К концу дня сбруя была вычищена и починена, лошади осмотрены, все готовы, вооружение и копья с древками из кизила лежали в соломе в корзинах, которые повезут вьючные животные. Взяв попону, которую нужно было подшить, Киний перебрался от загона под одинокий дуб на краю поместья, но ему трудно было держать глаза открытыми. Близящийся обед напоминал ему о девушке, сестре Аякса, и о том, что это могло означать: дом, безопасность, работа. Сами разговоры о ней напоминали о том, что он уже много месяцев не знал женщины. Вероятно, с тех самым пор, как оставил войско. Определенно. И контраст казался таким сильным. Даже не видев сестры Аякса, он представлял ее себе — хотя бы в облике собственных сестер. Скромная. Спокойная. Красивая, преданная, осторожная. Возможно, умная, но определенно невежественная, не умеет поддержать беседу.
В годы службы самая долгая связь была у него с Артемидой. По-видимому, имя не настоящее. Эта продажная девка тащилась за войском, хотя требовала, чтобы ее называли гетерой, утверждая, что когда-то была ею. Крикливая, не скрывающая своего мнения, страстная в любви и ненависти, привыкшая пить неразбавленное вино, она повидала войну больше многих мужчин, хотя ей еще не исполнилось двадцати.
Она заколола македонца, пытавшегося взять ее силой; она спала с большинством воинов в его отряде, принимала их как своих, и они принимали ее. У нее была собственная лошадь. Она могла наизусть читать целые строфы Гомера. Умела танцевать все известные людям танцы, все военные спартанские танцы, все танцы в честь богов. Ночью перед битвой она пела. Как и Никий, она родилась в борделе близ афинской агоры. Ярая патриотка, она заставила всех в отряде, даже коринфян и ионийцев, выучить гимн Афине:
Вперед, Афина, сегодня и всегда,Позволь нам увидеть твою славу!Мы молим тебя, о дева и царица,Даруй твоим слугам победу!
Она сколотила из своих поклонников отряд, разбирала их ссоры и правила ими. Она внушила им чувство собственного достоинства. А однажды ночью сказала Кинию: «В этом войске девушке нужны два качества: жесткое сердце и мягкая п…а. Это, конечно, не Гомер, но бьюсь об заклад, что именно этим отличались девушки Трои».
Артемида прекрасно умела выбрать отряд, а в нем самого сильного мужчину, и оставалась с ним, пока он не погибал, или пока ей не наскучит, или он в чем-то ее не подведет. С тем, кто не мог ее содержать, она не связывалась. С Кинием она была целый год — и в лагере, и в городе. Она ушла от него к Филиппу Контосу, македонскому гиппарху — мастерский ход, и Киний не возненавидел ее за это, хотя сейчас, сидя с закрытыми глазами под деревом на берегу Эвксина, понял, что ожидал ее возвращения.
Как с женщинами, так и в жизни. Он не очень надеялся стать земледельцем.
Он уснул, и Посейдон послал ему сон о лошадях.
Он ехал верхом на высокой лошади — или он сам был лошадью; они вместе плыли по бесконечной травяной равнине — плыли, уносились галопом все дальше и дальше. Были и другие лошади, они следовали за ним, пока очи не оставили травяную равнину и не оказались на равнине из пепла. Тогда лошади заржали и отстали, и он ехал один…
Они были в реке — у брода, полного камней. На противоположном берегу — груда плавника высотой с человека и одинокое сухое дерево, а на земле под копытами лошади — тела мертвецов…
Киний проснулся, протер глаза и задумался, какой из богов послал ему этот сон. Потом встал и пошел в домовую баню. Здесь он отдал рабыне свой хитон, попросил отжать и дал ей несколько оболов за хорошую работу. Она принесла ему несколько кувшинов горячей воды, помыться. Рабыня привлекательная — немолодая, но с хорошей фигурой, широкоскулая, с татуировкой, орлом, на правом плече. Киний подумал о соитии, но рабыня не хотела, и он не стал настаивать. Может быть поэтому он получил прекрасно выстиранный и выглаженный хитон с отутюженными складками, ослепительно белый, так что в нем Киний стал похож на статую сына Лето[27] в Митилене. Рабыня приняла его благодарность сдержанно, кивнув, но стараясь не приближаться к нему. Он подивился обычаям этого дома.
Обнаженный, он прошел туда, где стояли лагерем его люди. В мешке у него лежало несколько хороших вещей под стать хитону. Хорошие сандалии, легкие и прочные, с ремешками из красной кожи, помогавшими скрыть шрам на ноге, но плащ только один — походный, когда-то синий, сейчас он выцвел, стал пыльно-голубым. Зато прекрасная застежка для плаща — две головы Медузы из блестящего серебра, сработанные лучшим афинским ваятелем и литейщиком. Бормоча молитву, он застегнул старый плащ и набросил его на плечи. У костра были только Диодор и Никий. Остальные пошли на рынок выпить. На симпосий их не пригласили, и, поскольку большинство своим происхождением не уступали Кальку, они были обижены. Агий, Лаэрт и Гракх знали Калька с детства. Их рассердило то, что он обращается с ними как с низшими.
У Диодора был сосуд с хорошим вином, и Киний, одеваясь, выпил с Кеном и Никием.
Никий протянул ему красивую застежку для плаща — добычу из Тира.
— Сбереги Медуз для более достойного хозяина, — сказал он.
Что сказал бы Кальк, узнав, что родившийся в Афинах раб считает Киния плохим хозяином? Вероятно, презрительно фыркнул бы. Но тут его размышления о Кальке были прерваны.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Никий.
Киний обернулся и взглянул через плечо. В загон въезжал одинокий всадник. Кен рассмеялся.
— Ателий! — взревел Киний.
Скиф приветственно поднял пыльную руку, перебросил ноги через спину лошади и одним гибким движением оказался на земле. Легким хлыстом коснулся бока лошади, и та прошла через ворота в загон.
— Хорошая лошадь, — сказал скиф и протянул руку к сосуду с вином.
Кен без малейшего колебания отдал ему сосуд. Скиф сделал большой глоток и рукой утер рот. Тогда Кен сжал его в медвежьем объятии.
— Пожалуй, ты мне по нраву, варвар! — сказал он.
Скиф либо не понял его, либо решил оставить его слова без внимания.
— Куда ты идти? Идти завтра? Да, да?
С дороги доносились голоса. Прибыл Изокл с семьей. Уже поздно.
— В Ольвию, — сказал Киний.
Скиф посмотрел на него. Потом, словно всегда входил в их круг, вернул сосуд Кену.
— Долго, — сказал он. — Далеко.
Его греческий был совсем не варварским. Те немногие слова, что знал, он произносил верно, но понятия не имел о падежах.
— Десять дней? — спросил Диодор.
Так говорили купцы.
Скиф пожал плечами. Он смотрел на лошадь.
— Поведешь нас? — спросил Киний.
— Мой идти с тобой. Ты идти. Хорошая лошадь. Да?
— Думаю, это договор, иларх, — сказал Никий. — Я только буду присматривать за этим парнем, верно?
Кен покачал головой.
— У нас с Ателием общее увлечение. Пошли выпьем, друг мой.
Ателий улыбнулся.
— Ты мне тоже нравиться, эллин, — сказал он Кену.
И они вдвоем направились к винным лавкам города.
Никий взглянул на Диодора.
— Думаю, нам с тобой стеречь лагерь.
— Пока я буду обедать? Отлично. — Киний улыбнулся. — Если мы сможем его удержать, из него выйдет отличный лазутчик.
Никий подождал, пока Кен со скифом ушли за пределы слышимости.
— Он очень умен.
Киний тоже заметил ум скифа, но удивился тому, что и Никий подтверждает ею оценку.
— В каком смысле?
Никий показал на лошадь.
— Если бы он остался с нами, разве мы доверяли бы ему в степи? И он показал, что умеет ездить верхом. Разумно после этого доверять ему.
Киний согласился и ответил:
— По-своему ты не меньше философ, чем этот спартанец, Никий.
Никий кивнул.
— Я всегда так считал. И если он философ, то я гиппарх.
— Просвети меня.
Кинию не терпелось уйти, чтобы вовремя оказаться в доме Калька, но Никий нечасто заводил разговор, зато когда говорил, стоило послушать.
— Я слышал от Диона о том, как он бросил копье. И плыл целый час. Может, и больше, прежде чем ты его спас. Спартанский ублюдок. Он сейчас не в форме — не знаю почему. Но он из военачальников, спартиат.[28] Они все крепкие. Настоящие машины для убийства.
— Буду иметь это в виду, — сказал Киний.
— Не женись на девушке, пока не выполним наш договор, — сказал Никий.
Отпущенный гиперетом, Киний направился к дому. Он все еще думал о словах Никия, когда обнаружил, что возлежит на одном ложе со спартанцем.
— Надеюсь, ты не возражаешь против того, чтобы разделить со мной ложе, — сказал Филокл. — Я попросил Калька пригласить меня. Думаю, он отпустит Аякса с тобой.
— Спасибо.
От спартанца уже сильно несло вином. Киний слегка отодвинулся.
— Уходите завтра?
— Да.
— В Ольвию?
— Да. С этим городом у нас договор.
