— Если Он был Сын Божий, почему Он позволил собственному народу распять Его?
На глазах Деборы выступили слезы.
— Потому что мы, как и ты, думали, что Бог должен быть не таким, каким Он оказался на самом деле.
Марк нахмурился и задумчиво посмотрел на нее. Она долго молчала, прежде чем заговорить снова.
— Двести лет назад Маккавеи свергли селевкидского правителя Антиоха IV и заново освятили наш храм. Слово «Маккавей» означает молот или гасильник. Когда Маккавеи снова пришли к власти и вошли в Иерусалим, люди приветствовали их, размахивая пальмовыми ветвями. — Слезы потекли по морщинистым щекам Деборы. — То же самое делали мы, когда в Иерусалим въезжал Иисус. Мы думали, что Он пришел во власти, как когда-то Маккавеи. Мы кричали Ему: «Благословен грядущий во имя Господне!». Но тогда мы не знали Его.
— Ты была там?
Дебора покачала головой.
— Нет. Я была здесь, в Наине, у меня родился ребенок.
— Тогда почему ты плачешь так, будто своими глазами видела Его распятие? Ты же этого не видела.
— Мне теперь только остается сожалеть о том, что мне тогда не хватило верности. Но если даже те, кто был к Нему ближе всего — Его ученики, Его собственные братья, — отвернулись от Него, то что уж говорить обо мне, чем я лучше их? Нет, Марк. Мы все хотели своего, а когда Господь исполнил Свою волю, а не нашу, мы все настроились против Него. Как и ты. Во гневе. Как и ты. Разочарованные. Но все равно исполнилась Божья воля.
Марк отвернулся.
— Я ничего не понимаю.
— Я знаю. Это видно по твоему лицу, Марк. Ты и не хочешь понять. Потому что заранее настроил против Него свое сердце. — С этими словами Дебора пошла дальше.
— Как и всякий, кому дорога собственная жизнь, — сказал Марк, подумав о смерти Хадассы.
— Тебя привел сюда Бог.
Марк издевательски расхохотался.
— Я здесь по своей воле и по своим делам.
— В самом деле?
Лицо Марка стало каменным.
Дебора тем временем продолжала:
— Все мы несовершенны, и нет нам покоя до тех пор, пока мы не насытим свой самый сильный голод, самую сильную жажду, которая сидит в нас. И я это вижу в твоих глазах, так же как видела и в глазах многих других людей. Ты можешь хоть всю жизнь отрицать это, но твоя душа рвется к Богу, Марк Люциан Валериан.
Слова старухи рассердили его.
— Рим без всяких богов показывает всему миру, что жизнь — это то, что творит сам человек.
— Если это так, то как ты строишь свою жизнь?
— Я владею кораблями, а также складами и домами. Я владею богатствами, — говоря это, Марк понимал, что все это ничего не значит. Его отец понял это перед самой смертью. Суета. Все это была суета. Пустота.
Марк не хотел слушать, но слова старой женщины проникали в него, лишая его покоя.
— Один из наших римских философов говорит, что наша жизнь — это то, что мы о ней думаем. Наверное, именно здесь надо искать ответ на то, как мне обрести покой.
Дебора улыбнулась ему снисходительной улыбкой, было видно, что его рассуждения чем-то забавляли ее.
— Царь Соломон был самым мудрым человеком на земле, и он сказал нечто подобное за сотни лет до того, как появился Рим. «Каковы мысли в душе человека, таков и он». — Дебора посмотрела на Марка. — А у тебя какие мысли в душе, Марк Люциан Валериан?
Ее вопрос попал в цель.
— О Хадассе, — хрипло сказал он.
Дебора кивнула в знак удовлетворения.
— Тогда пусть твои мысли и дальше будут о ней. Помни о том, что она говорила. Помни, что она делала, как жила.
— Я помню о том, как она умерла, — сказал Марк, уставившись на Галилейское море.
— И об этом тоже, — торжественно сказала Дебора. — Ходи ее путями и смотри на жизнь ее глазами. Может быть, так ты станешь ближе к тому, что ищешь. — Она указала вниз, на склон. — Вот по этой дороге она все время ходила со своим отцом. Эта дорога приведет тебя вниз, в Геннисарет, а потом в Капернаум. Хадасса любила Галилейское море.
— Давай, я доведу тебя до Наина.
— Я свой путь знаю. Теперь тебе пора найти свой.
Улыбка Марка вышла страдальческой.
— Думаешь, меня так просто выселить?
Старуха похлопала его по руке.
— Ты же сам собирался в путь, — она повернулась и пошла по той дороге, по которой они только что шли вместе.
— А почему ты так в этом уверена? — крикнул Марк ей вслед, расстроенный тем, что он так легко позволил ей вывести его из деревни.
— Ты взял с собой свою одежду.
Ошеломленный, Марк покачал головой. Глядя ей вслед, он только сейчас понял, что и хлеб с вином Дебора купила ему, в дорогу.
Он вздохнул. Ну что ж, в конце концов, она была права. Не стоило возвращаться назад. В доме, в котором Хадасса провела свое детство, он оставался столько, сколько смог вынести. Он нашел там только пыль, да чувство отчаяния от тех воспоминаний, от которых у него ком застревал в горле.
Марк посмотрел на север. Надеялся ли он найти что-то новое для себя на берегу Галилейского моря? Но надежда никогда не была спутником в его поисках. Ее место занимал гнев. Однако Марк чувствовал, что каким-то непонятным для него образом щит гнева пропал, сделав Марка беззащитным. Таким беззащитным, каким может быть только новорожденный младенец.
Она любила Галилейское море, — сказала Дебора. Кто знает, может быть, это достаточно побудительная причина, для того чтобы отправиться дальше в путь.
Марк пошел вниз по склону, по той же дороге, по которой когда-то ходила Хадасса.
28
Александр с громким стуком поставил на стол свой кубок с вином, пролив на стол несколько капель.
— Ведь это же она отправила тебя на арену, и теперь ты говоришь, что хочешь вернуться к ней?
— Да, — бесхитростно ответила Хадасса.
— Только через мой труп!
— Александр, но ведь ты как-то сказал, что я вольна делать все, что считаю нужным.
— Но не такие же глупости. Разве ты не слышала, что она несла? Злоба просто разъедает ее изнутри. Эта женщина даже и не думает раскаиваться в содеянном.
— Ты этого не знаешь, Александр. Ее сердце знает только Бог.
— Ты не сможешь туда вернуться, Хадасса. Эта женщина отказалась от всех прав на тебя с того самого момента, как передала тебя распорядителю зрелищ.
— Это не имеет никакого значения.
Александр встал и нервно зашагал по комнате.
— Как тебе такое вообще могло прийти в голову? — искренне недоумевал он.
— Постарайся понять, Александр. Я ей нужна.
Он посмотрел на нее в упор.
— Ты ей нужна? Ты нужна мне. Ты нужна нашим больным. У Юлии Валериан есть рабы, слуги. Пусть они позаботятся о ней.
