Закрыв глаза, он попытался восстановить его хотя бы по кусочкам… Хадасса сидит рядом с ним на скамье, в перистиле его римской виллы… Хадасса держит в руках свою лиру и нежно поет. В этом сне она казалась такой живой, реальной. Все окончательно развеялось в тот момент, когда он проснулся.
Никого вокруг.
Проворчав проклятия, Марк заставил себя подняться. Встав, он прошел по комнате к столу. Чувствуя тошноту, он тяжело уперся руками в стол и оглядел помещение в поисках вина. И тут он увидел, что старая женщина тихо сидит в тени, под окном.
— Ты! — произнес Марк и тяжело сел на стул. Он снова опустил голову на руки. Пульсирующая боль казалась невыносимой.
— Плохо ты выглядишь, Марк Люциан Валериан.
— По утрам я, бывало, чувствовал себя лучше.
— Сейчас уже полдень.
— Спасибо, ты очень любезна.
Она тихо засмеялась.
— Ты мне напоминаешь моего мужа во время праздника пурим. По нашим традициям, он мог в такой праздник пить до тех пор, пока перестанет отличать «проклятого Амана» от «благословенного Мардохея». И вот на следующий день он выглядел точно таким же, как ты сейчас. Белым с прозеленью.
Марк потер лицо, надеясь, что, если он ничего не скажет, она уйдет домой.
— Конечно, он-то пил, радуясь празднику. А ты пьешь, чтобы забыться.
Марк перестал тереть лицо. Медленно опустив руки, он уставился на нее.
— Зачем ты сюда приходишь?
— Я принесла тебе воды. Попей немного, а потом умойся.
Марку не понравилось, что она разговаривает с ним как с непослушным мальчиком, но все же он, шатаясь, встал и сделал, как она сказала. Может быть, когда он сделает все, как она ему говорит, она уйдет. Он попил воды и налил воды из кувшина в таз. Умыв лицо, он снова сел за стол.
— Что тебе нужно на этот раз?
Не испугавшись его грубости, она улыбнулась.
— Я хочу, чтобы ты поднялся на наши горы и посмотрел на весенних овец и полевые лилии.
— Не нужны мне ни овцы, ни лилии.
Дебора оперлась на свою клюку, чтобы встать.
— В этом доме ты не найдешь дух Хадассы, Марк. — Она увидела, как его лицо исказила гримаса боли, и заговорила с ним мягче. — Если ты пришел в Наин, чтобы стать к ней ближе, я покажу тебе то, чему она радовалась больше всего. Поэтому пойдем на склон горы на восточной окраине деревни. — С этими словами она направилась к двери.
Наклонив голову, Марк уставился на нее.
— Я обязательно должен идти туда в твоем сопровождении?
— Судя по тому, как ты выглядишь, вряд ли ты меня обгонишь.
Он сухо засмеялся и грустно улыбнулся.
Она остановилась у порога.
— Хадасса любила овец и лилии.
Марк долго и упрямо сидел за столом. Потом он встал. Подобрав с пола свою тяжелую одежду, он стряхнул с нее пыль и последовал за старухой.
Когда они проходили по деревне, люди как-то странно смотрели на них. Марк подумал, что со стороны они выглядят странной парой, — старая женщина с клюкой и римлянин, страдающий от последствий своего бурного вечера. Она дважды останавливалась: первый раз для того, чтобы купить хлеба, а второй раз для того, чтобы купить бурдюк с вином. И вино, и хлеб нести пришлось ему.
— Они не доверяют тебе, — сказала женщина, когда они покинули рынок.
— С чего им мне доверять? Я ведь римлянин. — Марк иронично усмехнулся. — Я для них ядовитый змей. Дьявольское отродье.
Склоны были зелеными, небо синим. Склоны яркими пятнами украшали дикие цветы. Дебора остановилась и, поставив перед собой свою клюку, оперлась на нее, и огляделась вокруг.
— Мы можем доставать воду из колодца и ухаживать за своими садиками. Столько труда, и как мало от него результата. А Богу достаточно послать один ночной дождик — и мы можем всем этим любоваться.
— Ты прямо, как она, — тяжело сказал Марк, — во всем видишь Бога.
— А ты разве не видишь в том, что открывается перед тобой, никакого чуда? Никакой красоты? Никакого великолепия?
— Я вижу только скалистые горы с молодой травой. Стада овец. Цветы. Ничего необычного.
— Как раз самые обычные вещи на земле оказываются самыми удивительными. Восход солнца, дождь…
— Сегодня говори мне, о чем хочешь, но только не о Боге. А лучше всего, вообще ничего не говори.
Она тяжело вздохнула.
— В этом мире нет ничего важного, кроме того, что принадлежит Господу. Ведь именно поэтому ты и здесь, разве нет?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты ведь ищешь Его.
— Искал. Его не существует.
— Но разве возможно так злиться на то, в существование чего не веришь? — спросила она и пошла дальше по тропе.
Не найдя, что ответить, Марк сердито смотрел ей вслед. Он заметил, что общение с этой старухой во время прогулки оказалось не таким уж тягостным. Дебора тем временем сняла с головы покрывало и подняла лицо к солнцу, как будто солнечный свет был для нее благом.
Он поднялся по склону и поравнялся с ней.
— Я не верю в Бога, — яростно произнес он.
— А во что ты веришь?
Сурово сжав губы, Марк смотрел перед собой.
— Я верю в добро и зло.
— И ты живешь по своим убеждениям?
Он вздрогнул, и на его скулах заиграли желваки.
— Почему ты молчишь?
— Гибель Хадассы была злом. И теперь я хочу сделать так, чтобы снова восторжествовало добро.
— И как ты собираешься это сделать, не нарушая придуманных тобой убеждений?
Ее слова больно ранили Марка, потому что он не знал, что ей ответить. Оглядываясь на свою жизнь, он подумал, а были ли у него вообще какие-либо убеждения. То, что он считал добром, оказывалось чем-то кратковременным, преходящим; злом он считал все, что мешало ему достичь цели, получить то, чего он хотел, и тогда, когда он хотел. Для Хадассы в жизни все было ясно. Для Марка — ничего. Он чувствовал себя, как в тумане.
Они дошли до вершины горы. Вдали виднелось Галилейское море.
— Это недалеко отсюда, — сказала Дебора. — Анания часто брал всю семью в Капернаум и по берегу моря в Вифсаиду. — Она остановилась, опершись на свою палку. — Теми же дорогами ходил и Иисус.
— Иисус, — мрачно пробормотал он.
Женщина подняла руку и указала на север, на дальний берег Галилейского моря.
— Вон на том холме я слушала Господа. — Она опять опустила руку на палку. — И когда Он окончил Свою проповедь, то взял две рыбы и разломил несколько хлебов, и накормил этим пять тысяч человек.
— Да такого быть просто не может.
— Для Сына Бога нет ничего невозможного. Я это все видела сама, своими глазами. Как видела и то, что Он воскресил Ананию из мертвых.
От ее слов у Марка мурашки пробежали по спине. Он стиснул зубы.
