От спартанца уже сильно несло вином. Киний слегка отодвинулся.
— Уходите завтра?
— Да.
— В Ольвию?
— Да. С этим городом у нас договор.
Киний обнаружил, что ему трудно разговаривать с Филоклом, который не считался с условностями. Все остальные гости: Изокл, Аякс и закутанная в ткань фигура — должно быть, женщина, — вежливо ждали, пока их познакомят с почетным гостем.
— Возьмешь меня с собой?
Филоклу явно не нравилось просить: где-то близко под поверхностью чувствовалось скрываемое высокомерие.
— Ездить верхом умеешь?
— Не очень хорошо. Но могу.
— А готовить можешь?
Киний хотел побыстрее покончить с этим — Изокл ежится, они ведут себя очень неучтиво по отношению к остальным гостям; почему бы Филоклу не дождаться окончания пира? Но говорить сразу «да» он не хотел.
— Нет, если вы захотите это есть. А так могу.
Киний посмотрел на Изокла и попытался мысленно передать ему: «Я знаю, что невежлив. Но я в долгу перед тем, кому спас жизнь». Изокл мигнул. Одним богам ведомо, что он подумал о происходящем.
— Я беру тебя. Это может быть опасно, — добавил Киний с запозданием, когда это уже было неважно.
— Тем лучше, — ответил спартанец. — Боги, какие мы невежи! Надо поздороваться с остальными гостями.
Изокл и Аякс ответили на приветствие и заняли места на ложах. Девушка исчезла; вероятно, ушла на женскую половину, в другую часть дома.
Обед состоял из рыбы, очень хорошей; затем был подан омар, слегка недоваренный, и снова рыба — как раз такое питание только вареной и жареной пищей, на которое жаловались афинские блюстители нравов. Разбавленное вино ходило по кругу, кувшины с ним приносили рабы, а Кальк сам смешивал его с водой. Он единственный возлежал один и начал разговор, стараясь занять всех гостей: войны царя-мальчика из Македонии, высокомерие царя, назвавшегося богом, отсутствие почтительности в младшем поколении, за исключением Аякса. Несмотря на благие намерения, Кальк в основном произносил монологи, высказывая свое мнение по каждому из предметов обсуждения. Аякс почтительно молчал. Изокл не ввязывался в спор, как ожидал Киний, а Филокла полностью поглотили перемены рыбных блюд, как будто он больше не надеялся когда-нибудь хорошо поесть.
Вслед за последней переменой принесли чаши с водой, и все мужчины омыли руки и лица.
Кальк поднял чашу с вином.
— Это поистине семейный обед, — сказал он. — За Изокла, моего соперника и брата, и за Киния, которому я обязан всем, чего достиг. — Он немного плеснул на пол — возлияние богам, — выпил вино и перевернул чашу, показывая, что она пуста. — Так как мы семья, боги и богини не рассердятся, Изокл, если твоя дочь нам споет.
— Я не мог бы согласиться охотней, — ответил Изокл. Он налил полную чашу вина и поднял ее. — За Калька, пригласившего нас на прекрасный обед, и за Киния, которого мы надеемся многие годы видеть среди нас.
И он тоже произвел возлияние.
Киний понял, что настала его очередь. Он чувствовал себя неловко, чужаком. Взяв полную чашу, он приподнялся на ложе и сел.
— За гостеприимство Калька и за новых друзей, потому что новые друзья — лучший дар бессмертных с высокого Олимпа.
И он осушил чашу.
Тут чашу взял Филокл и встал. По лицам Калька и Изокла Киний понял, что Филокл поступил неверно: ему, как и Аяксу, не полагалось произносить тосты. Тем не менее он сказал:
— Посейдон, повелитель лошадей, и Киний спасли меня из моря, а Кальк своим гостеприимством снова сделал меня человеком. — Его возлияние богам составило полчаши, остальное он выпил. — Нет связи крепче, чем связь гостя и хозяина.[29]
И он снова опустился на ложе.
Аякс узнал цитату и зааплодировал. Изокл приветственно поднял чашу. Даже Кальк, который с трудом переносил присутствие спартанца, кивнул и благодарно улыбнулся.
Из глубины дома появились две женщины с открытыми лицами, с волосами, зачесанными высоко, в красивых пеплосах из тонкого льна. Старшая — должно быть, жена Калька; Киний, который прожил в доме уже три дня, видел ее впервые. Рослая, складная, длинноногая, грациозная, она высоко держала голову. Конечно, из-за ее лица не вступили бы в бой тысячи кораблей: довольное выражение и очевидный ум заменяли ей красоту. Она улыбнулась собравшимся.
— Вот Пенелопа, — сказала она, не поднимая глаз. — Дочь Изокла. А я просто посижу и послушаю, если позволено.
Она ни разу не подняла глаз, не назвала своего имени — образец скромности матроны. Вероятно, детей у Калька нет, во всяком случае, Киний их не видел.
У Пенелопы большие круглые глаза, их взгляд метался по комнате, как у испуганного зверька. Вспоминая о необходимости быть скромной, девушка опускала их, но потом снова поднимала и искала новую добычу.
Киний решил, что она, наверно, никогда не выходила в общество, не присутствовала на обеде мужчин. Сам он часто ел с сестрами и пересказывал им события дня и сплетни из гимнасия, но не всем девушкам так везет.
Волосы у нее черные, а кожа более приятного цвета, чем у большинства. Длинная шея, длинные руки, хорошо вылепленные кисти. Она очень привлекательна — женский вариант Аякса, но Киния тревожили ее взгляды исподлобья: очень уж похоже на животное в клетке. А он после Артемиды не слишком высоко ценил скромность.
Он почувствовал легкое разочарование. Но чего он ждал?
Она вдруг запела, и голос у нее оказался чистый и приятный. Спела песню с праздника урожая, потом любовную песню, которую Киний слышал в Афинах, а потом три песни подряд, новые для него, чьи мелодии показались ему чуждыми. Пела она хорошо, уверенно, но негромко. Потом спела оду и закончила гимном Деметре.
Все захлопали. Филокл ущипнул себя за руку и широко улыбнулся.
Встал Изокл.
— Не все родители столь снисходительны к своим детям — я о том, что она поет песни, предназначенные для мужчин. Но мне кажется, у нее дар, посланный сыном Лето, и ей позволительно оттачивать его и даже демонстрировать, разумеется, с должной скромностью. Что она и делает, прошу прощения за свои слова.
И он посмотрел на Киния.
Киния раздражало, что он снова оказался в центре внимания. Он видел, что жена Калька смотрит прямо на него — у нее красивые глаза, пожалуй, самая выигрышная ее черта; все выжидательно уставились на него. Я здесь всего три дня, а мне уже отвели роль ухажера.
— В глазах богов нет ничего более уместного или скромного, чем если Пенелопа покажет друзьям и семье свои таланты, — объявил он. По их поведению он понял, что сказал не то, чего от него ждали: годы командования людьми приучили его быстро читать по лицам; сейчас его слова приняли не лучшим образом. Но что он мог сказать? Хвалить ее пение или наружность значило бы презреть искусственные ограничения этого «семейного» собрания. Неужели он должен поддаться внезапному порыву и объявить себя претендентом на ее руку?
Да провались они все, внезапно рассердился он.
Филокл рядом с ним передвинулся на ложе и встал.
— В Спарте женщины общаются с мужчинами на публике, так что прошу извинить мою неотесанность. Но Пенелопа поистине воплощение скромности: музы должны любить девушку, которая так прекрасно поет.
Киний взглянул на Филокла; тот слегка покачивался, словно пьяный, а ведь выпил совсем немного. Его комплимент приняли очень хорошо; жена Калька, например, улыбнулась и кивнула. Изокл казался довольным.
Молодчина, Филокл. Киний ущипнул Филокла за руку, когда тот садился. Филокл улыбнулся и бросил на него взгляд, говоривший: «А ты слишком медлителен. Объясню позже, болван».
Изокл снова встал.
— Так как я балую своих детей, я воспользуюсь присутствием здесь Киния, главного гостя на этом обеде. Окажи любезность и возьми с собой в Ольвию моего сына.
Прилюдно, чтобы я не мог отказать. По сравнению с этим просьба Филокла — образец вежливости. Киний бросил взгляд на жену Калька. Та смотрела с интересом.
— Есть у Аякса хорошая лошадь? — спросил Киний.
— Похуже твоих. Наши лошади легче, пригодны только для бегов за агорой.
Киний посмотрел на Изокла.
— Если он поедет со мной, ему понадобятся деньги, чтобы купить вооружение и экипировку в Ольвии — здесь у вас этого нет, я смотрел на рынке. Два тяжелых боевых коня и легкая лошадь: вероятно, его скаковая лошадь слишком изнежена для такой работы. Несколько плотных хитонов. Большая соломенная шляпа, какие рабы надевают в поле, — чем больше, тем лучше. Два копья, хорошие, с древком из кизила и с бронзовыми наконечниками. Поножи, защищать ноги во время маневрирования. И меч. Я хотел бы, чтобы у него был меч для конного боя. Я научу Аякса им пользоваться. Ты хорошо ездишь верхом?
Аякс скромно потупился.
— Довольно хорошо.
