Ну как вернулось… в норме я бы сразу отправила его за дверь. А так стою вся разморенная, горячая и позволяю неловко вытирать мою грудь. Наверное, не все еще из меня выветрилось.
Ладно, с собой следует быть честной: мне приятно.
И завершения карантина я уже боюсь: если в шлеме Леонхашарт такой крышесносный, то что же будет, когда он предстанет во всем своем великолепии?
Укутав вторым, сухим, полотенцем, Леонхашарт поднимает меня на руки и выносит из ванной комнаты. У него потрясающая выдержка, я в восхищении, кроме шуток. Он проносит меня по коридорам своей необъятной квартиры и усаживает на край дивана. Опускается на колени между моих ног и проводит полотенцем от влажной лодыжки до колена – медленно‑медленно, осторожно, мягкой‑мягкой тканью по внутренней стороне бедра… и руки у него лихорадочно дрожат, но ни словом он не попрекает меня за то, что его дразню или еще что‑нибудь в этом духе, не пытается воспользоваться моей слабостью…
Только у меня почему‑то возникает шаловливое желание подразнить его еще больше, нащупать предел его выдержки… совсем мозг отказывает, что ты со мной творишь, Лео?!
Вытирает. Он меня вытирает медленно, то ли наслаждаясь каждым мгновением, то ли подвисая от переизбытка эмоций. Чувствую себя садисткой, особенно когда Леонхашарт окутывает мое тело полотенцем и склоняется к плечу. Он хорошо чувствует свои рожищи в пространстве: умудряется ими меня не задевать, даже когда прижимается надбровной частью шлема к ключице.
– Забодать решил? – пытаюсь разбавить романтично‑чувственную ситуацию шуткой, а руки сами собой тянутся к его волосам.
Никогда не встречала мужчин с такой шикарной шевелюрой. И дело не только в длине: волосы здоровые, не секутся чистые, приятные на ощупь и ни капли перхоти. И лежат так хорошо, потому что тяжелые, лишние волоски не выбиваются. И кожа под броней, если верить обещанию, гладенькая…
Да ё‑мое!
Отпускаю гриву Лео. Заберите меня отсюда, пока я не рискнула проверить, действительно ли кожа под броней гладкая.
– Спать хочу, – капризно заявляю я, изображая прежнее одурманенное состояние. – Прямо сейчас. Поела, помылась – самое время уснуть.
– Да, конечно, – шепчет Леонхашарт.
Опять он подхватывает меня на руки и несет. Разумно, если учесть, какой неуклюжей я была до этого, я помахиваю ногами и рукой:
– Спать, спать, всем спать! Ха‑ха!
А «проснусь» уже нормальной и сразу попрошусь обратно в общежитие, мне еще к экзамену готовиться надо… я и здесь готовилась, но мне нужно просто привести мысли в порядок, обдумать произошедшее, и сделать это рядом с Леонхашартом явно не получится.
Как же бережно он укладывает меня на постель, мурашки пробегают от этого ощущения, мыслей, от того, что он рядом. Леонхашарт накрывает меня теплой стороной одеяла, подтыкает края, и я мгновенно согреваюсь. Одеяла у него изумительные: одна сторона греет а другая холодит но эта мысль проносится, и Леонхашарт опять заполоняет собой все, он и его чуть сипловатый дико сексуальный голос:
– Так тепло? Тебе еще что‑нибудь нужно?
Холодный душ. И мозг, который я, кажется, где‑то потеряла.
Мотнув головой, разворачиваюсь и укладываюсь калачиком, прячусь под теплым‑теплым одеялом и взываю к здравому смыслу: «Алло, мозг, включайся давай, иномирянки тут нужны для улучшения породы, тебя как лошадку для разведения привезли, еще и считают помесью с магом враждебного мира. Так меня в шпионки какие‑нибудь записать могут».
– Я оставлю тебя ненадолго, если что – я в ванной, – предупреждает Леонхашарт, и я хихикаю. Ода, в ванной ему сейчас самое место.
Леонхашарт выходит из спальни, но мурашки у меня по телу снова бродят, и так жарко‑жарко.
Он ведь предложил жить вместе раза три. И когда я снова буду в здравом уме, спросит, согласна ли я. Обязательно спросит. А ведь я собиралась держать его на расстоянии, чтобы не влипнуть во всякие там чувства и возникающие из‑за них проблемы.
Как же я влипла! По самую практически маковку.
Хоть беги отсюда прямо сейчас. Только незаметно я до четвертого факультета не доберусь, а если поймают, придется все объяснять, и, учитывая внимание к моей персоне, кончится это скандалом на весь Нарак. И то что сейчас этот скандал кажется более предпочтительным, чем откровенный разговор с Леонхашартом, меня пугает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Слишком много чувств.
– Юмаат, – тихо зову я. – Ты здесь?
Тишина…
Сажусь, укутываясь в одеяло, и оглядываюсь. Мне ведь не померещилось, она здесь.
Интересно, в этой шикарной квартире есть швабра или веник, под кроватью пошебуршать и по углам потыкать? Тут даже карнизов в виде палки нет, чтобы их можно было снять и вместо швабры использовать, все шторы будто прямо из потолка спускаются.
Но Юмаат надо поймать. Пойти, что ли, муку разбросать везде? Это же отличный способ невидимок вылавливать! А потом спишу все на то, что я не в себе.
Сказано – сделано. Правда, сначала швыряю подушки под кровать, но те пролетают, ни на что не наткнувшись. И делать приходится много: квартирка у Леонхашарта за сотню квадратных метров – и это только первый этаж!
В общем, когда Леонхашарт выходит из душа, я, замотанная в простыню, как раз, точно сеятель, осыпаю его роскошные апартаменты и дивные ковры мукой. Мне бы хотелось верить, что я выгляжу какой‑нибудь древней величественной жрицей в тоге, но, подозреваю, кажусь совсем безумной. Наверное, препарат еще не до конца выветрился, раз я этим занимаюсь. Ну, ладно, зато Леонхашарт быстренько вернет меня в сектор факультета, пока я еще чего‑нибудь не учудила.
Дар речи к оглядевшемуся Леонхашарту возвращается не сразу:
– Что ты делаешь?
К списку его достоинств добавляется умение терпеть женский вандализм в собственном жилище. Ну не прелесть ли?
– Юмаат ищу, – признаюсь я.
– Здесь? – Леонхашарт с подозрением осматривается.
– Да, она датчики мне приклеила уже здесь, она где‑то тут прячется. Невидимая. Я ее ищу.
Понимаю, что после моих галлюцинаций и соответствующего поведения такое заявление может показаться, мягко говоря, не вызывающим доверие.
– Швабра есть? – «беру» демона за рога. – Или веник? Что‑нибудь, чтобы размахивать во все стороны, а то она может сидит где‑нибудь в укромном местечке, на полке там, в шкафу, на столе… Она же когда не шевелится – совсем невидимая.
Хотя мука эффективнее: на ней следы видно, если Юмаат решит перебраться в уже осмотренное место. Тут ведь дверей, коридоров и комнат полно, можно не один день прятаться.
– У меня пистолет есть, пара винтовок. И автомат. – По тону не понять, серьезно Леонхашарт или шутит.
Мне у Юмаат еще Саламандру назад выпрашивать, если Юмаат умрет, канет моя ящерка в глубинах НИИ, никто и не вспомнит, кроме меня, а я за нее ответственность несу.
– А что‑нибудь менее радикальное? – уточняю серьезно.
Задумавшись, Леонхашарт выдает:
– Еще есть хлыст. Но если ее маскировка не скрывает излучение тепла, тепловизор нам лучше подойдет.
– Хлыст‑то откуда?
– Одна леди подарила на день рождения. Не знаю почему но она решила, что мне захочется опробовать его на ней.
– Какие у вас интересные тут леди…
– А мне казалось, что интереснее должно быть, почему у меня дома хранится тепловизор, – роняет Леонхашарт по пути вглубь квартиры.
– И зачем он тебе? – обняв пакет с мукой, иду за ним, оставляя на белой присыпке следы босых ног.
– Для игр в прятки. Мне не хватало терпения просто искать.
Что ж, теперь у него терпение просто железное, я в восхищении.
– Юма, выходи по‑хорошему! – предлагает Леонхашарт и сдвигает со стены мрачный пейзаж, прикладывает к сканеру ладонь. Дверца сейфа распахивается, показывая приклады и стволы оружейного запаса. Громоздкий тепловизор с ручкой как у пистолета Леонхашарт снимает с полки и закрывает сейф. – Если сам найду хуже будет!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Довольно громко хлопает входная дверь.
– Вот ведь, – мрачно цедит Леонхашарт. – Она и в охранной системе успела поковыряться. – Помедлив, он разворачивается ко мне, и хотя за шлемом не разобрать, уверена, осматривает меня очень внимательно. – Настя, ты пришла в себя?
