«Да и нельзя давать такие ресурсы в чье‑то полное распоряжение, с ними можно часть Эерана завоевать и потом плюнуть на все наши приказы».
– Я считаю, что все суккубы и инкубы недостаточно компетентны, – ровно сообщает Фазарис. – Они подходят для услады, но не для шпионской деятельности и командования.
– И все же благодаря немагической способности к мимикрии и подчинению существ, они ценны именно как агенты, – напоминает Гатанас и отмахивается, жестом ставя точку в этом обсуждении. – Я не хочу, чтобы ты вмешивался в деятельность агента Очарования прежде, чем разберешься, что к чему. Изучи все тайно, мне нужен твой подробный отчет. Непредвзятый, даже к суккубам. И действуй осторожно, очень осторожно: мы переходим к финальной части плана.
У Фазариса широко распахиваются глаза, а с лица сходит кровь.
– Да‑да, – кивает Гатанас и сцепляет дрогнувшие руки. – Мы на пороге освобождения, поэтому очень важно, чтобы все прошло по плану, и Эеранская печать на межмировых вратах была уничтожена.
– Хорошо, – Фазарис быстро берет себя в руки. – Но если я увижу, что агент Очарование нас предает или допускает явную стратегическую или тактическую ошибку, что я должен сделать?
Подумав, Гатанас отвечает:
– В этом случае ты уполномочен принять командование Эеранским отделом сектора Возмездие. Но сначала разберись во всех нюансах: тут нельзя действовать на эмоциях, поспешно, тем более, ты не сможешь заменить агента Очарование под ее прикрытием: тебя даже без рогов дракон за свою жену не примет.
Уголки губ Фазариса дергаются в кривоватой усмешке, он снова кланяется:
– Я понимаю важность возложенной на меня миссии и все исполню, дядя.
Проводив его задумчивым взглядом, Гатанас открывает файлы со счетами и хватается за голову:
– Эта война нас разорит.
Но он не видит иного способа спасти свой дом от Безымянного ужаса, чем отправить ненавистное чудовище в Эеран, а для этого нужно открыть охраняемые межмировые врата с их стороны. И потом, как и драконы в свое время, запечатать эти врата – магией, плотью и душами истинной пары.
* * *
«Надо было Борджеса сюда послать, он как раз исследует брачные игры, ему бы здесь понравилось», – Юмаат сидит, глядя в потолок, потому что смотреть, как Анастасия с Леонхашартом за одним столом учат ее уроки, ей уже тошно.
Она проверяет смартфон, а там – оповещение о новом письме. Юмаат открывает его:
«Простите‑простите‑простите, миледи, но объект саламандра сбежал. Принимаем все меры к поимке и возвращению. Простите, мы очень виноваты и, уткнувшись рогами в пол, смиренно просим о снисхождении.
Ваши верные сотрудники».
«На пару дней нельзя оставить без присмотра! – Поднявшаяся Юмаат кусает губу: ей нужно обратно в НИИ навести порядок, но и показатели с датчиков на Анастасии ее очень интересуют, а считывать их можно только с близкого расстояния. – Как можно упустить зафиксированный, охраняемый объект прямо в лаборатории?»
«А что еще без меня случилось?» – печатает в ответном письме Юмаат.
«Все хорошо, миледи, – приходит ей из НИИ. – Так, пара пустяков. В целом все хорошо».
«Каких пустяков?» – отписывается насторожившаяся Юмаат.
«Объект саламандра слегка покуролесил при побеге. Но в целом все хорошо, мы справляемся, можете спокойно заниматься наблюдением за объектом пятнадцатая невеста».
После этого заявления ни о каком спокойствии, конечно, речи не идет Юмаат заходит в свой виртуальный кабинет и пытается подключиться к видеокамерам, но многие не активны и снабжены пометкой «На ремонте».
* * *
Сознание возвращается ко мне очень и очень некстати. Вот только что я была не в себе, стены плясали, и мне казалось очень смешным, что я пролила на себя огромную чашу молочного коктейля, и теперь Леонхашарт отмывает меня в душе, потому что ноги у меня разъезжаются, в руках слабость, голова идет кругом и мне просто забавно его дразнить, закрывать пылающие глаза ладонью и брыкаться, пока он поливает меня лейкой и пытается тереть мочалкой вслепую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Щекотно, щекотно же. – хохочу я, повисая на его сильной руке и думая, можно ли прощекотать его сквозь броню.
– Настя, ну пожалуйста, осторожнее, – просит Леонхашарт, удерживая меня за бедра. – Ты можешь удариться. Настя…
Ноги скользят по мокрому дну, я хватаюсь за рог Леонхашарта, и в ладонь будто впиваются тысячи маленьких иголочек, как на ковриках‑массажерах, на которых предлагается лежать или стоять. По телу пробегает горячая волна мурашек, обжигает нервы. И вдруг на меня снисходит осознание происходящего.
И то, что я обколота какой‑то гадостью.
А Юмаат прячется где‑то в квартире.
Я вела себя, как пьяная.
И ночевала у Леонхашарта.
Но главное: я сейчас голая. Полностью. В его ванной комнате, в его руках, и Леонхашарт уговаривает меня помыться, точно маленького капризного ребенка.
Ужас.
Быстро отпускаю рог. Призрачные иголочки все еще покалывают, хотя поверхность рога гладкая до блеска. Нет на этих рогах иголок, есть что‑то другое, от чего рука немеет до локтя и уже даже выше.
– Вот так, хорошо. – хвалит меня Леонхашарт за то, что не брыкаюсь.
Обычно я не краснею, но от осознания этого всего мне и особенно голове становится так жарко, что уверена: я красная, как свекла.
Поворачиваю голову к зеркалу: нет, не покраснела, так, слабенький румянец. А вот глаза вытаращенные и перепуганные.
Так…
Так…
Как из этой неловкой ситуации выбираться?
Нет, ну я, конечно, не полностью в случившемся виновата, но… объясняться за это все, обсуждать случившееся… Что‑то страшно, хотя я не из трусливых. Неловко – слишком неловко, чтобы это не насторожило: это что, у меня к архисоветнику особое отношение, раз он меня так смущает?
– Настя, вот видишь, ты можешь быть хорошей девочкой, – замечает Леонхашарт, поливая меня теплой водой и смывая остатки пены и сладкого коктейля.
Умею. Иногда.
Из шкафчика Леонхашарт достает огромное белое пушистое полотенце. Я такие только в фильмах видела – там, где показывали наикрутейшие отели. Желание выхватить полотенце победить не успевает – Леонхашарт нежно накрывает им мои плечи, промакивает ключицы… застывает. Только хочу рыкнуть, чтобы не пялился на мою грудь, но он сдирает с моей ключицы что‑то липкое: кружочек телесного цвета с капелькой металла в центре.
Это один из датчиков Юмаат.
Леонхашарт подносит его ближе к лицу, и его глаза ярко вспыхивают:
– Юма!
В следующий миг он отбрасывает полотенце и скользит пальцами по моей шее, поглаживает за ушами, шею сзади, плечи. Сковыривает датчики и мягко ощупывает меня дальше. Лучше бы я в себя не приходила, потому что… руки у Леонхашарта нежные, их прикосновения – это что‑то с чем‑то.
Он прижимает меня к своей рельефной груди, чтобы проверить спину, и это интимно до звездочек перед глазами, до дрожи, даже через броню я чувствую, как часто колотится сердце Леонхашарта. Не будь этого препятствия, мы бы уже не датчики искали.
На пояснице руки Леонхашарта нерешительно застывают, он дышит часто и шумно, я тоже. Так, пора сознаваться, что я очнулась и сама могу датчики искать, но пока я облизываю вдруг пересохшие губы, Леонхашарт решается и спускает ладони ниже.
ГЛАВА 16
Ну все, я теперь ни за что не признаюсь, что в здравом уме и твердой памяти позволила себя так схватить. Правда, Леонхашарт изумительно деликатен: ни секунды не трогает дольше необходимого, сковыривает датчик и проверяет меня до самых пяток дрожащих ног. Да я вся дрожу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
И если бы Леонхашарт не был в таком же состоянии, как и я, он бы сообразил, что мое поведение вернулось в норму.
