В тот же день гарнизон форта Труаон числом 450 человек отразил крупную атаку немцев. В этих сражениях Баденский корпус потерял 10 000 человек – лобовые атаки обходились немцам не менее дорогой ценой, чем французам. 10 сентября Кастельно предпринял контрнаступление, отбросив противника на несколько километров и захватив большие склады снабжения в Люнвиле. Мертский фронт удалось закрепить, Нанси был спасен. Войска Рупрехта взорвали мосты, понимая, что в ближайшее время они им не потребуются. Один из баварских полков потерял тысячу человек во время отступления 11 сентября. Начальник штаба Рупрехта считал, что в поражении под Нанси повинен прежде всего постоянно колебавшийся Мольтке. На самом же деле начальник Генштаба не должен был давать согласие на это наступление в принципе. Немцам, как и французам, пришлось сражаться одновременно на нескольких фронтах, и рассредоточение сил сыграло свою роль в приближении стратегического провала.
Армии Жоффра, удерживающие фронт по центру и на юге, оказали большую помощь наступавшим на севере. Лозунг «Ils ne passeront pas!» («Они не пройдут!») появился под Верденом лишь в 1916 году, однако его с таким же успехом можно было провозгласить и в сентябре 1914-го, когда немцы только начали таранить ворота обширной системы укреплений. Если бы армии Кастельно и его северного соседа уступили и сдались, все завоевания Марны пошли бы прахом. Отпор, встреченный Рупрехтом на Гран-Куроне, стал для Германии не менее серьезным ударом, чем для Франции разгром под Моранжем. Однако он остался незаслуженно незамеченным потомками, поскольку в эти же дни севернее разворачивались гораздо более громкие события.
В начале сентября снова обернулись роковыми последствиями неудачи разведки – на этот раз немецкой. Армия Клюка двигалась на юг, оставляя Париж в 50 км к западу. Его аэроплан докладывал, что противник большими колоннами отступает к югу. На запад немцы не смотрели – точнее, смотрели краем глаза. Командующие не принимали во внимание доклады летчиков о сосредоточении французских войск у Парижа и за спиной клюковского фланга. Это формировалась 150-тысячная армия Манури. Вызванный из отставки в 1914 году 66-летний генерал артиллерии Манури получил под командование семь резервных дивизий. Немецкие командиры, уверенные, что французы (и малозначимые британцы) уже разбиты, пребывали в неведении, препираясь между собой, как лучше закрепить победу. Клюк продолжал преследовать британцев и 5-ю армию, которые по-прежнему никак не получалось догнать.
Еще в те дни, кода Жоффр уговаривал сэра Джона Френча принять участие в военных действиях, Манури начал двигаться на восток, заполняя плацдарм по правому флангу Клюка вдоль Урка, притока Марны. Многие французские офицеры отнеслись к полученным приказам о наступлении скептически. Изможденное и деморализованное состояние личного состава, а также собственные пораженческие настроения не давали им поверить, что армия способна сейчас на крупную атаку; некоторые даже выразили официальный протест верховному командованию. Протесты были отклонены. 6 сентября 5-я и 6-я армии перешли в наступление.
Первым героем Марнского сражения – точнее, цепочки боев, развернувшихся на 200 км фронта, – стал немец. Клюк оставил один-единственный слабый корпус из 22 800 резервистов под командованием генерала Ганса фон Гронау прикрывать тыл у Парижа на Монтионских высотах к северо-западу от Мо. Благодаря энергичному командованию Гронау немцам, несмотря на превосходство сил противника, удалось притормозить столкнувшийся с ними авангард Манури. Немецкая артиллерия заставила 6-ю армию замедлить продвижение, и эффект неожиданности пропал. После этого Гронау отошел на 10 км и ближе к полуночи 6 сентября сообщил в штаб армии о подходе Манури. Ценой потери 4200 человек корпус Гронау помог предотвратить разгром. Клюк принял немедленное и судьбоносное решение: развернуть всю армию навстречу новой угрозе и перейти в контрнаступление.
Тем временем 5-я армия Франше д’Эспере маршировала навстречу Бюлову, и некоторые из ее офицеров еще не утратили августовского безрассудства. Генерал Филипп Петен лично обратился с речью к строю, объявив отступление оконченным – настал черед атаковать. Его выступление звучало как благая весть, и некоторые из слушателей охотно ему верили. Однако утром 6 сентября, когда был получен приказ занять первый объект – селение Сент-Бон, энтузиазма поубавилось. Петен, спешившись, лично повел пехоту в наступление – и, бросив вызов злому року, уцелел. Сент-Бон был взят, французская артиллерия ринулась вперед, передислоцируясь. Вскоре пехота уже двигалась дальше. У дивизии Петена имелось небольшое преимущество в виде частного самолета, корректирующего артиллерийский огонь. Аэроплан этот раздобыл командир артиллерии полковник Эстьен в обмен на подводу боеприпасов.
Командир корпуса генерал граф Луи де Модюи был уроженцем Меца, уехавшим из родного города, когда тот в 1870 году перешел к пруссам. Убежденный католик, он дал (и не нарушил) клятву, что не переступит порог увеселительного заведения – кафе, концертного зала или театра, пока над Эльзасом-Лотарингией снова не взовьется трехцветный французский флаг. Дуглас Хейг описывал Модюи с оттенком снисходительности, с которым относился почти ко всем французам: «Невысокий, энергичный, лет пятидесяти восьми, волосы песочного цвета – наверное, красит! Тот старинный французский типаж, который появлялся на сцене во времена Людовика XIV»{635}. Уцелев в кровавой битве при Моранже двумя неделями ранее, Модюи настроился любой ценой привести свои войска к победе. Цена оказалась высокой: в первый день при Марне одна бригада потеряла шесть сотен убитыми.
После суровых испытаний, перенесенных 5-й армией в предыдущем месяце, удивительно, как Франше д’Эспере в принципе удалось убедить свои войска наступать, а тем более в ряде случаев действовать достаточно энергично для обеспечения успеха. Клюк впоследствии отмечал с удивлением: «Мы, немцы, никак не предвидели, что после 15-дневного отступления с ночевками на сырой земле, полумертвые от усталости, эти люди будут подниматься по звуку горна, хватать винтовки и идти в атаку. В наших военных училищах эту вероятность даже не рассматривали».
Однако 6 сентября снова началась мясорубка, вызывающая серьезную тревогу за предпринятое Жоффром наступление. Один из полков, получивший приказ занять селение Варед, повторил августовскую тактику, начав наступать под барабанный бой с развернутым знаменем. 20 офицеров полегли в первые же полчаса; командир, полковник Шоле, был ранен в руку и в плечо, однако, сняв окровавленный мундир, повел солдат в штыковую атаку, преодолевая открытый участок в полтора километра. Селение Шамбри переходило из рук в руки трижды, пока к вечеру зуавы наконец не закрепились там окончательно (усеяв церковный двор телами в экзотическом обмундировании). О марокканской бригаде ходили слухи, будто она обезглавливает немецкие трупы (учитывая репутацию французских колониальных войск, слухи не самые нелепые, равно как и аналогичные истории про британских гуркхов). 27-летний офицер резерва лейтенант Поль Тюффро, происходивший из семьи бордосских виноделов, наблюдал за продвижением французов через свекольное поле:
«Они маршируют величественно, но слишком быстро, слишком плотным строем. <…> Мы наступаем вместе с ними, однако мои пулеметчики сильно отстают. Наконец появляется расстроенный Шамутен: “Бедняга Мэр… Пуля в сердце”. <…> Некоторые начинают отползать назад, прячась в свекле. Я грожу им пистолетом. Они прикидываются ранеными или делают вид, будто помогают подстреленным. Пули свистят безостановочно, со всех сторон. Поднять людей в атаку – непростая задача»{636}.
Пулеметчиков Тюффро даже брань командира не могла заставить двигаться вперед.
«Атака захлебывается, останавливается. Мюллере, знаменосец, лежит навзничь на другой стороне дороги, головой на мешке. Знамя торчит за стогом, там же несколько солдат и полковник, которого бьет дрожь, – мундир расстегнут, правая рука на перевязи, сорочка в крови.
Я перевязываю Мюллере, раненного под левое плечо. Глаза закрыты, лицо еще не совсем бескровное. “Это ты, Тюффро? – Он крепко сжимает мою руку. – Не бросишь меня? <…> Расстегни мне ремень, под сорочкой… Там немного золота. Его оставь, а пистолет мой возьми”».
Вскоре после полк предпринял еще одну атаку под градом пуль и снарядов. И снова Тюффро стоило неимоверных усилий удержать своих подчиненных от бегства.
«“Стоять! Кругом! Вперед!” – кричу я, и эти бравые вояки все-таки разворачиваются. Замечаю Дюмениля со знаменем. Сержант рядом со мной запевает “Марсельезу”, остальные подхватывают. Но песня Вальми тонет в общем оглушительном грохоте».
Один за другим солдаты отползали в тыл. Тюффро заснул в траншее, когда солнце уже садилось за спиной наступающих французов. К вечеру 6 сентября на французском левом фланге 6-я армия продвинулась на расстояние от 3 до 5 км. По всему фронту темноту рассеивало зарево горящих деревень, подожженных во время дневных боев. Дальше на восток 5-я армия под обстрелом со стороны немцев силилась удержать скромные завоеванные позиции: за каждый день Битвы на Марне орудия Мольтке расстреливали больше снарядов, чем пруссы за всю войну 1870 года. Шарль Манжен, один из командиров дивизии у Франше д’Эспере, ринулся к селению Курживо, чтобы остановить убегающих под орудийным огнем французских солдат и убедить их держаться. Его солдаты жаловались, что не ели уже два дня.
