Никий посмотрел на парня и пожал плечами.
— Что еще он сказал?
— Что нас всех убьют геты.
— Вряд ли, — философски ответил Никий, но положил руку на амулет. — А кто такие геты?
— Народ Кракса. Фракийцы с лошадьми. — Киний из-под руки осмотрел горизонт. Потом поманил Ателия. Тот подъехал. — Мы встаем лагерем здесь. Возьми Антигона и Лаэрта, поезжайте осмотрите местность и возвращайтесь. Понятно?
Ателий кивнул.
— Хорошо. — Он похлопал свою лошадь по холке. — Она хочет бежать. Я тоже.
И стал ждать, пока Антигон сядет в седло. Лаэрт, лучший лазутчик в отряде, уже сидел верхом. Вскоре они втроем скакали по равнине на северо-запад.
Остальные разожгли два костра и на один поставили котел. Приготовили постели из травы. Говорили, что ставить палатки не нужно, но Никий заставил, его серьезный голос и изощренные проклятия сопровождали работу. Киний не принимал в этом участия — если ничего не случалось, он оставался начальником и лишь наблюдал за остальными. Приказы обычно отдавал Никий, он же разрешал споры и распределял задания. Еще до наступления полной темноты трое уехавших вернулись и доложили, что к северу во всех направлениях следы лошадей, но непосредственной угрозы нет.
Забывать так легко. В мирные дни Киний помнил только хорошие времена и времена опасности. И никогда не вспоминал надоедливое бремя обычных решений, имеющих пагубные последствия. Например: удвоить дозоры и тем самым удвоить возможность предупредить неожиданное нападение; но вместе с тем утомить всех перед завтрашним походом. Или выставить обычные дозоры и знать, что любой из дозорных может уснуть, и тогда они узнают о нападении, услышав топот копыт и получив копье в живот.
Как всегда, он пошел на компромисс — что всегда чревато: велел удвоить дозоры на рассвете и включил в их число себя. Потом подозвал Кракса, велел ему расстелить одеяло рядом с Никием. С другой стороны будет спать Антигон. На этом Киний забыл о возможном побеге. Быстро поели, выставили дозоры, но задержались у костров: ложиться спать было еще рано. Распили последнюю амфору вина из Томиса, рассказывая друг другу о своих приключениях, смеялись, шутили. Аякс молчал и вежливо слушал, но глаза у него были широко раскрыты: он словно сидел рядом с Ясоном и аргонавтами.
Агий стал читать строки Поэта:
«Ну-ка, к другому теперь перейди, расскажи, как ЕпеемС помощью девы Афины построен был конь деревянный.Как его хитростью ввел Одиссей богоравный в акрополь,Внутрь поместивши мужей, Илион разоривших священный.Если так же об этом ты все нам расскажешь, как было,Тотчас всем людям скажу я тогда, что бог благосклонныйДаром тебя наградил и боги внушают те песни».Так он сказал. И запел Демодок, преисполненный бога.Начал с того он, как все и кораблях прочнопалубных в мореВышли данайцев сыны, как огонь они бросили в стан свой,А уж первейшие мужи сидели вокруг ОдиссеяСредь прибежавших троянцев, сокрывшись в коне деревянном.Сами троянцы коня напоследок в акрополь втащили.Он там стоял, а они без конца и без толку кричали,Сидя вокруг. Между трех они все колебались решений:Либо полое зданье погибельной медью разрушить,Либо, на край притащив, со скалы его сбросить высокой,Либо оставить на месте, как вечным богам приношенье.Это последнее было как раз и должно совершиться.Ибо решила судьба, что падет Илион, если в стеныПримет большого коня деревянного, где аргивянеБыли запрятаны, смерть и убийство готовя троянцам.Пел он о том, как ахейцы разрушили город высокий,Чрево коня отворивши и выйдя из полой засады;Как по различным местам высокой рассыпались Трои,Как Одиссей, словно грозный Арес, к Деифобову домуВместе с царем Менелаем, подобным богам, устремился,Как на ужаснейший бой он решился с врагами, разбившиВсех их при помощи духом высокой Паллады Афины.[35]
Все бурно приветствовали исполнение, как всегда делают ветераны, и шутили, сравнивая рыжеволосого Диодора с хитроумным Одиссеем. Первая стража окончилась еще до того, как все закутались в одеяла, не считая Филокла, который прямо с седла упал на постель и заснул.
Киний подошел к Аяксу, когда тот заворачивался в одеяло.
— Возьми, — он протянул Аяксу меч.
Аякс взял его, взвесил в руке и стал рассматривать.
Киний сказал:
— Положи под голову или держи в руке. — Он улыбнулся в темноте. — Через несколько ночей привыкнешь.
Сам Киний уснул, как только укрылся плащом. Он словно вернулся домой. Снилась ему Артемида, сон был недолгий, неотчетливый и определенно не из тех снов, что Афродита посылает мужчинам, но тем не менее хороший; Киний проснулся, когда менялась стража и люди в палатке заворочались; открыв глаза, он сразу очнулся, но расслабился, вспомнил сон и подумал, нет ли в его плаще какого-то напоминания о ней. Улыбнулся, снова уснул и проснулся, когда что-то тяжелое упало ему на ноги. Он помнил громкий звук — меч был у него в руке, он вскочил, вытащив его из ножен.
Антигон негромко сказал ему на ухо:
— Все в порядке, Киний, все в порядке. Твой мальчишка-раб пытался бежать, но я его сшиб с ног. Утром ему будет больно.
Тяжесть, свалившаяся ему на ноги, оказалась Краксом. Мальчишка лежал без чувств. Все остальные проснулись, унесли Кракса и закутали в одеяла.
— Куда он направлялся?
— Я не стал ждать, чтобы узнать это. Увидел, что он поднялся, и ударил его рукоятью меча.
Киний поморщился.
— Надеюсь, не насмерть. Разбуди меня к следующему дозору.
— Не бойся. Можешь один наслаждаться розовоперстой зарею.[36]
Киний уснул, думая об Антигоне, который не знает грамоты и, вероятно, никогда не читал «Илиаду». Он проснулся в третий раз и плеснул в лицо и на руки холодной воды. Руки за ночь распухли, суставы болели, и так тяжело он уже давно не просыпался. Люди на войне слишком быстро стареют.
Он взял из руки Антигона тяжелое копье. Аякс тоже встал. Киний приказал на рассвете удвоить дозор, и Никий поставил его в пару с самым неопытным и самым легкозаменимым — компромиссы, компромиссы…
— Прежде чем лечь, найди ему копье, — сказал Киний Антигону. Тот порылся в вооружении и принес копье. Он протянул его Аяксу. С копьем в руках тот казался в сером свете утра смущенным, как будто пришел на Олимп в отрепьях. И еще — нелепо молодым, красивым и свежим. Киний подумал: «Бьюсь об заклад, у него суставы не болят».
— Есть о чем доложить? — спросил он.
Антигон всмотрелся в север.
— Я что-то слышал. Далеко. Может статься, волк задрал оленя, но движение было тяжелое. Примерно час назад. — Он жестом показал на темную фигуру у дерева. — Не наткнись на варвара. Он и его лошадь спят.
Киний кивнул и подтолкнул Антигона к постели. Было уже так светло, что Антигон забрался в палатку, никого не потревожив, и не успел Киний обойти границы лагеря, как Антигон уже храпел. Аякс шел за Кинием, явно не зная, что делать.
Киний вместе с ним снова обошел лагерь, показал на два небольших возвышения, с которых дозорный видит на несколько стадиев дальше, остановился, чтобы с улыбкой взглянуть на Ателия, спавшего с уздой в руке и готового к мгновенным действиям. Потом велел Аяксу развести костер.
— Потом начинай чистить лошадей.
Аякс бросил на Киния первый за все время недовольный взгляд.
— Чистить лошадей? Я разбужу моего раба.
Киний покачал головой.
— Разведи костер, потом вычисти лошадей. Сам. Да как следует. Потом мы с тобой немного поездим, прежде чем будить остальных. И, Аякс, не вздумай обсуждать приказы.
Аякс повесил голову, но сказал:
— Другие же обсуждают.
Киний рассмеялся и ударил его.
— Когда убьешь с дюжину человек и отстоишь на часах тысячу ночей, тоже сможешь спорить со мной.
Ему нравилось стоять на карауле; замерев под деревом, он смотрел на серый горизонт на севере и западе. Слушал звуки птиц, смотрел, как кролик бежит туда, где причаливал паром, потом любовался соколом, который парил над устьем Истра. Он чувствовал, что они в безопасности: в такой глуши ощутить приближение неприятеля легко.
С час он наблюдал за тем, как Аякс по одной приводил лошадей, чистил их и снова стреноживал. Парень работал тщательно, хотя вид у него был вызывающий, какого Киний раньше не видел. Но он проверял копыта, протирал каждую лошадь соломой, осматривал глаза и пасть. Со знанием дела. Киний снова уставился на горизонт и удивился, когда Аякс подошел к нему, ведя двух лошадей: время пролетело быстро. Но руки перестали болеть, шея была не так напряжена, и Киний готов был проехаться верхом. Сев на лошадь, он подъехал к ближайшей палатке и постучал по клапану древком копья. Никий высунул голову.
