Глава четвертая
Был город к ночи взят.Еще вначалеМилиция, в составе двух бойцов,Погибла вся.И город защищалиНе то чтоб горсть особых храбрецов,А десять граждан,У которых былоОружие.Приладясь половчей,Они едва не охладили пылаОтряда в полтораста басмачей.Но постепенно гасла оборона:
Они боролись, десять человек,Пока хватило дроби и патронов,В огне сраженья тающих, как снег.Потом по узкой улице на приступКавалерийский ринулся обвалИ непрерывный труд телеграфистаОдною пулей сразу оборвал.
Но шли слова от аппарата Морзе,И не сгорал в пустыне голос их,На перевалах горных не замерз онИ на ветру великом не утих.В нем кровь была,И звон бандитских сабель,И на друзей направленный удар.И услыхал его в бессонном штабеОдной бригады конной комиссар.
И он не ждал, покамест ночь пройдет.Уже бойцы из длинного ангараКатили шестиместный самолет.Там разместились, кроме комиссара,Начальник штаба,Дальше — два бойца,Запас необходимого свинцаИ пулеметчик с легким пулеметом.Потом рванулась гулкая земляИ сразу замерла под самолетом,Верхушками деревьев шевеля.
Так начиналась первая разведка.
Внизу мерцали мертвой белизнойВершины гор, расставленные редкоПод круглой металлической луной.И летчик брал рекордные преграды.(Тогда не знали быстроты инойИ мир еще не слышал об отрядахПрославленной «катюши» скоростной,Которые в стремительном движеньи,Как метеоров светлая река,Теперь прошли, не зная поражений,Над юго-западом материка.)
Но, доводя до своего пределаИ высоту и скорость,За двоихРаботал он для правильного делаИ выручал товарищей своих.Прошло часа четыре.И уже,Преодолев последнюю вершину,Он вниз повел тяжелую машину,Креня ее на резком вираже.Тогда в сияньи лунномОблик мираСтеною стал в невиданной красе, —И летчик обернулся к пассажирамИ подмигнул.И улыбнулись все.
Отряд, овеянный дыханьем ветра,Сошел на землю, на бугры песка,В двенадцати примерно километрахОт опустевших хижин городка.И ждать не стал, покамест ночь пройдет.Среди равнины, освещенной слабо,Шел комиссар,Потом — начальник штаба,За ними — два бойца.И, пулеметПристроив на широкое плечоИ замыкая шествие ночное,Шел пулеметчик, радуясь, что знояВ такое время суток нет еще. _____
Я все боюсь, что не сказал о многом,Чего нельзя, быть может, упускать.Я вел рассказ по боковым дорогамИ не сумел, наверно, передатьХотя бы внешний облик военкома,Его усмешки добрый и сухойИ зоркий блеск —Мне хорошо знакомый —Из-под очков в оправе роговой.А главное —Что знала вся бригада,Чего и мне не позабыть вовек —То ощущенье, будто с вами рядомЖивет такой надежный человек,Который вправе поучить вас жизниЖивой и настоящей, без прикрас,И прямоты,И верности отчизне,И скромностиПотребовать от вас. _____
Рождалось утро, тихое, простое,Был крови след ему невыносим.И кони, сбившись в кучу, спали стоя,И неземные травы снились им.А тут же на виду лежали рядомИ агрономы, И учителя,И ветерок летел, неся прохладуИ волосы у мертвых шевеля.
Костры на площади блестели.ПрямоПлыл синий дым.Награбленная снедьВ котлах варилась воинам исламаПод небом, начинающим бледнеть.Теперь они, вкусив отраду битвы,На душных кошмах все поразлеглись,Покамест звуки утренней молитвыНе понеслись в мерцающую высь.И снова похвальбы гортанный громИ треск костра сходились воедино.Где площади базарной серединаБыла большим украшена ковром.Там наконецУ жаркого котлаНеколебимо, как на поле бранном,Над розовым, дымящимся бараномСклонился просвещенный Файзула.Он руки окропил перед едою,И светел был суровый лик вождя,Раздвоенной широкой бородоюНа самого эмира походя.И клокотанье огненного жираНаполнило басмаческий базар,И он притих перед началом пира…И это все увидел комиссар.
Глава пятая
Вождем, который понял обстановку,Был здравый смысл отваги.В тот же мигОн поднял сам наперевес винтовкуИ бросился на площадь напрямик,Где басмачи глазам своим сначалаОтказывались верить наотрез.Но так «ура» над площадью звучалоИ пулемета монотонный трескТак был однообразен,Что казалось,Как будто он звучит сто тысяч летИ никогда не смолкнет.И усталостьПришла и молвила:«Спасенья нет».
Тогда шпион и увидал впервыеПять человекИ легкий пулемет,Потом очки блеснули роговые…Не каждый это, может быть, поймет,Но, странным ощущением влекомый,Он цепенел,Почти лишенный сил,Покамест ромб в петлице военкомаНе различил.И вдруг сообразил,Что шла сюда дивизия.И тотчасСкомандовал, чтобы бежали все.А наверху работал пулеметчикСовсем один — в рассвета полосе.
Минуты шли,И призрак смерти близкойЗа ними брел,Беря за пядью пядь.Российский прапорщик,Шпион английскийПонять не мог,Что было их не пять,Людей, снабженных сотнею патронов,И не дивизия;Что с ними в бойСто семьдесят шагало миллионов.Объединенных братскою судьбой;Что с ними были в битве превосходной,Простертые от самого Кремля,И небо в самолетах быстроходных,И танками покрытая земля.
А площадь шевелилась, как живая,Верблюд метался — неизвестно чей,И пулеметчик счастлив был, сажаяЗа пулей пулю в спины басмачей.Над ним заря суровая застыла.Но, все для военкома заслоня,Мелькнул на солнце огненный затылок,И военком прицелился в коняИ выстрелил.И сразу конь немногоОтяжелел,Задергал головой,Задумался…И — рухнул на дорогу,И придавил у прапорщика ногу,И кончил годы жизни боевой. _____
Над площадью,Как над лесной поляной,Дрожала тишина в заре стеклянной.Что ж, прапорщик!Укрывшись темнотой,Тебе бы затеряться на чужбинеСнежинкою на ледяной вершине,Песчинкою в пустыне золотой…Нет. Все равно.Дела твои плохие.Взгляни на женщин:В ясном свете дняТы видишь их глаза,Он и сухиеОт ненависти черного огня.И беспощадный день проходит мимо…Он сединой, как серою золой,Твою башку покрыл неумолимо.И ты пошел — веснушчатый и злой.Теперь по многочисленным приметамТы в самом деле наконец узнал,Что на пути к свиданью с МагометомТебе остался только трибунал. _____
А через день уже видали горы,Открыв ветрам сияющую грудь,Как проходили эскадроны в городИ военком летел в обратный путь.Внизу в живых источниках Востока —Арыках, полных желтою водой, —Среди полей, раскинутых широко,Таджикистан трудился молодой.И дети шли, не ведая печали,Варился плов на пламени с утра,И красным перцем мясо заправлялиПрославленных обедов мастера.И вся равнина пела.И над неюУже незримо колыхался зной,И хлопок цвел, блестя и пламенеяПочти честолюбивой белизной.И рвущееся горною рекоюНеукротимой жизни торжествоНавеки было создано рукоюБесчисленных товарищей его.И он летел — старик,—Смеясь над тленом,В больших очках,Высокий, полный сил,Хоть был по виду не совсем военнымИ орденов обычно не носил.
Заключение