье Тверской губернии. Переходя через болото, Троцкий провалился, сильно промок и простудился. Как писал он позже, «простуда осилила… Врачи запретили вставать с постели. Так я пролежал весь остаток осени и зиму. Это значит, что я прохворал дискуссию 1923 года против ”троцкизма“. Можно предвидеть революцию и войну, но нельзя предвидеть последствия осенней охоты на утку»{685}.
Отсутствие Ленина и Троцкого развязало руки Сталину и его временным союзникам. Планомерно осуществлялись шаги, которые ограничивали влияние и авторитет Троцкого. Пока это были незначительные действия, которые затем перерастут в крупномасштабные. В почетный президиум партийных собраний обычно выбирали двоих – Ленина и Троцкого. Теперь внедрялось новое: почетный президиум в составе Политбюро. В отчетах о заседаниях, конференциях, съездах вслед за упоминанием фамилии Ленина обычно всегда шел Троцкий. Теперь на газетных страницах всех (кроме Ленина) выстраивали по алфавиту. В «Правде», «Известиях», «Красной звезде» постепенно исчезало выражение: «Троцкий – вождь Красной Армии». Аппарат ЦК (секретариат Сталина) незаметно заменял сторонников Троцкого другими, более лояльными и надежными для «обруча». В партийной прессе все чаще стало появляться имя Генерального секретаря партии. Исподволь начали пересматриваться политические биографии вождей и их вклад в победу революции. Шел малозаметный, но целенаправленный процесс принижения одного из главных героев революции и Гражданской войны. Сталин оказался непревзойденным мастером закулисной интриги.
Троцкий позже вспоминал, что через несколько лет после опалы Зиновьева и Каменева они сами раскрыли ему всю эту «механику». В своей биографии Троцкий писал: «…это был подлинный заговор. Создано было тайное политбюро (”семерка“), в которое входили все члены официального политбюро, кроме меня, плюс Куйбышев, нынешний председатель ВСНХ. Все вопросы предрешались в этом тайном центре, участники которого были связаны круговой порукой. Они обязались не полемизировать друг с другом и в то же время искать поводов для выступлений против меня. В местных организациях были такого же рода центры, связанные с московской ”семеркой“ строгой дисциплиной. Для сношений существовали особые шифры»{686}.
Но самое главное, как позже узнал Лев Давидович, «ответственные работники партии и государства систематически подбирались под одним критерием: против Троцкого… Лишь смерть Ленина полностью развязала руки этой конспирации, позволив ей выйти наружу»{687}.
Но вес и авторитет Троцкого были пока еще настолько велики, что членам «обруча» приходилось с этим считаться. Когда Троцкий болел и не мог приезжать на заседания Политбюро, несколько заседаний, по предложению Каменева и с согласия Троцкого, были проведены прямо у него на квартире. Шли жаркие споры о внутрипартийном режиме, о назначениях, о монополии на водочную торговлю, о коминтерновских делах… «Каждый раз после таких заседаний, – вспоминала его жена Наталья Ивановна, – у Л.Д. подскакивала температура, он выходил из кабинета мокрый до костей, раздевался и ложился в постель. Белье и платье приходилось сушить, будто он промок под дождем»{688}.
Накал этим заседаниям Политбюро в квартире Троцкого придало письмо, подписанное им 8 октября 1923 года. Оно было адресовано членам ЦК и ЦКК РКП(б). Готовил его Троцкий целую неделю, рассчитывая предостеречь партию от надвигающихся сумерек революции – засилья бюрократизма. Большое, пятнадцатистраничное письмо содержало 18 тезисов по многим вопросам государственной и партийной жизни. «Обруч» сразу же использовал его, чтобы вновь обвинить Троцкого во фракционности и нападках на Центральный комитет и Политбюро.
Что же написал Троцкий в своем письме, которое до недавнего времени хранилось в закрытом фонде бывшего партийного архива и было недоступно для историков? Что вызвало резкую реакцию Сталина и его временных попутчиков? Что «фракционного» содержалось в документе? Не здесь ли проходила трещина, превратившаяся вскоре в пропасть?
Вплоть до наших дней письмо Троцкого и последующее послание в ЦК, подписанное 46-ю его сторонниками, расцениваются как «новое нападение на партию и ее руководство», предпринятое в связи с болезнью Ленина.
В действительности это выступление было реакцией на экономический кризис в стране летом и осенью 1923 года («ножницы цен», кризис сбыта). Причинами кризиса, по мнению Троцкого и его единомышленников, послужили также серьезные ошибки хозяйственного и политического руководства, процесс бюрократизации партии.
Троцкий констатирует «крайнее ухудшение внутрипартийной обстановки», видя причины этого в нездоровом внутрипартийном режиме и недовольстве рабочих и крестьян тяжелым экономическим положением вследствие ошибочной политики{689}.
Пространное письмо, продиктованное Троцким, сумбурно. Написано оно необычным для него тяжелым языком, содержит многочисленные повторы. Больной Троцкий диктовал письмо, находясь в состоянии возбуждения, растущего раздражения и тревоги. Однако при внимательном чтении документа обнаруживаешь целый ряд принципиальных вопросов, провидчески поднятых вчерашним триумфатором. Чем же было вызвано беспокойство Троцкого?
Член высшего политического руководства партии и страны крайне недоволен работой главного политического органа: «В большей мере, чем до XII съезда, важнейшие хозяйственные вопросы решаются в Политбюро наспех, без действительной подготовки, вне их плановой связи». Этим заявлением Троцкий как бы подчеркивает, что пока Ленин был у дел (на XII съезде, состоявшемся в апреле 1923 г., он уже не присутствовал), стиль работы был другим – более основательным и демократичным. Далее автор записки пишет: «…руководители хозяйственной деятельности характеризуют политику Политбюро в хозяйственных вопросах как политику случайных, бессистемных решений…» И как приговор: «…руководства хозяйством нет, хаос идет сверху»{690}. Троцкий справедливо обвиняет Политбюро в некомпетентности, командирских замашках, спонтанности. Но на этом он не останавливается и делает серьезные упреки в адрес Политбюро в области кадровой политики: «Назначение секретарей губкомов стало теперь правилом. Это создает для секретаря независимое, по существу, положение от местной организации… Секретарь является, в свою очередь, источником дальнейших назначений и смещений – в пределах губернии. Создаваемый сверху вниз секретарский аппарат, все более и более самодовлеющий, стягивает к себе все нити. Участие партийной массы в действительном формировании партийной организации становится все более и более призрачным»
