Джеймс Мэйо
ПЕРСИДСКАЯ ГРОБНИЦА
1
Вдоль пыльной дороги тянулись допотопные печи для обжига кирпича. Над высокими трубами курился дымок, кругом высились горы бурой и красной глины, отвалы золы, кучи гравия и булыжника. Среди неуклюжих сооружений прилепились хибарки курильщиков опиума и землянки бродяг. Все вместе взятое производило зловещее впечатление.
Капитан Махмуд из полиции Тегерана отошел от печи, тень которой скрывала лежащее тело, вытряхнул из мятой пачки сигарету и взглянул вдаль.
— Никогда не видел, чтобы человека душили колючей проволокой, заметил его пожилой напарник. — Что за жуть?
— Зато помогает развязать язык.
— Полагаете, он из местных?
Капитан пригнулся, разглядывая колею от шин.
— Нет, сюда его привезли на машине…А манера действительно варварская…
Это место имело мрачную славу. Не всякий соглашался здесь работать: копать, формовать и обжигать приходилось не столько глину, сколько перегнившие тайком зарытые останки. Капитана это раздражало. Он глубоко затянулся, ожидая возвращения машины, посланной за фотографом.
Тени труб падали на кучи гравия, словно гигантские клинки. Далеко на севере проступали заснеженные горы. Зеленоватое утреннее небо смахивало на гладь пруда у мечети.
Высоко над головами щебетали ласточки, тени их стремительно расчерчивали озаренную зарей землю.
* * *
Чарльз Худ подошел к зданию фирмы «Кристби». Вывеска гласила: «Аукционы антиквариата». Внутри ощущалась атмосфера близкой беды. Каждый выглядел слишком спокойным и беззаботным и держался с неестественной веселостью, скрывавшей нервное напряжение.
— Доброе утро, мистер Худ, — церемонно поклонился привратник, подозрительно буравя его взглядом, словно ожидая неприятностей. — Дивный будет денек, сэр.
— Доброе утро, Хакер.
Поднявшись по лестнице, Худ предстал перед столом мисс Куэйн, весьма независимой девицы, которая лишь устало улыбнулась.
— Как добрались?
— Неплохо. Что нового, Изабель?
— Ничего хорошего. Шеф только что говорил с Римом и теперь ждет вас.
Она посмотрела за спину Худа, тот повернулся и увидел выходящего из соседней комнаты старшего аукциониста Уолтера Янга — добродушного здоровяка с громадными ручищами. Тот мрачно хмыкнул:
— А вот и Чарли! Человек ниоткуда, неуловимый, как лунный свет, но все-таки наш человек.
— Привет, Уолтер! Повернись — ка ко мне, посмотрим, смогу ли я что-то прочитать на твой физиономии сфинкса?
Янг ухмыльнулся, избегая смотреть Худу в глаза. В кабинете второго человека в «Кристби» Ричарда Остина раздался телефонный звонок, и дверь тотчас захлопнули. Янг молча удалился, Изабель покосилась на Худа и спросила:
— Хотите кофе?
— Пожалуй, рановато.
— О, вас приглашают! — Изабель засуетилась, нажала одну кнопку, потом другую. — Пройдите, пожалуйста.
Пропустив его, она поспешно отступила.
Гильдерштейн стоял у стола в глубине.
— Чарльз! Господи, да проходите же!
Зал был одним из красивейших в Лондоне: расписные панели, камин от Эдама, потолок работы Анжелики Кауфман, обширный эркер как раз за спиной Гильдерштейна. Весь он был густо увешан картинами и забит антиквариатом. Не слишком живописным дополнением к этому изобилию служили груды газет и телеграмм на столе.
— Когда же это кончится? Телефон звонит не переставая! Вечерние и утренние газеты, шведское посольство, бразильское посольство! Гильдерштейн обошел стол и протянул руку. — Рад вас видеть.
Худ привык видеть Гильдерштейна невозмутимым, как скала Гибралтара. Этот человек славился своим редкостным чутьем, вот уже двенадцать лет агентство под его началом процветало. Но сейчас на щеках горел нездоровый румянец, под глазами темнели мешки.
— Газеты читали?
— Статью в «Экспресс», озаглавленную «Хаос в «Кристби». Что же случилось?
Гильдерштейн предложил ему сесть и сам с тяжелым вздохом опустился в кресло, прикрыв глаза.
— Ничего подобного я никогда не видел. Никогда! Просто кошмар, другого слова не подберу! Разумеется, мы никому ничего не объясняли. Просто когда объявили номер очередного лота, извинились и сообщили о снятии его с торгов. Выглядело это, конечно, ужасно неловко, но такое вполне в порядке вещей. Естественно, возникла пауза, потом поднялся шум. Ничего особенного. Но кое — кто из публики начал возмущаться и раздувать скандал. Сначала их было только двое, причем женщину никто никогда раньше не видел, потом к ним присоединились другие.
Тут черт принес четверых американцев, а те нюхом чуют сенсацию. Они подлили масла в огонь: публика имеет право знать, в чем дело, и мы и глазом не успели моргнуть, как начался настоящий бедлам.
Я попытался навести порядок в зале, но было поздно. К величайшему сожалению, персонал вовремя не сориентировался, так что следующих лотов под рукой не оказалось. Дьявол, прошло не меньше двадцати минут, пока их подготовили. Понятия не имею, как такое могло случиться. Мы проводим внутреннее расследование. Кошмар, просто кошмар! Ведь на аукционе присутствовали герцог и целых шесть послов!.. Мы полагаем, этот скандал часть какого-то заговора, и шум в зале подняли не случайно. Двое из крикунов пробрались в соседнюю комнату и опрокинули поднос с бокалами шампанского.
— Что-что?!
— Видимо, это стало сигналом. И в зале начался разгром: все вскочили, полетели стулья, началась потасовка, опрокинули один из столов с напитками… Можете представить, какой раздался грохот! И тут начался ад кромешный!..
Гильдерштейн помолчал и закурил.
— В газетах пишут, что в давке пострадали жена пэра и две богатые дамы из Южной Америки. И они не преувеличивают. А дочке шведского посла порвали платье и сломали лодыжку.
— Черт побери!
— Это вероломный удар в спину, Чарльз, заранее спланированный и коварный.
— Кого-то задержали?
Гильдерштейн мрачно покачал головой.
— Никого. Как только началась общая свалка, все незаметно ускользнули. И никаких следов, представляете?! Остались только американцы, они люди известные: Бэтмен, Льюис… Но они утверждают, что протестовали в порыве возмущения, и возможно, это в самом деле так. Полагаю, они тут ни при чем.
— Значит, вас обложили со всех сторон, — протянул Худ.
— Похоже. И это только начало.
Худ только что вернулся из Соединенных Штатов. Пришлось вылететь туда пару дней назад, когда в «Кристби» впервые высказали сомнения по поводу лота, вокруг которого поднялся такой ажиотаж.
Шкатулка слоновой кости размером тринадцать дюймов на семь была исключительным раритетом, соединяя два различных стиля: поздний романский и ранний византийский. Это делало её связующим звеном между двумя эпохами искусства. Слухи о ней дошли до «Кристби» из Нью-Йорка. Владельцем шкатулки оказался американец греческого происхождения, некто Контос, из Инглвуда, штат Флорида. Отставной шестидесятилетний брокер охотно показал её нью-йоркскому агенту «Кристби». Тому удалось заставить старика сознаться, что куплена «эта штука» была у старьевщика за десятку.
Гильдерштейн протянул Худу пачку, тот кивнул и достал сигарету.
— Но кто за всем этим стоит?
— Кто бы им ни был, он явно хочет нас уничтожить. Все прекрасно рассчитано и мастерски исполнено. Ведь появление шкатулки не сопровождалось обычными росказнями, что неизвестный коллекционер решил расстаться с жемчужиной своей коллекции. С таких историй начинаются все грандиозные аферы. Вначале слухи, потом оказывается, что владелец желает остаться неизвестным, чтобы не платить больших налогов. Или до смерти боится ограбления. Или он иностранец, а из его страны запрещен вывоз антиквариата. Или не хочет, чтобы пошли слухи о его финансовых проблемах… Или распродажа коллекций обанкротившегося частного музея…
Ну, разумеется, всегда есть куча документов. Вон в том шкафу целая полка каталогов частных коллекций, все фальшивые. А иногда — находка «только что с раскопок». Если мошенник увидит, что его подделки расходятся не хуже, чем самоделки Доссена, Ван Меегерена или Рухомовского, будьте уверены — «уникумы» начнут появляться один за другим. А в нашем случае ничего подобного! Вещь единственная и неповторимая. Но какой тонкий расчет: чтобы добиться успеха, умнее всего изготовить «связующее звено» — вещь ожидаемую, но ещё не обнаруженную. Вроде той самой шкатулки.
— Но почему слоновая кость? Странный выбор.
— Напротив, очень тонкий! Для экспертизы слоновой кости так и не придумали достоверных методов, идет ли речь о возрасте или чем-то ином. Ее можно просто оставить на солнце, и достаточно древний вид обеспечен. Того же результата можно добиться, если прогреть её в духовке, заполнив жаровню сосновой хвоей. Можно завернуть в кусок кожи и закопать. А если собрать настоящую древнюю пыль — скажем, поскрести обломок античной слоновой кости — и втереть её в трещинки вашей подделки, ни один эксперт не сможет уверенно сказать «да» или «нет». Труднее всего подделать естественный износ. Тот, кто сделал шкатулку — большой мастер своего дела.
