Перестав возглавлять Совет государственной обороны, великий князь сохранил, однако, другой важный пост, на который он был назначен 10 октября 1905 года, в разгар революции ему была доверена необычайно важная в тех условиях должность главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Именно пребывание великого князя на этом посту и повлияло на оценку его разными группами общества к началу Первой мировой войны.
Считалось, что великий князь убедил императора подписать манифест 17 октября 1905 года, позиция авторитетного и решительного родственника, занимающего важнейший пост, оказалась решающей. Этого впоследствии великому князю не могли простить консервативно настроенные современники, включая и некоторых членов царской семьи. Императрица Александра Федоровна писала 17 июня 1915 года царю, подразумевая великого князя: «Н. и Витте виноваты в том, что Дума существует, а тебе она принесла больше забот, чем радостей»984.
С другой стороны, многие люди радикальных взглядов сохраняли иную память о действиях великого князя во время Первой российской революции: войска императорской гвардии и Петербургского военного округа, действовавшие под его общим командованием, жестоко подавляли революционные восстания в различных районах страны.
Об этом упоминалось в сатирическом стихотворении «Царь Милан»:
– Молодец! – стоявший сзади,Похвалил Милана дядяИ, как раненый шакал,Жаждой крови запылал,И скомандовал солдатам:«Бей мортирой!Бей булатом»985.
Великий князь предложил императору и план подавления революционного движения в Сибири, который был затем осуществлен генералами Меллер-Закомельским и Ренненкампфом986.
Царь высоко ценил тогда деятельность великого князя Николая Николаевича, который смог воодушевить подчиненных ему офицеров гвардии и сплотить их вокруг императорской семьи. В своем письме вдовствующей императрице Марии Федоровне Николай II сообщал, что великий князь произнес зажигательную речь перед командным составом гвардейских полков, многие офицеры буквально плакали, а приветственные крики собравшихся были слышны даже на улице987.
Впрочем, формально ряд важных задач по борьбе с революционным движением на территории столичного военного округа был возложен на генерала от инфантерии М.А. Газенкампфа. Состоя помощником при великом князе Николае Николаевиче, он имел большие полномочия, чем обыкновенно, так как в функции командующего округом входило утверждение приговоров военных судов, а вовлекать великого князя в политическую борьбу и тем самым ставить его под непосредственные удары террористов считалось неудобным. Поэтому эта опасная в то время обязанность и была возложена на генерала Газенкампфа, который, однако, действовал столь корректно, что на него не было произведено ни одного покушения988.
Напротив, революционные террористические организации в то же самое время неоднократно планировали покушения на великого князя Николая Николаевича, однако они были вовремя предотвращены российской тайной полицией. Порой опасность нападений со стороны террористов бывала столь велика, что великий князь по настоятельной рекомендации руководителей тайной полиции был даже вынужден отменять свои визиты к императору. Дошло до того, что великий князь Николай Николаевич не явился на «разбивку» новобранцев по полкам гвардии, которая проходила в Михайловском манеже, знаменитая традиция императорской гвардии была нарушена. Он жил в своем столичном дворце как в осажденной крепости и в конце концов тайно покинул город989.
Нахождение на должности главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа повлияло на отношение к великому князю в армии и особенно в гвардии.
Сам великий князь необычайно гордился своим командованием отборными войсками империи. И в рескрипте на его имя, данном Николаем II 26 июля 1908 года, отмечалось: «Высоко ценя ваше выдающееся научное и практическое значение воспитания войск, ваше понимание истинного духа военного дела…» Однако эта царская характеристика в действительности является своеобразным парадным автопортретом полководца: сам великий князь Николай Николаевич написал проект этого рескрипта, а император лишь утвердил его с некоторыми стилистическими правками990. Великий князь желал, чтобы страна воспринимала его как профессионального военного, сочетающего научный подход к военному делу с большим практическим армейским опытом.
В офицерской гвардейской среде великий князь Николай Николаевич имел репутацию весьма требовательного и даже жесткого воинского начальника. В отличие от других командиров, он мог мгновенно приструнить даже подчиненных ему своевольных членов императорской семьи, служивших под его командованием, недаром великокняжеская молодежь называла его «Грозным Дядей»991.
Идеальный строевой офицер «старой школы», внушавший искренний страх даже многим седым генералам, «гроза гвардии», он неустанно поддерживал суровую дисциплину в подчиненных ему войсках и безжалостно муштровал их. Великий князь Александр Михайлович вспоминал:
Мой двоюродный брат великий князь Николай Николаевич был превосходным строевым офицером. Не было равного ему в искусстве поддерживать строгую дисциплину, обучать солдат и готовить военные смотры. Тот, кому случалось присутствовать на парадах Петербургского гарнизона, имел возможность видеть безукоризненное исполнение воинских уставов в совершенстве вымуштрованной массой войск: каждая рота одета строго по форме, каждая пуговица на своем месте, каждое движение радовало сердце убежденных фронтовиков992.
Еще более резко аттестовал своего родственника другой представитель Михайловичей, великий князь Николай Михайлович. В августе 1914 года он писал о главнокомандующем: «Сам верховный так же бесцветен, как и всегда, но осанка и походка, а также голос, словом, вся манера себя держать, вселяют “решпект” и повиновение, при отсутствии мозговых тканей для вдохновения. Не верю я в эти способности. Каюсь, если ошибусь»993.
Гордостью великого князя Николая Николаевича были парады гвардии и особенно традиционные маневры в Красном Селе. На этих учениях суровый командующий являл себя войскам в роли величественного полководца, именно этот образ великого князя запомнился многим офицерам.
Некоторые современники полагали, что великий князь, безжалостно муштровавший войска, своей требовательностью и жестким стилем «сумел к себе внушить ненависть всей гвардии и всего петербургского военного округа»994. Однако, по воспоминаниям многих военных, отношение его подчиненных к своему командиру нельзя описать лишь таким образом, он, как уже отмечалось, умел внушать не только страх, но и повиновение, уважение, «решпект». Биограф великого князя писал годы спустя в эмиграции: «В мирное время войска его боялись, но вместе с тем и любили. Им импонировал его властный голос, его энергичная манера, его знания и, наконец, живописная фигура. С острым орлиным взглядом в глазах, сидя на шестивершковом огромном коне, великий князь Николай Николаевич производил неописуемое впечатление какого-то таинственного изваяния»995.
О том же годы спустя вспоминал и бывший офицер гвардейской кавалерии, оставшийся жить в СССР:
Beликий Kнязь выглядел нa конe весьмa эффектно. Heсмотря на то что он обладал огpомнейшим ростом и чpeзмepно длинными ногами, y него былa тa идeaльная, нeсколько кокетливая «николаевская» посадкa кaвалериста стapой школы, посадкa, которая так кpaсила всадника, сливая eгo с конeм в одно нepaздельное и гармоничноe целoe. Oдет был Hиколай Hиколаевич в китель защитного цветa с золотым гeнерал-адъютантским aксельбантом и простой походной peменной aмуницией. Ha головe y него была по-кавалерийски заломленная мятая защитного цвета фуражка, нa длинных ногах peйтузы с яркими кpaсными лампасами. B то вpeмя он был yжe в rодах, однако всe eщe выглядел моложаво. Eгo лицо, зaканчивающееся книзу небольшой бopoдкой, было загорелое и неправильное. Oно не было крacивым, но нaдолго вpeзалось в память, потомy что оно не было обыкновенным военным лицом прошлого гeнерала. Это было coвсем oco6eннoe лицо очень большого начальника-вождя – властное, строгое, открытое, peшительноe, но вместe с тем гордое лицо. Взгляд его глаз был пристальный, хищный, как бы всевидящий и ничего не прощающий. Движения – yверенныe и нeпринужденныe, гoлос peзкий, громкий, немного гортанный, привыкший приказывать и выкрикивающий слова c какою-то полупрезрительною небрежностью. Hиколай Hиколаевич был гвардеец c ног до гoлoвы, гвардеец дo мoзга костей. И все-таки второго такого в гвардии не было. Heсмотря на то что многие офицеры стapaлись копировать eгo манеры, он был нeподражаем. Престиж eго в то время был огромен. Bce трепетали пepeд ним, a yroдить eму нa yченияx 6ыло нелегко996.
