На сегодня я, что называется, отпросилась. Просто сказала Виктору Ивановичу, что я буду занята в суде.
Опять я тороплюсь. Бегу впереди паровоза. Так говорит Анатолий. Виктор Иванович – наш главный инженер. Это по должности, а для меня к тому же и главный мужчина-советчик. Он бывший полковник-инженер. А бывают ли бывшими настоящие военные служаки? Почти десять лет он служил на Байконуре. Авария на пуске – и вот он в запасе. Вернулся в родной город. Ни кола ни двора. Контейнер с мебелью и другим скарбом в буквальном смысле гниет на Московской товарной станции. Прописали, правда, его постоянно. Но куда? В то самое общежитие, где жила моя школьная подруга и умершая жена Анатолия Наташа.
Жена от Виктора скоро просто сбежала с действующим командиром в Плесецк. Забрала дочь и была такова. Жить в общежитии мужчине в возрасте сорока двух лет не пристало, и он снимает комнату.
Судари и сударыни (от слова «судачить»), не судите меня строго. Да, я помогла ему обстроить быт его. Да, он был благодарен мне. Да… И что дальше? Вот и помолчите. Мое это дело, и нечего призывать парткомы-профкомы! Это у Высоцкого смешно – ну, я с Надькою гулял, с тетей Пашиной. Так, что ли?
Но черт возьми меня с потрохами! Чего я тут высиживаю? Так можно все придатки-отдатки простудить. Скорее, скорее, куда глаза глядят. Лишь бы там было тепло и было чем закусить. Не отметить такое событие грех.
Бегом, бегом. Вот и улица Герцена. Чего это там светится? А светится это фонарь над входом в Дом композиторов. Дай Бог, чтобы на месте оказался его директор, мой хороший приятель Миша.
– Проходите, полковник-инженер, – говорит узнавшая меня вахтерша, – наш директор только что приехал из горкома.
На мой стук в дверь отзывается Миша. Его голос не спутаешь. Недаром, что ли, он почти год учился в консерватории по классу вокала.
– Входи уж, коль пришел, наш странник божий, – это фраза из партии оперы «Иван Сусанин».
– Миша, я к тебе. Один ты сможешь помочь мне, – стебаться, так стебаться.
– Тамарочка, девочка моя, – у него все особи в юбке девочки, – как я рад видеть тебя!
Врет и не краснеет. У него на коленях в юбке мини-мини восседает именно девочка. При виде меня она и не думает слезать с чресел Миши. А Миша продолжает:
– Знакомься. Это Ирочка. Представляешь, она музицирует на альте. Чисто мужской инструмент.
Я-то вижу, на чем она в настоящий момент – ни стыда, ни совести – «музицирует».
– Не буду мешать вам музицировать.
– Тамарочка, душа моя. Ты ничуть не мешаешь. – И девочке: – Побегай, крошка.
Альт-Ирочка спрыгнула, одернула юбчонку – и шмыг за дверь.
Миша – герой дня. Он пробил разрешение торговать в буфете ресторана при Доме композиторов водкой, коньяком и вином.
– Чего желаем, миссис Тайна, – Миша так шутит. Знал бы он, какую тайну я действительно ношу.
– Миша, сегодня для меня великий день. Октябрьский районный суд развел меня с Андреем.
– Это кто же?
– Не надо ерничать! Это мой муж. Единственный. Законный.
Пустопорожняя болтовня мне надоела.
– Прикажи накрыть стол в «гроте». Хочу праздника.
Как добралась до Большой Пороховской, я не помню. Разбудил меня телефонный звонок.
– Тамара Вениаминовна, – мой начальник, – я знаю, какие у вас проблемы, но и мы не без них. Попрошу, собирайтесь и не спеша двигайте в бюро. Есть для вас дело.
Что сказать? Я знаю, какое такое дело у него. Очередная командировка. Ее мне продлевали три раза, а я сидела в трюме новейшего крейсера и «добивала» представителей заказчика.
Лишь двадцать пятого декабря они подписали все необходимые документы. Значит, будет у нас премия. И немалая. Какой заказ сдали!
Все к одному. Я свободная женщина. Дела у меня идут отлично. У меня приличная сумма на сберкнижке. Я живу в хорошей квартире. Отец, слава Богу, пошел на поправку. Врачиха мне сказала:
– Если бы не его жена, не знаю, смог бы он выкарабкаться.
Жена это не мать моя, а Наташа. Она уже не работает секретарем-машинисткой у отца. Она ныне заместитель начальника отдела изобретения и рационализации. Что же. У Наташи все-таки высшее образование.
И все же. И все же. Вот сижу одна. Через двенадцать часов Новый год. В моем холодильнике есть все для праздничного стола. Шампанское я не покупаю, а вернее, не достаю принципиально. Эка загнула. Тоже мне принцип – не пить шампанское.
У меня вместо него отличнейшее вино. Грузинское. Из Тбилиси. Мой товарищ по работе был там в командировке и привез несколько бутылок. Мне досталась бутылка хванчкары.
Ну и что, что открыла баночку икорки? Вот допью эту рюмку и пойду под душ.
Отступление.
Мы записываем это в то время, когда повсеместна мобильная телефонная связь. МегаФон, МТС, Билайн и прочая. Тогда же ничего такого не было, и оттого Тамара Вениаминовна, стоя под струями горячего душа, не услышала звонка телефона.
А звонил ей с трудом разыскавший ее далекий друг детства Женя, что на каникулы уезжал к маме в Куялово.
Подождем и поглядим, что будет дальше.
О том, что пока я наслаждалась водой в душе, недаром я по гороскопу Рыба, мне звонил Женя, я узнаю скоро.
Вы помните, что, опорожнив стопку с водкой, я встала под душ. Надеюсь, ваши головы не так забиты хлопотами подобно моим.
Торопиться мне некуда, и, наскоро высушив волосы феном, я вышла из дома. Может быть, повезет и куплю елку. Вообще-то я не такой уж ярый приверженец этого идущего из веков обряда – наряжать дерево. У нас это ель, на югах – пальма. И все же.
Народ мечется, как ошпаренный. Ну что за напасть такая! Целый год они ждали этого дня. Вырвать, достать, раздобыть всякой снеди и выпивки только для того, чтобы ночью (!) все это съесть и выпить. А утром мучиться изжогой, коликами, тошнотой и синдромом похмелья. Абстиненция им не грозит. Им бы выпить сто граммов водки да «полирнуть» пивком. Потом спать до утра следующего дня и с больной головой отправиться на работу.
Хорошо, что накануне выпал снег и у нас на Охте он еще не размазан в грязную жижу. Купила в ларе блок сигарет и две бутылки лимонада «Дюшес». Во дворе какого-то дома села на скамью и закурила.
Откуда-то сверху из открытого – и это зимой – окна раздалось:
– Убью, сука.
Жизнь прелестна, когда тебя никто не грозится убить. Знаю, тот, кто грозится, не убьет. Так и есть. Вот уже другие слова:
– Лебедь моя, так я же без тебя жить не могу.
Послушайте, граждане, в какое время и где мы живем? Это что – времена Мишки Япончика и это Одесса? Я вас спрашиваю.
– Мадам, – появляется передо мной фигура.
– Чего тебе? – иначе с такими нельзя говорить.
– Мадам позволит присесть рядом?
– Катился бы месье куда подальше.
Не сдвинулся ни на сантиметр.
– Мы вас, мадам, тута раньше не видели. Вы новенькая? Надо бы прописаться.
Куда я попала? Там орут, что убьют. Тут чуть ли не угрожают.
– Это как же? – не брошусь же я наутек от этого типа.
– С вас, учитывая вашу образованность и вид, сгодится четвертинка или ноль семь красненького.
– Вот что, гражданин хороший, валил бы ты отсюда. Не мешай отдыхать!
– Напрасно вы так, – тихий, скромный пьяница ушел семенящей походкой.
Мне бы сорваться с места и нестись отсюда. Нет, я продолжаю сидеть. Даже еще сигарету раскурила.
Через минуту-другую из подъезда, куда скрылся тот мужик, выходят трое. Он и еще три амбала. Бежать поздно.
– Мадам, мы не хотим никаких ненужных терок.
– Что такое терка, я знаю. На ней мне папа тер морковь. И мне в данный момент не нужна терка. Мне просто нечего тереть.
– С понятием дамочка, – сказал самый толстый из них.
– Так что же – так и разойдемся? – пропищал второй толстый.
– С откатом, – выдавил из себя третий.
– С каким таким откатом?
– Она придурошная, – подытожил нашу дискуссию первый.
– Смотри, Гвоздь, какие цацки на ней, – второй толстый ткнул своим пальцем мне в грудь. Там брошь, доставшаяся мне от самоубиенной свекрови.
– Соответствует, – сказал первый и рванул цепочку.
Так я лишилась этой броши. Что же, все справедливо. Не твоя она, Тамара, не тебе в ней и красоваться.
Отступление.
Откуда было знать Тамаре Вениаминовне, что она решила отдохнуть во дворе, где по учету райотдела милиции находился наркопритон. Тот, кого Тамара Вениаминовна называет первым толстым, был там как бы начальником охраны. И принял женщину, вот так просто расположившуюся на скамье прямо под окнами притона, за сексота милиции. Бывало уже такое. Как удалось Тамаре Вениаминовне избежать худшего? Одно объяснение этому. Ее обаяние и предновогоднее настроение бандитов.
Бегом, не разбирая дороги, я помчалась к своему дому. Скорее, скорее за дверь и запереть ее на все замки. Их у меня два. Обычный французский и новинка – самодельный ригельный. Чудо техники.
Не снимая сапожек и всего прочего, я рванула на кухню. Большой глоток водки успокоил мою нервную систему. Мне стало смешно, и я засмеялась. От души. Я остановилась, когда мои глаза увидели часы.
