– Конечно, хочу, – обиделась я. – Из вежливости и от скуки я могу и с Женькой поговорить.
– Около шестисот лет назад через заставу в Сумеречном Ущелье прорвалась стая волколаков. Во внешний мир им пройти не удалось – жители Зингара, вампирского поселения, расположенного прямо у выхода из Ущелья, уничтожили их. Но в самом посёлке было много жертв. Вампирские правила на этот счёт очень строги: все укушенные волколаками были немедленно убиты. Все, кроме одного: восьмилетнего сына Фар-Сейнаро, которого мать спрятала в лесу. Фар-Сейнаро разыскал жену, но видя её страдания, не смог поднять руку на сына, хотя понимал, что спасти ребёнка нет никаких шансов. Это завязка. А сама повесть рассказывает о трёх неделях, которые они втроём провели в лесной хижине: автор повести, его жена и восьмилетний мальчик, их единственный сын, который постепенно превращается в волчонка.
– Разве волколак не превращается в волка только единожды в месяц, в полнолуние?
– Кто вам сказал такую чушь? – удивился Вереск. – Это опять что-то из вашей мифологии? Укушенный волколаком превращается в волка довольно медленно. У взрослого эльфа или вампира полная трансформация занимает около месяца, ребёнку потребуется от недели до двух, человек вряд ли продержится больше трёх дней. Потом, если у него достаточно сильная воля, раз в месяц – не обязательно в полнолуние, обычно в ту фазу луны, когда он был укушен – оборотень может принимать человеческий облик и способность мыслить разумно. Но это вряд ли принесло счастье кому-либо из волколаков: они при этом помнят всё, что сотворили в облике волка.
– А… чем закончилось? – дрогнувшим голосом спросила я.
– Волчонок загрыз свою мать, и Фар-Сейнаро его убил. Другого исхода быть не могло. От укуса волколака нет противоядия, и трансформация – процесс необратимый. Лайри не хотела этого принять, но это факт.
– Не могу её за это винить, – я зябко поёжилась. – Надеюсь, мне никогда не придётся делать такой страшный выбор. Я бы не смогла убить собственного ребёнка – и вообще кого-либо, кто мне дорог.
– Если бы вы прочитали книгу, вы бы сделали это без колебаний, Юлия, – серьёзно сказал полуэльф. – Она ведь не только – и, может быть, даже не столько – о трагедии родителей, которые теряют единственного сына, но и о том кошмаре, который переживает мальчик, превращающийся в зверя. Он всего лишь ребёнок – перепуганный, растерянный, не понимающий, что с ним происходит. Вполне естественно, что его разумная часть ищет защиты и спасения у матери. Но инстинкты хищника, которые с каждым днём становятся всё сильнее, видят в ней лишь источник свежего мяса и соблазнительно тёплой крови. То, что мальчик продержался три недели прежде, чем вцепиться ей в глотку, говорит исключительно о его сильной воле.
Я слишком живо представила себе мучения малыша, и непрошеные слёзы навернулись на глаза. Горячая капля упала Женьке на щёку. Он вскочил, встревоженно заглядывая мне в лицо:
– Юлька, ты чего? Ну, перестань, это ж было шесть веков назад! Ну чего ты, в самом деле!
– Материнский инстинкт, – невозмутимо пояснил полуэльф. – Истории о детских страданиях всегда вызывают у женщин слёзы.
От этого циничного – хотя и, безусловно, справедливого – замечания плакать моментально расхотелось.
– Я смотрю, вы большой знаток женской психологии? – неприязненно осведомилась я.
– Это физиология, Юлия. Ничего больше. И это абсолютно нормально.
Тон его был спокойным, но мне почудилась скрытая насмешка. Невежливо отпихнув белль Канто, я резко поднялась.
– Тоже мне, физиолог непризнанный, Павлов местного разлива, блин, – сквозь зубы бормотала я, быстрым шагом направляясь в сторону леса.
Женя в два прыжка настиг меня и подхватил на руки.
– Идиот! – я взвизгнула от неожиданности. – Поставь ребёнка на планету!
Он отнёс меня на прежнее место и с довольной ухмылкой сгрузил обратно на траву. Я попыталась снова подняться, но Женька обхватил мои плечи так крепко, что я едва могла дышать.
– Отпусти!
– Ни за что. Ты тут же слиняешь в лес, и на тебя там набросятся дикие вол… эгхм… кролики. Мне будет тебя очень не хватать, – добавил он проникновенным шёпотом.
Я дёрнулась ещё пару раз – больше для виду – и затихла. Весь этот безумный фарс выбил из моей головы переживания о мальчике-волколаке и его несчастных родителях, и мысли вернулись к более насущной проблеме: что такое происходит с Женькой? Определённо, он вёл себя очень странно. Так, словно имел на меня какие-то виды. Не то чтобы мне это не нравилось… чёрт, да ещё месяц назад я бы взвыла от восторга, заметив такое внимание с его стороны. Но с тех пор многое изменилось. Во-первых, у него появилась девушка – об этом знал весь дворец, и даже его величество, хоть и посматривал в сторону ухажёра дочери с подозрением, не проявлял открытого недовольства их отношениями. Во-вторых, та ночь с Вереском повернула какие-то шестерёнки в моей голове. Нет, я не влюбилась: при свете дня я могла признаться себе в этом со всей определённостью. Но иногда, ночами, я вспоминала горячее дыхание на своей щеке, неуловимый запах вереска, смеющиеся глаза – «Сумасшедшая девушка!..» – и наваждение накатывало с новой силой. В общем, всё стало как-то сложно, и я уже не была уверена, что хочу более близких отношений с Женькой. По крайней мере, мне нужно было время, чтобы во всём разобраться.
– Жень, можно тебя на минуточку? Поговорить надо.
– Конечно, – с готовностью откликнулся он. – Пойдём прогуляемся по памятнику старины.
Едва крепостная стена отделила нас от Вереска, я остановилась и требовательно посмотрела на Женьку:
– Что, чёрт возьми, происходит?
Он выдал мне самую обаятельную из своих улыбок. (Уж что-что, а улыбаться этот паршивец умеет.)
– Ты против? Мне казалось, я тебе нравлюсь.
– Нет! – кого я пытаюсь обмануть? – Ладно, разумеется, ты мне нравишься. Любой другой мужчина на твоём месте схлопотал бы по физиономии без лишних предисловий. Но это уже совершенно не важно.
– Почему?
– Потому что. Разберись сначала в своих отношениях с Вероникой.
Он проницательно посмотрел на меня.
– Это единственная причина?
– Это достаточная причина, – отрезала я. – Не уходи от ответа. Что всё это значит? Ни за что не поверю, что ты внезапно воспылал ко мне порочной страстью.
– Неужели я был неубедителен? – он скорчил досадливую мину.
– Женя!!!
Ореховые глаза стали серьёзными. Женька нагнулся, сорвал травинку, пробившуюся сквозь каменный пол, задумчиво повертел её в пальцах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
