– Он успел позвонить мне и сказать, что сектор Возмездие нас обманывает, что с их делами все совсем не так. Его звонок прервала тревога. Безымянный ужас двинулся на город, никто не мог его остановить, пока отец не вышел в загон и не скормил себя ему. Я даже не представляю, почему он это сделал, ведь отец был в глубоком резерве, это была не его очередь, ему там просто было нечего делать.
– При твоем путешествии, – я хмурюсь, припоминая трансляцию. – Безымянный ужас не реагировал ни на что, он пер прямо на тебя.
– Совершенно верно. – кивает Леонхашарт, и на его рогах вспыхивает блик.
– Думаешь, сектор Возмездие им как‑то управляет?
– Если верить сектору Возмездие, Безымянным ужасом невозможно управлять: он неразумен, как пятно плесени, и по свойствам похож на нее, только двигается.
Заметив что‑то розовое, поднимаю взгляд: с потолка к рогу Леонхашарта будто гигантская капля лизуна стекает… стоп, это язык! Высовывается он из пасти, самого сидящего на потолке существа не видно, только язык, полость рта и глаза. Знакомые крупные глаза… Моя Саламандра!
Леонхашарт запрокидывает голову, но язык молниеносно втягивается, глаза и рот закрываются, сливаясь с потолком.
Осмотрев пространство над собой, Леонхашарт снова переводит взгляд на меня:
– Что ты об этом думаешь?
Так трудно думать об этом, когда с потолка к его рогу снова тянется огромный язык твоей Саламандры, которую ему не стоит показывать, ведь она запрещенное существо как‑никак. И покушается на его огромную демоническую гордость…
ГЛАВА 17
Если Саламандра обмуслякает рог Леонхашарта, он может не понять. Прибьет еще сходу… Вилкой, что ли, в нее кинуть? Или блинчиком…
– Моя Львица, почему у тебя такие глаза… круглые?
– Чтобы лучше тебя видеть, – маню его пальцем. – Садись рядышком со мной, так будет удобнее обсуждать.
– М‑да, странно, – Леонхашарт опять запрокидывает голову, и язык Саламандры вновь своевременно сворачивается. – А смотришь ты почему‑то не на меня, а на потолок. Там что‑то интересное?
– Я твоими рогами любовалась. – брякаю я. Осознаю. Хочется стукнуться головой об стол, но ведь в чашку с кофе попаду.
– О, – задумчиво выдает Леонхашарт и подхватив стул, переходит на мою сторону столешницы, усаживается рядом. – Любовалась?
Ну все, зазнается сейчас…
– Они у тебя от природы так блестят или полируешь?
Пауза. Многозначительная.
– Полирую, – признается, как в каком‑то страшном преступлении.
А к полированному рогу опять тянется язык.
– Потрогать можно? – Глядя в пылающие глаза Леонхашарта, медленно поднимаю руку вверх, чтобы треснуть по слишком длинному языку прежде, чем Саламандра себя выдаст.
– Можно, – отзывается Леонхашарт таким тоном, словно я не рога, а между ног у него пощупать хочу, и он млеет от этой мысли.
– Это что‑нибудь значит? – настораживаюсь я. – Какой‑нибудь сакральный смысл имеется? Я оскорбление таким образом не нанесу или еще что‑нибудь в этом роде?
– В этом определенно есть интимная подоплека, мы не позволяем абы кому трогать свои рога.
Пока я уточняю технические моменты, язык Саламандры прижимается к блестящей поверхности рога. Скользит по ней, как щупальце, гладит… Я ухватываю кончик языка двумя пальцами и начинаю оттягивать. Язык теплый и не мокрый, скорее похож на улитку – и так же приклеивается к поверхности.
– Какие гладенькие, – нахваливаю я, отдирая язык Саламандры от рога, а она жалобно смотрит на меня с потолка. – Так бы трогала и трогала.
Подковыриваю язык… да он приклеился к рогу! Леонхашарт обхватывает меня за талию и прижимает к себе.
– Можешь трогать, сколько захочешь, – томно разрешает он.
Но я, наконец, отдираю язык от его рога и предостерегающе стискиваю, а затем отпускаю. Саламандра втягивает его в рот, и для верности я грожу ей кулаком: вдруг и правда она меня понимает.
– Спасибо, я уже натрогалась, – расцепив руки Леонхашарта. сдвигаюсь на другой край стула и перехожу на «вы». – Так, вы, кажется, хотели узнать мое мнение о ситуации?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Да, – с сожалением подтверждает он.
– Тогда мне не хватает подробностей: по какому принципу выбирали женихов? Почему это публичное мероприятие? Что сделают с невестами по завершении отбора?
– Публичность – политический момент. Чем выше прогресс, тем сложнее удерживать стратификацию общества по магическому признаку, фактически не используя магию. Таким образом Архисовет показывает готовность к расширению прав других слоев общества.
– При этом, пока идет шоу, на законодательном уровне можно даже не чесаться, ведь население увлечено брачными играми.
– Совершенно верно. Женихи… попали на шоу условно‑добровольно: партия «Равные возможности» просто не могла не представить своего кандидата, причем из лучших, чтобы показать – их заявления не реклама, а стиль жизни. Баашара, полагаю, браком с иномирянкой хотят лишить права наследования семейного дела. Его младший брат оборотистее, но передать бразды правления кланом ему без веской причины было бы невозможно. Шаакарана так наказали: опять залез в постель к жене отца, тот разозлился и решил его женить на неподходящей девушке. А я хотел посмотреть на шоу изнутри и понять, что на самом деле задумал сектор Возмездие. Но вдруг появилась ты…
– Угу, свалилась на ваши рогатые головы, как снег на голову. Но вы сами виноваты, могли бы и не похищать меня.
– Ты явилась, как прекрасное видение, словно сама богиня Шааршем снизошла в Нарак в физическом воплощении.
– Ты пил с утра?
– Нет. Просто Шааршем ослепительно красива, у нее черные волосы, темные глаза, светлая кожа… скептическое отношение к поклонникам и характер далеко не сахар. Точно так же я могу описать тебя.
– Кхм. – Похоже, это лучше игнорировать, а то разойдется, и я окончательно подтаю, а подтаявших девушек, как мороженое с шоколадом в такой консистенции, никто не любит. – И что же ты выяснил?
– Что Гатанас Аведдин сначала торопил всех с отбором, а теперь спускает его на тормоза. А еще сектор Возмездие готовит какую‑то крупную операцию в Эеране.
– Думаешь, это связано?
– По какой‑то причине эту операцию назначили внезапно: наш казначей сейчас отзывает средства с огромного числа проектов, часть из которых утверждена давно. Особенно достается четвертому факультету и корректировщикам. И даже Юмаат нанимают для выполнения заказов для сектора Возмездие.
– Полагаешь, они нашли истинную пару и готовятся к захвату власти здесь?
– Внезапных скачков магии в секторе четвертого факультета не было, ни у одной из невест, насколько я знаю. Если только…
– …они не завезли кого‑то неофициально. Могли они искать пару внутри своего сектора, в каких‑нибудь лабораториях?
– Да, могли. У них собственная научная база, и доступа к ней даже у Архисовета нет.
– Так может. Возмездию и не надо власть захватывать, раз уж все равно они такие крутые и независимые?
– Мне тоже так казалось. Но что‑то они явно задумали. А что – я никак не могу понять, пытаюсь выяснить, но не получается, – с какой‑то грустью произносит Леонхашарт – Это совершенно не моя сфера деятельности, я даже не знал, с чего начинать, и сейчас не уверен, что делаю все правильно.
– Ты хоть что‑то делаешь, – похлопываю его по плечу. – Это уже хорошо. Так что там с невестами планировали сделать?
Леонхашарт перехватывает мою руку, поглаживает.
– Ничего. Льготы какие‑нибудь предоставить – все будет зависеть от настроений населения. Но за тебя я опасаюсь. Какое‑то время Гатанас задавал мне такие вопросы… словно он подозревал в нас истинную пару. Теперь вроде успокоился, но… я хочу, чтобы ты была очень осторожна. И… – сжимая мои пальцы, Леонхашарт тяжело вздыхает. – Пожалуйста, не выбирай никого другого на этом шоу. В голосовании на выбывание я буду голосовать против тебя и попрошу об этом же Баашара, если сможешь отвадить Шаакарана и Илантиха – будет идеально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
