В начале марта в Одессу прибыл особый полицейский отряд с опознавателями для ареста Фигнер и Халтурина, но члены Исполнительного Комитета были неуловимы в портовом городе. В Одессу приехал агент «Народной воли» Николай Желваков и народовольцы еще раз подробно исследовали знаменитый Приморский бульвар, в котором планировалось убить Стрельникова. По Приморскому бульвару дважды в день проходил на допросы задержанных военный прокурор, всегда в сопровождении телохранителей. Халтурин, Клименко и Желваков несколько дней смотрели на эти проходы и поняли, что после прокурорского расстрела их шансы скрыться от охраны были почти иллюзорны. Народовольцы поселились в набитой полицейскими гостинице «Крымская», где остановился приехавший Стрельников, и подробно изучили его привычки, маршруты по минутам. С четырех до пяти часов вечера после допросов и обеда Стрельников всегда курил сигару на Приморском бульваре, набитом охраной. Уже неделю Стрельников готовил в Одессе грандиозный процесс, в котором народовольцев специально перемешал с убийцами, проходившими по уголовным делам. Фигнер смогла узнать, что всем участникам будущего процесса инкриминируется преступная деятельность, направленная на разрушение существующего государственного строя. На Фигнер была объявлена охота, но эта невозможная женщина пешком ушла из почти зимней Одессы только тогда, когда покушение на прокурора было полностью подготовлено. Прокурор Стрельников был обречен и уже никогда не смог смешать народовольцев с бандитами.
17 марта народовольцы взяли в аренду лошадь и пролетку, говоря, что хотят стать извозчиками. Убивать Стрельникова решили на следующий день, чтобы не тратить партийные деньги на оплату конюшни. Днем 18 марта Халтурин забрал лошадь и пролетку у арендатора и к четырем часам дня подъехал к Приморскому бульвару, где находился Клименко. Тогда же на бульваре появился бывший студент Петербургского университета Желваков, одетый в студенческий мундир. На бульваре в сопровождении многочисленной охраны появился Стрельников, сел на скамейку центральной аллеи и закурил сигару. В пятидесяти метрах от дворца Новороссийского генерал-губернатора к скамейке подошел любимец Желябова Желваков, тут же тремя выстрелами застрелил Стрельникова и отстреливаясь от охраны из двух револьверов, рванулся к пролетке, от которой к нему на помощь бежал Халтурин. Четырех револьверов и двух кинжалов народовольцев на пятьдесят метров не хватило. Желвакова и Халтурина скрутили, а Одесса сутки патрулировалась усиленными конными патрулями. Утром следующего дня империя узнала о новом громком политическом убийстве. Здание полицейского управления, где держали террористов, сутки окружала живая жандармская стена. Почти двадцать часов без перерыва допрашивали Желвакова и Халтурина, но они даже не назвали своих настоящих имен. Ни один из тех, кого приводили опознавать народовольцев, их не назвал, хотя в Одессе Халтурина знали. Днем 19 марта из Гатчины в Одессу пришла телеграмма Александра III: «Очень и очень жалею о генерале Стрельникове. Потеря трудно заменимая. Прикажите судить убийц военно-полевым судом и чтобы в 24 часа они были повешены без всяких отговорок». В ночь с 20 на 21 марта 1882 года Желвакова и Халтурина осудили на повешение. Одесса тут же узнала слова Желвакова, только сейчас узнавшего, что он не промахнулся: «Меня повесят, но найдутся другие, вам всех не перевешать. От вашего конца вас не спасет ничего». Штатный палач отсутствовал, а уголовники, которым обещали амнистию, отказывались вешать народовольцев, совершивших политическое убийство. Приказ Александра III о скорой казни нужно было выполнить во что бы то ни стало, палача нашли и ранним утром 22 марта 1882 года Желваков и Халтурин были казнены неопознанными. Их принадлежность к «Народной воле» была установлена позже и некоторые высшие сановники обращались к так и не коронованному Александру III с просьбой о либеральных реформах, чтобы не ждать общенародного взрыва, с его неизбежным хаосом и кровью невинных и беззащитных. Даже временно сменивший председателя Кабинета министров Валуева граф Игнатьев предложил царю созвать не собиравшийся более двухсот лет Земский собор. Победоносцев тут же забился в истерике, бомбардируя императора России многочисленными письмами:
«Одно появление такого манифеста и рескрипта произвело бы страшное волнение и смуту во всей России. Люди, смущенные и теперь положением дел, пришли бы в окончательное смущение. Общество не только не ободрилось бы, но еще больше упало бы духом: радовались бы только политические мечтатели и газетные болтуны. Ведь для того, чтобы объяснить людям, что значит, по мнению заводчиков этого дела, земский собор, – надо было бы читать им курс древней истории. Простые люди не имеют об этом понятия, серьезные люди этому не верят, а пустые фантазеры не иначе поймут это и примут, как в смысле конституции.
Я узнал сегодня, что Аксаков прислал сюда к графу Игнатьеву Голохвастова, издавна занимающегося историей земских соборов. Этот Голохвастов прибежал ко мне сегодня ночью в ужасе: услышав, что граф Игнатьев пускает уже в дело в ход теперь же и что на днях могут появиться акты, он испугался и в волнении обдумывал уже, как найти доступ к Вашему величеству – умолять вас остановить это дело.
По истинной правде и по долгу совести и присяги, по здравому смыслу, по любви к отечеству обязываюсь сказать, что считаю это дело безумным! Не диво, что Аксаков проповедует его на листах газеты. Диво, что государственный человек вдруг решается пустить его в ход. В моих мыслях – это верх государственной бессмыслицы. Да избавит нас господь от такого бедствия!
Радуюсь, Ваше императорское величество, что вы изволите остановить это дело в самом его начале. Вместо всего этого нашему правительству следует составить себе ясный и определенный план, что делать и как действовать. Если мысль эта не определится в самом правительстве, – никакое собрание ее не выработает и не даст правительству твердый воли, без которой невозможна деятельность. А если воля и распоряжение перейдут от правительства на какое бы то ни было народное собрание, – это будет революция, гибель правительства и гибель России».
Царь, как обычно, выполнил предписания Победоносцева. Период его правления в России и Европе стали называть контрреформами. Английские газеты писали в статьях, тоже, уже как обычно, называвшиеся «Сумасшедший режим в России»: «Не удивительно, что время от времени гнев русского народа находит выход в действиях, называемых преступлениями. Это лишь свидетельство патриотического духа народа, который не в силах более терпеть злодейства тирании, ею вызванные и порожденные».
Власть выставила против «Народной воли» два ее дублера – тайное общество вельмож, великих князей и высших сановников «Священная дружина» и секретную службу полиции жандарма Георгия Судейкина, для уничтожения Исполнительного Комитета решившего создать провокаторскую параллельную «Народную волю». Противостояние «горсти героев» и имперской власти продолжалось.
В 1880 году среди вельмож и сановников начались разговоры о том, что полиция неспособна не только победить, но даже противостоять ужасному Исполнительному Комитету. Люди из придворных и аристократических кругов решили создать конспиративную организацию, чтобы бороться с народовольцами методами тайного политического общества. Они стали называть себя «группами мужественных добровольцев», которые решили «образовать железный круг около государя, чтобы парализовать зло и умереть вместе с Его величеством, если ему суждено погибнуть». Устав «Народной воли» говорил, что «Исполнительный Комитет должен быть невидим и недосягаем». Такой же должна быть и антиреволюционная тайная антисоциалистическая лига, невидимой и недосягаемой и ни в коем случае не связанной с официальной полицией. Работа над созданием такой организации резко активизировалась после цареубийства 1 марта 1881 года. Несколько вельмож во главе с князем Воронцовым-Дашковым, графом Шуваловым, князем Щербатовым и графом Игнатьевым в узком кругу заявили, что полиция не может справиться с революционной крамолой и необходимо задачу охраны императора решать группе придворной аристократии с использованием конспиративных приемов и принципов, включая и террористические акты против Исполнительного Комитета «Народной воли». Для ликвидации революционеров необходимо было проникнуть в их тайны и вельможи стали создавать тайное общество, которое первоначально назвали «Добровольной охраной». Илларион Воронцов-Дашков с марта по август 1881 года являлся начальником личной охраны Александра III, а затем занял очень важный пост министра императорского двора и уделов. Граф Игнатьев некоторое время после апреля 1881 года руководил Кабинетом министров и МВД. Граф Петр Шувалов служил в Конной гвардии, выполнял военно-дипломатические поручения, служил обер-полицмейстером Петербурга, в 1861 году стал начальником штаба Корпуса жандармов, а через пять лет был назначен Главноуправляющим Третьего отделения. Его полномочия были настолько велики, что в придворных кругах его называли Петром IV. Вступив в конфликт с будущей морганатической супругой Александра II Екатериной Долгоруковой-Юрьевской, в 1874 году был снят со всех постов и отправлен послом в Англию. К концу 1880 года Шувалов почти восстановил свое влияние и от имени империи подписал англо-русский договор 1878 года и в том же году участвовал в работе Берлинского конгресса. 12 марта 1881 года эти вельможи объявили борьбу с Исполнительным Комитетом. В мае 1881 года бывший либеральный глава Кабинета министров граф Валуев записывал для себя:
