проживавшие или находящиеся на его иждивении к моменту совершения преступления.
3. Расследование всех дел о привлечении к ответственности членов семей изменников Родины возложить на НКВД СССР.
4. Предоставить НКВД СССР право решением Особого Совещания производить ссылку членов семей изменников Родины в отдаленные северные районы Союза ССР на срок от 3 до 5 лет с конфискацией всех принадлежащих им построек, сельскохозяйственного имущества и домашнего скота.
5. Поручить НКВД СССР внести на утверждение инструкцию, определяющую порядок ссылки семей изменников Родины, предусмотренный минимум необходимых вещей и предметов обихода, которые ссылаемые могут взять с собой.
Далее следовал проект указа Президиума Верховного Совета Союза ССР, который в считаные дни был принят[299].
В результате такой, мягко говоря, недальновидной политики советского руководства в приграничных районах на западе страны к началу Великой Отечественной войны пограничники, по сути, оказались на почти враждебной им территории с населением, значительная часть которого с нетерпением ожидала прихода немцев и абсолютно бескорыстно снабжала их разведку сведениями о дислокации частей, командных пунктов Красной армии, а также о системе охраны советской границы.
О негативном влиянии «буржуазного образа жизни» на политико-моральное состояние частей и соединений Красной армии, расквартированных на новых территориях, может свидетельствовать тот факт, что начиная со второй половины 1940 года участились случаи измены Родине со стороны самих военнослужащих. Только за период с сентября по ноябрь этого года десятки военнослужащих Красной армии бежали за границу на участке Прибалтийского, Белорусского, Украинского и Молдавского пограничных отрядов. Вот лишь некоторые примеры: 16 сентября 1940 года дезертировал из части на полуострове Ханко и ушел в Финляндию сержант зенитного дивизиона стрелковой бригады П. Горбенко; 20 октября этого же года на участке 97-го (Черновицкого) пограничного отряда бежал в Румынию красноармеец 620-го СП В. Ермонович, а через день, 21 октября, на участке 86-го (Августовского) погранотряда дезертировал из части и ушел в Германию воентехник 1 ранга Н. Гордиенко — старший воентехник 17-го отдельного инженерно-аэродромного батальона; 9 ноября 1940 года в полосе ответственности 92-го (Перемышльского) отряда изменили Родине и бежали в Германию братья Кузик Владимир и Алексей, которые были призваны из Западной Украины; 16 ноября на участке 79-го (Измаильского) погранотряда на рыбацкой лодке через Дунай ушел в Румынию красноармеец отдельной роты Дунайской военной флотилии К. Ильин[300].
Подобные примеры в тот период случались и среди пограничников. Так, в апреле 1940 г. бежал в Германию военнослужащий 86-го (Августовского) пограничного отряда Белорусского округа И. Михайлов. 2 мая 1941 г. изменил Родине контролер КПП 106-го (Таурагенского) пограничного отряда этого же округа лейтенант Б. Г. Шаповалов[301].
Так что «тлетворное влияние буржуазного образа жизни» оказывало негативное влияние на политико-моральное состояние личного состава не только Красной армии и ВМФ, но и пограничных войск НКВД СССР.
Обобщая все вышесказанное, можно констатировать, что уровень боевой подготовки и политико-морального состояния военнослужащих пограничных войск накануне Великой Отечественной войны хотя в целом и соответствовал предъявляемым требованиям, однако по ряду показателей вызывал у руководства НКВД весьма серьезное беспокойство.
III
В этом разделе я вначале планировал провести сравнительный анализ морально-психологической стойкости в годы войны личного состава Красной армии и пограничных войск. Для этих целей предполагалось использовать тот же метод сравнения соотношения «кровавых потерь» (убитые и раненые) к числу пленных. Однако на каком-то этапе работы над этой главой я понял, что этого делать ни в коем случае нельзя. Тому, на мой взгляд, есть как минимум две причины.
Во-первых, качественный состав призывников, поступавших накануне войны для комплектования пограничных войск, был значительно лучше, чем тот контингент, которым комплектовались соединения и части РККА и ВМФ. К этому следует добавить, что пограничные войска были наиболее политизированным родом войск. Идеологической обработке личного состава в них уделялось гораздо большее внимание, чем в Красной армии. Да и сама специфика служебно-боевой деятельности пограничных войск в значительной степени способствовала формированию у военнослужащих нужных для войны морально-боевых качеств.
И, во-вторых, как уже отмечалось ранее, большинство пограничных отрядов западных округов после тяжелых и кровопролитных боев на границе в дальнейшем командованием Красной армии использовались в основном для охраны тыла действующих фронтов. Находясь в нескольких десятках километров от передовой и выполняя контрольно-заградительные функции, они в боевых действиях с фашистскими войсками участвовали эпизодически, в силу чего структура их общих потерь не могла не отличаться от общеармейской. К примеру, по состоянию на 21 ноября 1941 года из пяти пограничных частей, задействованных в охране тыла Западного фронта, четыре (105, 16, 87 и 34-й погранполки) несли контрольно-заградительную службу в тылу фронта — и лишь один сводный батальон пограничников участвовал в боях в составе 1-й гвардейской танковой бригады[302]. Подобная ситуация была характерна и для других фронтов.
В подтверждение своих слов приведу выдержки из воспоминаний двух активных участников войны, а также копию одного документа, которые в сумме дают определенное представление о принципиально разных условиях службы военнослужащих пограничных войск, проходящих службу в войсках по охране тыла действующей Красной армии и сражающихся на передовой.
Известный политработник Красной армии генерал-лейтенант Н. К. Попель в своей книге «В тяжелую пору» так описывает момент выхода своей группы из окружения и его встречу с пограничниками, охранявшими один из участков тыла Юго-Западного фронта.
«Из-за поворота на оседланной лошади выскочил сержант Андреев. Он что-то кричал, размахивал руками. Спрыгнул, достал кисет.
— Махорка, братцы. Советская. Налетай, закуривай… Советская махорка, гладкий конь под седлом, сияющая физиономия — все это совершенно необычно для нас.
— Может быть, все-таки доложите, товарищ сержант? — строго спрашивает Петренко.
— Конечно, доложу, а как же… Да чего тут докладывать? Наши.
— Где наши?
— В Белокоровичах. Пограничники. Все чистые, красивые, ни одного с бородой. Нас задержали. Говорят: на бандитов похожи.
— Где воентехник?
— Сейчас приедет. На машине. С пограничным начальником.
Вокруг счастливцев, которые успели закурить, толпа. Каждую цигарку тянет целый взвод.
Подъезжает полуторка. Из кабины выходит майор в зеленой фуражке. Отутюжена гимнастерка, блестят сапоги, скрипят ремни. Рядом с ним выпрыгнувший из кузова оборванец Гартман. У Пети мальчишески азартно сверкают глаза…
Как сквозь туман, проходят передо мной роты. Истрепанные гимнастерки, рваные комбинезоны, обгоревшие шинели, немецкие кителя без правого рукава. Кто с трехлинейкой, кто с автоматом, кто с парабеллумом. Многие опираются на палки и самодельные костыли. Артиллеристы тянут на лямках, подталкивают за станины пушки.
Отряд совершает последний марш. Марш на соединение с Красной армией»[303].
Может показаться, что автор сознательно в этом сюжете противопоставил образцовый внешний вид встретивших их пограничников и убогое состояние вышедших с ним из окружения военнослужащих Красной армии, чтобы подвести читателей к определенному выводу о
