застегивавший камзол. Девочка вошла в дом следом за остальными.
– Простите, господин. Нас не известили… нужно разжечь огонь в каминах, а кухарка…
– Так разожгите, – прервал его хозяин. – И подготовьте комнату для госпожи Фэншоу. Она нездорова. – Дед коснулся плеча Марии. – Останься с матерью, дитя. Присмотри за ней.
Мария сделала книксен и вместе с двумя женщинами поднялась по лестнице. У себя в комнате мать сорвала вуаль и сбросила плащ на пол. Обернувшись, она заметила в дверях Марию. Ее осунувшееся лицо выглядело почти неузнаваемым.
– Оставь меня! – выкрикнула она, широко разинув рот. – Оставь меня в покое!
За неимением другого занятия Мария спустилась вниз и вышла в сад. Дед пошел проведать Калибана и теперь стоял на конюшенном дворе, ругая Брокмора, которого обнаружил спящим в старом каретном сарае. Рядом со смотрителем льва валялся пустой кувшин из-под эля. В вольере было еще грязнее обычного, а Калибан совсем исхудал и зашелудивел.
– Негодяй! – вопил Фэншоу, колотя Брокмора тростью. – Каналья! Тупица! Признавайся – ты пропил все деньги, которые я тебе оставил?
Брокмор съежился, закрывая руками голову.
– Сейчас же дай Калибану мяса! Иначе, клянусь, я скормлю ему тебя!
* * *
Ближе к вечеру Марии понадобилось в нужник, и она вышла во двор. Сворачивая за угол, она заметила Ханну. Служанка не сводила пристального взгляда со стены. Услышав шаги хозяйской внучки, Ханна тут же развернулась в ее сторону.
– Ты что это крадешься, как воровка? – накинулась она на Марию.
Лицо девочки вспыхнуло от гнева.
– Я не крадусь. Просто в уборную иду. Честное слово.
Мария надеялась, даже молилась – вот бы, пока они в Кенте, Ханна куда-нибудь подевалась! Скажем, убежала. Или пусть ее даже сгубит лихорадка.
– Не спеши. – Ханна скрестила руки на груди. – Между прочим, я перед тобой стою. И до сих пор дожидаюсь, когда ты возьмешь меня в горничные.
– Я… я не хочу сейчас об этом говорить.
– Да что вы, миледи! А я хочу.
– Я ведь сто раз повторяла: мне пока что не разрешают взять личную горничную, – устало произнесла Мария уже заученные наизусть фразы. – Только когда я стану постарше. Надо подождать.
– Чем дольше тянуть, тем будет хуже. – Ханна улыбнулась. Пока Мария была в Кенте, служанка осталась без переднего зуба. – Нет уж, давай-ка поторопимся. Жду тебя после ужина. – Проходя мимо Марии, Ханна так сильно толкнула ее плечом, что девочка врезалась в дверь нужника. – В десять.
Мария вошла в уборную и заперла дверь на задвижку. Некоторое время она сидела, дожидаясь, когда ее перестанет трясти. Головная боль и шум в ушах были такими сильными, что девочке казалось, будто ей раскололи голову топором, а внутрь залетел целый рой пчел.
А потом ей кое-что пришло на ум. Зачем Ханна стояла возле нужника? И почему служанка так пристально глядела на стену?
Мария вышла во двор и встала там же, где и Ханна. Из окон дома этот участок двора не просматривается, его заслоняет сортир. Да и со двора Марию можно увидеть, только если подойти к самой двери. Девочка повернулась к стене, сложенной из старого кирпича и щебня. Раствор совсем рассохся. Мария ткнула в него пальцем, и на землю посыпалась желтая пыль. Проследив за ней глазами, она заметила в неполных двенадцати дюймах от этого места другую горку пыли, побольше. Мария провела рукой вверх по стене над второй горкой.
Примерно в ярде от земли кирпич чуть сместился под ее пальцами. Мария вернулась к нему. Когда девочка ощупывала кирпич, он шатался. Присев на корточки, Мария устремила на него взгляд и нащупала края.
Вытащив кирпич из стены, она положила его на землю и просунула руку в отверстие. По размеру оно явно превосходило кирпич. В дыру целиком поместилась сначала кисть руки, потом запястье.
Кончики пальцев коснулись чего-то мягкого. Что это, дохлая мышь? Нет, ткань. Ухватив кончик двумя пальцами, Мария осторожно потянула ее к себе.
И почти сразу поняла, что это не просто тряпка. Судя по весу, в нее было что-то завернуто, к тому же ткань то и дело цеплялась за препятствия. Вытащив неизвестный предмет, Мария положила его на землю.
Тряпка была вся в пятнах, – должно быть, Ханна взяла ее на кухне. Четыре угла были связаны крепким узлом. Девочка кое-как его распутала – пальцы вдруг перестали ее слушаться. Первым, что бросилось ей в глаза, был бордовый платок с кружевной каймой – тот самый, который Мария заметила в вольере у Калибана. В него были завернуты золотая монета, шиллинг, три фартинга и маленький бумажный сверток.
Мария осторожно развернула бумагу. Внутри лежала горка белого порошка, чуть разбухшего от влаги.
Мышьяк.
Она снова зашла в нужник и заперла дверь на задвижку. Потом села. Интересно, Господь сейчас смотрит на нее с небес? Мария надеялась, что нет. Голова разболелась с новой силой. Девочка слегка потрясла ею, надеясь вытряхнуть боль, но это не помогло.
На полу рядом с ней стояла коробка с обрывками бумаги и пергамента – мусором из старой больницы при церкви Святого Варфоломея, что с другой стороны Смитфилда. Госпожа Фэншоу закупила пару тачек для нужника во дворе, ведь куски бумаги суше и мягче, чем тряпки, да и к тому же дешевле. Мария взяла наобум один обрывок. Тяжело дыша, она пересыпала в него примерно четверть порошка, а потом завернула его в бумажку и убрала в карман.
Сложив бумажку с мышьяком Ханны так же, как раньше, Мария завернула ее в тряпку вместе с платком и монетами и связала вместе узлы. Теперь пальцы уже не дрожали. Девочка будто наблюдала за собственными руками со стороны, удивляясь, как ловко они двигаются. У нее возникло странное чувство, будто она, подобно летучей мыши, висит на перекладине под потолком и смотрит на происходящее сверху.
После всех ее манипуляций сверток выглядел точно так же, как и до них. Мария отодвинула задвижку и вышла на улицу. Никто не ждал своей очереди возле нужника, во дворе вообще не было ни души. Не прошло и минуты, а девочка уже спрятала узелок обратно в отверстие в стене и закрыла его кирпичом. Вторую горку пыли она разровняла носком туфли.
В голове по-прежнему противно жужжали пчелы, отчего мысли Марии путались и делались неузнаваемыми, как будто они принадлежали кому-то другому.
* * *
В дороге господину Фэншоу не представилось возможности поесть в свое удовольствие, и к вечеру аппетит у него разыгрался не на шутку. В результате за ужином он устроил настоящий пир, заказав яства из кухмистерской. Как и все остальные слуги, кухарка понимала, что хозяин
