о чем ты думала в тот момент. И взгляд твой превратится в подобие геенны огненной. Так, о чем ты думала?
– Думала, что он гадкий и паршивый.
– А еще?
– Что он меня разлучает с Глорией. И с Закарией…
– Вот!!! – взорвался Асраил. – Думай о тех, кто тебе близок и улыбайся. Да, поднимай губы немного вверх….
– Вроде получается. Слушай, а ты уверен, что та тайка была девушкой? Может быть, это чисто мужское качество – смотреть так грозно…
– Уверен, уверен, – почти невинным голосом разрушил Асраил последние сомнения своей сестры. – Я же сказал, красивая, смертельно опасная. Как можно пройти мимо такого взрывоопасного коктейля.
Ангелла встала с пола и устало начала одеваться, думая о том, что теперь в любой непонятной ситуации она будет думать про того, кого любит. Асраил словно уловив ее очередной перепад настроения, а также услышав шуршание одежды, вышел к ней и смотрел, как она оглаживает рукой надетые рубашку и штаны.
Он, понимая, что Ангелла начала мириться со своим новым обликом и вполне успешно погасила свои чисто женские сомнения, задумался о чем-то более важном, с его точки зрения. И Ангелла, которая проявила при нем вполне понятную слабость, вдруг в очередной раз поразила его свой силой. Прочитав его собственные мысли.
– Ты считаешь, что властвуешь над судьбами, а в это время твою собственную судьбу уже кто-то более сильный и коварный пометил, как свою мишень. И ты сейчас явно не про Гранж подумал.
– Ну да, не про нее. А ты понимаешь, что все это значит? Ты сама веришь в эту карму? В наказание за наши поступки… Или ты просто пугала Моргана?
Ангелла и Асраил обернулись к зеркалу, словно пытаясь увидеть в отражении всех тех, кого они вольно или не вольно лишили жизней за время своего земного пути. Но никаких призраков за своими спинами они не увидели. Пока не увидели.
– Верю, и тебе советую верить. Но я сама мало что понимаю… я ведь не дельфийский оракул, и не прорицатель. Я воин. И я понимаю, что сейчас мы должны защищаться. И рвать Кадавра на части опять. Как и всю его шайку. Как бы он ее не назвал. Еще бы понять его пророчество. И использовать в своих целях. Ты уже догадался, что он имел в виду, когда говорил, что его можно победить словами?
Она взглянула на Асраила, но тот лишь задумчиво покачал головой. “Ладно, эти слова мы еще найдем. И подкрепим их самыми решительными действиями”, – думала Ангелла. Они кивнули головами почти одновременно и встретились взглядами в зеркале, и тут рация Ангеллы ожила. Она взяла ее в руки и услышала позывные Власты.
– Бета вызывает. Бета…
– Альфа слушает, прием.
– Прошу разрешения вернуться к вам.
– А что случилось. Приказ был оставаться на месте. Вас атакуют?
– Никак нет. Просто…
Ангелла ухмыльнулась, ох уж эта Власта, одновременно серьезная и все такая же слегка инфантильная. Асраил присел на столик между раковин и смотрел с улыбкой на сестру, болтая ногами.
– Что просто? Поясни, будь добра.
– Ну, не хочу тут оставаться. – Власта понизила голос. – После того, что у нас тут с Заком случилось… Он на меня как-то странно косится.
– Не поняла, что там у вас случилось…Что там у вас произошло?!! –В голосе Ангеллы прозвучали нотки ревности и Асраил беззвучно смеялся, закрывая рот руками. Ангелла улыбнулась, скованно манипулируя своим ртом, и сверля его глазами, и он слегка скис. “Очень способная ученица, на лету все схватывает, только начни ее обучать…”, – подумал он с легкой усмешкой.
– Ну, я ему слегка врезала. За тот случай… С гранатой. Он ничего не сказал, не сделал, только с тех пор странно на меня смотрит. Тоска берет от этого взгляда…
Ангелла покачала головой. Какой-то детский сад. Что за игра в гляделки? И она, на секунду задумавшись, уже шипела на Власту.
– Остаешься там. Приоритет – защита Закарии. И никаких больше несанкционированных актов. Ни мести, ни чего-нибудь еще. Как поняла, Бета?
– Вас поняла, Альфа… Отбой.
Ангелла положила рацию обратно на столик, предварительно согнав с него Асраила и повернулась к двери. Асраил уже шагал к ней, пытаясь понять причину шума, который доносился из коридора. Ангелла повернулась спиной к зеркалу, и прислушалась к себе, к своим ощущениям. Она была зла на Власту, но в то же время понимала, что причин злиться на нее почти нет. Карма, карма. Хоть такая, хоть предвестница той, большой расплаты, которая неминуемо настигнет каждого. Возможно, и ее саму.
В ее временный кабинет вернулась Гранж – уже пребывающая в гармонии с собой и со всем миром. Только вот ее кололо чувство, похожее на раскаяние. Ангелла обняла ее и вспомнив все теплые слова, которые находились в ее вокабуляре, поблагодарила ее за тот выстрел. То есть, за очередь. Да, решила она, пусть это не очень, или совсем не этично, но она сделает это. И черт с ними, с этими приличиями. Она к тому же понимала, что теперь Гранж начинает слегка беспокоиться за свое преступление. И за возможные последствия. А как ни крути, ее выходка, согласно их Кодексу, была откровенным криминальным деянием. Но, в отличие от Кадавра, она сделала это не преднамеренно. Под влиянием обстоятельств. О чем и поведала Ангелла своей родственнице, а Асраил понимающе грустил и показывал всем своим видом, что он очень понимает крик души Гранж. Ее почти отчаянную попытку восстановить справедливость, и предотвратить еще более страшный проступок – выдать одного из Неприкасаемых третьим лицам. Гранж оживилась и чувствовала почти признательность по отношению к той, которая раньше казалась ей то выскочкой, то гордой одиночкой. Ангелла пообещав, что, когда обстоятельства будут более подходящими, уладит этот вопрос, а заодно и внесет в их Кодекс соответствующие изменения. Гранж выразила надежду, что ее скромный поступок оценят по достоинству, и поставят на место Моргана, если он замыслит акт мести. Ее заверили, что мести никто не допустит, и вообще, их склонный к манипуляциям и сомнительным решениям родственник будет на особом контроле Главы Семьи.
Ангелла уже хотела отпустить Гранж, но она вспомнила про свое решение распустить Великую Четверку. И вернуть им их исконные, прежние имена. Которые уже почти никто и не помнил. “Надо покопаться в архивах”, подумала она и решила, что Гранж тоже надо обработать по этому поводу. Да, у их родственниц было другое имя, более благозвучное. Историческое. И Неприкасаемые, к своему стыду, пренебрегали им. Слишком быстро привыкнув к этой кличке, которая, возможно, и влияла так
