сверхдержавам, например с помощью оружия массового поражения или действий террористов, а сверхдержавы в свою очередь используют дипломатические приемы, различные способы сдерживания и даже войны для подавления более слабых соперников, см. Сое (2018).
15. См. Anderson (2004).
16. Эта логика только отчасти объясняет причины вторжения, подробнее о ней см. у Debs and Monteiro (2014). Другое объяснение кроется в проблеме обязательств, о которой мы подробнее поговорим в следующей главе. Это неотъемлемая часть объяснения, предлагаемого Baliga and Sjostrom (2008). Фразу о «лучшей части войны» приводит Woods (2006). При этом не всех устраивает принцип сдерживания через неопределенность. Например, Braut-Hegghammer (2020) утверждает, что неопределенность была не стратегически рассчитанной игрой, а скорее реакцией растерявшейся бюрократии, которая не выполняла распоряжения Саддама по раскрытию информации о программах вооружения. Кроме того, она была связана с опасениями по поводу того, что признание прошлых обманов не способствует снятию санкций.
17. История о чрезмерной уверенности администрации Буша освещена несколькими журналистами и учеными. См., например, Ricks (2006), Jervis (2010), Saunders (2017), Lake (2010) и Chilcot (2016). Об ошибках Саддама и неспособности подавать новую информацию см. Hafner-Burton et al. (2017). О бюрократических ошибках см. Braut-Hegghammer (2020).
18. Baliga and Sjostrom (2008) представляют более полный набор аргументов, в том числе более проработанную модель, чем та, что я даю в этой книге.
19. См. Woods (2006). Неопределенность также помогает объяснить то, что нельзя объяснить другими причинами, например широту коалиции для вторжения. В ней участвовали не только американские неоконсерваторы, но и некоторые наиболее радикальные борцы за права человека (часть из них позже руководили внешней политикой во время президентства Обамы), а также сенат с демократическим большинством, которое приняло резолюцию о войне более чем тремя четвертями голосов. Даже европейские дипломаты, враждебно относящиеся к войне, как и собственные генералы Саддама, считали, что диктатор представляет собой угрозу для Запада. Расходились они в основном в способах его сдерживания и свержения. См., например, Woods (2006) и Gordon and Trainor (2006).
20. См., например, Butt (2019). Это, вероятно, основная причина, которую приводит Буш в своих воспоминаниях. См. Bush (2010).
Глава 5. Проблемы обязательств
1. Подробности о жизни Такман и о влиянии ее книги см. Tuchman (1994), Abrams (2017) и Расе (1989). О неподотчетных лидерах, нематериальных стимулах и неверных представлениях периода Первой мировой войны см. MacMillan (2013). Мнение Такман о Европе на протяжении ряда веков отражает сходные темы. См. MacMillan (2020).
О культе «быстрого наступления» см. Snyder (1989) и Van Evera (2013). Они объясняют, каким образом великие державы приходили к ошибочному мнению о том, что лучшая оборона – наступление. Осторожные голоса уверяли лидеров, что технология войны изменилась: атакующую пехоту можно остановить укрепленными пулеметными точками, полевая артиллерия зажмет и уничтожит пехоту в окопах, по железным дорогам к линии фронта можно быстро перебрасывать подкрепление на место убывающей живой силы, война становится медленным, кровопролитным процессом уничтожения. История подтверждает, что эти голоса были правы, но их игнорировали. Макмиллан указывает на слабости и ошибки и поддерживает Снайдера и ван Эверу в их утверждении о том, что военные лидеры придерживались идеологии наступления, вместо того чтобы усвоить урок кошмарной наступательной войны 1904 года между Японией и Россией. Этот урок заключался в том, «что атака больше не работает», а «наступление превращается в тяжелую операцию с участием большого количества людей».
Можно провести параллели между этими взглядами и концепцией чрезмерной уверенности, которая мы обсудим в главе 6. Однако есть альтернативный взгляд: все стороны знали, и Германия в особенности, что наступательная стратегия – это рискованная игра. Стремительное вторжение во Францию дало Германии прекрасный шанс вывести ее из игры до того, как напасть на Россию. Но они проиграли. Отличить системную ошибку от проигрыша одной партии – непростое дело.
2. Говоря о событиях, которые привели к Первой мировой войне и произошли в ее ходе, я полагаюсь на источники, упомянутые выше (MacMillan, 2013; Snyder, 1989 и Van Evera, 2013), а также на Clark (2013), Levy and Vasquez (2014), Wolford (2019), Levy (1990) и Lebow (2014).
3. К сторонникам идеи превентивной войны, о которой идет речь далее, относятся Levy (1991), Van Evera (1999) и Copeland (2001, 2014). О лечении по учебнику см. Wolford (2019) и Frieden, Lake, and Schultz (2013). Некоторые другие, например Snyder (1989), Fearon (1995), Powell (2006) и Леви, внесший свой вклад в сборник трудов под редакцией Levy and Vasquez (2014), также высказываются в поддержку логики превентивной войны, но занимают менее однозначную позицию, выделяя в качестве дополнительных стимулов иррациональность и неопределенность.
Обратите внимание, что в упомянутых работах о Первой мировой войне отмечается еще одна потенциальная проблема обязательств: преимущество первого удара или упреждающий удар. Представьте, что Германия, нанося первый удар, с большей вероятностью выиграет войну, В таком случае это может создать стимул к нападению. Изменение баланса сил будет настолько существенным, что никакие уступки со стороны Франции или России не смогут перевесить заинтересованность Германии в войне. Некоторые германские военачальники полагали, что при стремительном наступлении войну можно выиграть в считаные месяцы. Их стратегия предполагала внезапное нападение на Францию, пока медлительная русская военная машина будет разогреваться. Через несколько недель, если Париж падет, Германия сможет использовать свои железные дороги для быстрой переброски живой силы и техники на восточный фронт, заблокировав запоздалое наступление России, Но не было никаких гарантий, что упреждающий удар по Франции пройдет по плану. Оставался риск того, что Британия присоединится к союзным государствам. Тем не менее многие военные стратеги полагали, что для Германии это последний шанс – в других обстоятельствах войну не выиграть. Как в случае со всеми проблемами обязательств, в центре оказалось значительное смещение баланса сил, невозможность гарантировать не воспользоваться этим и отсутствие третьей силы, которая могла бы призвать оппонента к ответу за нанесение первого удара. Некоторые политологи и историки считают ошибочным утверждение, что выгоду превентивной войны видели лишь несколько военачальников. Существовал миф о преимуществе наступления (Snyder, 1989: Van Evera, 2013). В этом случае говорить следует не столько о проблеме обязательств, сколько о неверном представлении. Идея превентивной войны играет большую роль в ядерной стратегии и объясняет, почему страны стремятся совершенствовать свои возможности по нанесению ответных ударов, создав кошмарную доктрину «взаимно гарантированного уничтожения». На эту тему написано множество книг. См., например, Schelling (2020) или Kaplan (2015).
4. Эти соображения могут иметь значение в ретроспекции, но изначально они были выстраданными идеями теории игр и эмпирических дискуссий, Помимо вклада теории перехода власти, о которой шла речь выше, плодотворный вклад внесла теория игр.
